Филиппов Роман Анатольевич : другие произведения.

Kamazутра

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


   КамаZутра
  
  
   ***
   Когда я увольнялся, водитель Камаза Бричкин сказал: "Год со мной отъездил, теперь сможешь и в космос полететь".
   Я посмотрел на нашего железного мустанга. Точно, думаю, по галактикам мотался. Кабина в пятнах ржавчины, фары потрескались. Обшивка фуры топорщится в разные стороны. Даже жалко его стало.
   Целый год Камаз был мне домом на колесах. Но шеф зарплату не прибавил, и я хлопнул дверью. Терять здесь все равно было нечего.
   ***
   А начиналось, как обычно, довольно весело. Мне положили оклад, командировочные и продуктовый паек. Дали восемь городов, 25-летний Камаз и абсолютно безбашенного водилу. Я стал руководителем направления. Это значило - грузчиком, экспедитором, инкассатором, товароведом. И все за одну зарплату. Любят у нас хозяева работника Балду.
   В первой же поездке мы с Бричкиным поссорились. Я закурил и попытался открыть боковое треугольное окошко. Оно отвалилось.
   -Не трогай здесь ничего, бля-я-а! - заорал Бричкин. -Сначала спроси, потом трогай!
   Пока он с ожесточением прикручивал деталь, я внутренне накалялся. Не люблю, когда на меня орут. Помирились мы только вечером, когда основательно выпили в гостинице после трудового дня.
   По трассе Бричкин гнал больше сотни. Фура болталась сзади, как пустое ведро у телеги. Дорожные неровности ощущались всем телом. Когда мы попадали в большую яму, на голову высыпалось содержимое верхнего бардачка. Бричкин ржал и поддавал газу. Скоро я к этому привык.
   Он был водителем первого класса, за тридцать лет ни разу не попадал в аварии, а самая длинная его командировка составляла тридцать дней. Пока ехали от одного города до другого, можно было спать спокойно.
   В тонкости рабочего процесса я вник за две недели. Потом все делалось на автомате - сбор заявок, погрузка товара, печать на накладной, деньги, отчет. Единственной живой струей были сами поездки по области. Бричкин говорил: "Главное быть подальше от конторы и от начальства". Я соглашался. И каждую среду мы с облегчением отправлялись в наше путешествие. Особенно вдохновляло то, что никогда нельзя было предугадать, чем оно закончиться на этот раз.
   В один из ноябрьских дней, я по обыкновению задремал. Потом услышал громкий скрежет. Бричкин утопил педаль тормоза в пол и посмотрел на меня с недоумением.
   -Что это было, - спросил я.
   -Хер знает, сейчас посмотрим.
   Мы вылезли на обледенелое шоссе. Обошли кабину. Бензобак нашего Камаза лежал одним боком на асфальте. Железная бочка, в которой было двести литров солярки. Оказалось, что лопнул кронштейн.
   -Что делать будем? - спросил я.
   -Не знаю, - ответил Бричкин. - За тридцать лет первый раз такое вижу.
   Выход был только один. Открутив провода и второй кронштейн, мы поставили бочку "на попа". Кое-как дотолкали ее до обочины и опрокинули. Когда слили столько, что бензобак можно было поднять, мы взгромоздили его на раму. Просто положили. Бричкин прикрутил провода и медленно тронулся. Так мы добрались до хлебозавода, где разыскали сварщика. Узнав, ЧТО у нас за поломка, он вытаращил глаза.
   -Если бы в баке был бензин, а не соляра, - сказал мне Бричкин, - взлетели бы на воздух.
   -Позвоню, обрадую шефа, - сказал я.
   -Скажи лучше суке, чтобы новую машину нам покупал.
   -Ага, прям сейчас и побежит.
   Я набрал номер на мобильнике, и трагическим тоном сообщил прискорбную весть.
   -Как же так? А что же теперь? - залепетал растерянный шеф. С перепугу он подумал, что бензобак мы потеряли совсем. Вот кретин.
   Я выдержал паузу и сказал: "Приварим на хлебозаводе".
   Мы решили стрясти с конторы за моральный ущерб. Сварщик запросил одну сумму, в отчет я записал другую. Разницу мы поделили между собой.
   Зато, теперь у нашего Камаза бак был приварен основательно. За этот агрегат можно было не беспокоиться. Но на старый автомобиль, как на старого человека, всегда нападала какая-нибудь хворь. Например, отцеплялся тормозной тросик. Бричкин жал на тормоз, а тормозов не было. Бляядь!
   Вылезаем, откидываем кабину. Даже вдвоем это сделать очень тяжело. Бричкин зацепляет этот тросик за педаль, насколько я в этом разобрался, потом кабину возвращаем на место. Трогаемся, тормозов опять нет. Бляяядь! Операция выполняется заново.
   Хорошо, что этого никогда не случалось на больших скоростях. Видимо, у нашего Камаза было чувство самосохранения.
   В сильный дождь протекала крыша с моей стороны. Я смещался поближе к центру и смотрел, как маленький ручеек устремляется вниз и натекает под дверь. Но сильный дождь - явление редкое. Проблем хватало и без него.
   У Камаза отлетало все. Водитель, даже такой опытный, как Бричкин, не мог уследить за каждым болтом. А шеф на качественный осмотр механиком жалел денег. Его беспокоило только одно - каждый раз Бричкин приносил ему чек для оплаты или требовал денег на какую-либо деталь. Он стал подозревать, что водитель просто разводит его на бабки. Шеф заткнулся, когда Бричкин пришел в контору с целым ящиком ржавых внутренностей машины, и с грохотом поставил его на стол. После этого шеф больше не заикался и исправно оплачивал амортизацию.
   Однако, замдиректора, отвечающий за техническое оборудование и транспорт, отказался подписывать путевой лист. Бричкин как-то сказал ему: "Случись что, сядем оба, твоя же подпись стоит". Иваныч обхезался и перестал ставить свою подпись. Так мы без нее и ездили. С чистым листом.
   И все-таки Бричкин лукавил, изображая альтруиста. Все его крики по поводу того, что на этой машине нельзя ездить, носили больше декларативный характер. Камаз приносил водителю изрядный доход. Старая машина сжирала чертову уйму солярки. На этом делалась вторая зарплата. Топливо покупалось намного дешевле, чем было указано в чеке. Чек сдавался в бухгалтерию, деньги оседали в кошельке у Бричкина. Плюс запчасти. Наваром с запчастей Бричкин со мной часто делился. Захочется мне вдруг красиво пожить. Я говорю: "Давай, у нас что-нибудь сломается". Или Бричкин, когда был в хорошем расположении духа, заявлял: "Сегодня пропьем диск". Он покупал щетку и баллончик с черной краской. Счищал с колесного диска всю грязь и ржавчину. Наносил равномерно краску в несколько слоев. Мы любовались новеньким, как из магазина диском. А потом покупали на трассе чек, и я сдавал его в бухгалтерию. Объяснял, что мол, диск лопнул, пришлось его заменить. Деньги же с пользой тратились в гостиничном ресторане или местном кабаке.
   Я так и не понял логику жаднющего шефа. За два последних года он потратил на ремонт Камаза и солярку миллион рублей. Вполне мог приобрести на эти деньги приличную иномарку или новый отечественный грузовик. Может быть, ему легче было расставаться с мелкими суммами еженедельно, чем один раз потратить много. А может, он думал, что без приключений нам станет совсем скучно возить его товары и приносить ему немалые барыши. Не знаю.
   Апофеоз Камазовых шуточек случился на трассе федерального значения Москва - Питер. У нас отлетела колесная пара. Болванка, весом килограмм 150.
   Ехали мы себе с ветерком до дома. Вдруг, нас подрезала легковушка и стала моргать фарами. Бричкин сбавил скорость. Легковушка затормозила, мы тоже. Вылезаем, спрашиваем, в чем дело. Водитель говорит, что у нас отлетело колесо и попало в Газель. Бричкин слегка побелел. Я обошел Камаз и на месте правой задней колесной пары обнаружил пустоту. Бричкин даже не стал смотреть. Сел в кабину и закурил. Через некоторое время приехала машина ДПС. Ко мне подошел майор и вежливо так спросил: "Это вы колеса потеряли?". Я сказал: "По всей видимости, мы".
   Через пол часа к нам подъехал второй наш водитель на ЗИЛе. Шеф явно испугался последствий, и сначала отказался приезжать. Но потом, все же, собрался с духом. Мы прибыли на место происшествия.
   Задняя часть Газели дорожных работников была всмятку. Они хмурой толпой приблизились к нам и, наверное, хотели отмудохать. Останавливало их, по всей видимости, только присутствие гаишников.
   Картина событий была такова. Дорожники закончили все работы, сели в машину, и только подняли стаканы, как их потряс страшный удар. Колесная пара нашего Камаза отделилась, врезалась в Газель и вылетела на встречную полосу. Через 150 метров летательный аппарат рухнул в придорожную канаву. Мы же ехали так быстро, что ничего этого не заметили. Чудо, что по оживленной трассе в этот момент никто не ехал. Иначе, думаю, были бы трупы.
   Рабочих успокаивали долго. Еще дольше шло разбирательство с сотрудниками ГИБДД. Затем мы вчетвером еле вытащили колесную пару из канавы и закинули ее в ЗИЛ. Светлый пиджак шефа был перепачкан грязью.
   Съездили в автомагазин и примотали специальным тросом сиротливо торчавшую ось. Я сел к шефу. Он подождал, когда Бричкин тронется, и поехал за ним. Через некоторое время шеф стал отставать, хотя его спидометр показывал 90.
   -Вот сука, Бричкин. Ты смотри, 110 едет. Он что, всегда так гоняет?
   -Да нет, не всегда, - я вяло пытался заступиться за пилота.
   В общем, Бричкин снова был самим собой, даже без колесной пары. Нам тогда, вправду, сильно повезло. Как и всем остальным.
   Не знаю, то ли шеф забашлял гаишникам, то ли контора заплатила штраф. Но наши приключения продолжились.
   ***
   Кроме меня, с Бричкиным никто не хотел ездить. Его все боялись. Я почему-то не боялся. Наоборот, я сам хотел ездить только с ним. С другими водителями была скука смертная, а не поездка. Вот мы и ездили вместе. Можно сказать, спелись.
   Бричкин был высок и жилист. У него было грубое лицо, испещренное морщинами. Его рукам с широкими запястьями позавидовал бы любой пират. При этом, он был щеголь в плане одежды, а про других наших водителей говорил - "деревня".
   Как и большинство профессиональных шоферов, вылезая из-за баранки, Бричкин чувствовал себя не совсем уютно. Я знал одного водителя, который мог с закрытыми глазами доехать куда угодно даже в Москве. А пешком чуть ли не заблудился в собственном городе...
   Ладили мы весьма своеобразно. Если он посылал меня на хуй, я его тоже посылал на хуй. Если один из нас предлагал совершить дикую выходку, то второй его обязательно поддерживал. Но самое главное, мы никогда не сдавали друг друга шефу.
   Меня всегда поражал способ общения Бричкина с гаишниками. Если нас останавливали, он начинал дико орать матом. Его вопли, может, и не было слышно, но по губам можно было прочесть все. Не вылезая из кабины, он сверху вниз совал инспектору под нос папку со всеми документами и отворачивался. Не думаю, что все бумажки были в порядке, не говоря уже о путевом листе. Тем не менее, его не трогали даже матерые капитаны.
   Бричкин был очень вспыльчив. Он сам рассказывал, как один день проработал водителем важной "шишки". Большой начальник, видимо, привыкший командовать везде, без конца советовал, как нужно ехать и отпускал критические замечания. Другой бы человек промолчал, держась за выгодную работу. Однако Бричкин поступил по другому. Он резко затормозил и сказал: "Если такой умный, едь сам". Вылез, хлопнув дверью, и ушел, оставив своего пассажира сидеть с открытым ртом.
   Или был такой случай. Мы остановились в придорожном кафе на обед. Бричкин заказал какое-то экзотическое рыбное блюдо. Деньги уплатили вперед. Я уже доел пюре с сосисками, а его рыбы все не было. Сначала Бричкин шутил, что, мол, рыбу еще поймать надо. Потом стал ворчать и косо посматривать на официантку. Потом вскочил, и с криком "пойдем отсюда на хуй" выскочил на улицу. Так и проездил весь день голодный. У этого кафе он больше никогда не останавливался.
   Чаще всего Бричкин был злой после размолвок с женой. Пол дня ехал молча и хмурил брови. Я тактично молчал и не давал повода сорвать на себе зло. В итоге, он выпускал пар на ком-нибудь или на чем-нибудь другом, и наэлектризованная атмосфера в кабине пропадала. А душевный климат в кабине - это самое главное. Если его нет, то за два дня скачек по колдобинам, узким улочкам городков, неумеренных вечерних возлияний и прочих рабочих моментов, дело может закончиться мордобоем.
   Чтобы атмосфера в кабине была дружественной и доверительной, мы на все лады материли хозяина, главного бухгалтера, замдиректора и других членов нашего коллектива. Исчерпав тему, переходили на дороги, правительство и женщин.
   Костеря всех подряд, мой напарник лихо крутил руль и прибавлял газу. Он обгонял трактора, фуры и легковушки. Камаз рычал, трясся и готов был развалиться на части.
   -Главная опасность, - говорил Бричкин, - это холодильник. Если он ебнется на раму, мы сложимся пополам.
   Холодильник представлял собой ящик весом восемьсот килограмм, державшийся на ржавых болтах снаружи фургона. Хотя дрожжи и масло, которые мы раскидывали по хлебозаводам, требовали особых условий перевозки, холодильник мы никогда не включали. Вернее, я был уверен, что он не работает. Но Бричкин как-то сказал мне, что агрегат исправен, просто лень с ним возиться. А потому Бричкин и надул шефу в уши, что этот ящик давно сдох и ремонту не подлежит. Я думаю, шеф вздохнул с облегчением.
   Но однажды летом, в страшную жару, когда я думал, что утром дрожжи потекут из под дверей, Бричкин завел таки аппарат. Не с первого раза, конечно, но завел. Это было жутко. Рокот стоял такой, как будто это не Камаз вовсе, а вертолет. Я ушел за пивом в магазин, и даже за пол километра слышал наш холодильник. Когда я вернулся, двери Камаза были распахнуты настежь. Бричкин сидел в кабине и что-то там спокойно колдовал с ручкой на коробке передач. Я взмолился: "Выключай ты эту херню к чертям собачьим, хуй с ними, с дрожжами". Он посмотрел на меня, пожал плечами и вырубил агрегат. Я физически ощутил тишину и гармонию вселенной. Можно было и выпить спокойно.
   Бричкина абсолютно не волновало, развалиться Камаз на очередном ухабе или нет. Мне было по фигу, доживет товар до завтрашнего утра, или его жалкие останки придется выгребать вон где-нибудь на обочине. Работа - это сон души. Душа просыпалась, когда с делами было покончено, и можно задуматься, как провести вечер.
   Гостиницу выбил Юрец за полгода до моего прихода. Он тоже состоял в должности руководителя направления. А потому, вопрос ночлега был для него жизненно важным. Раньше всегда спали в машинах. Рассказы о зимних ночевках вызывали у меня озноб. Водитель и экспедитор брали по 0,7 водки, чтобы уснуть при работающем двигателе. Заглушишь мотор - утром проснешься комочком льда. Да и машину потом хрен заведешь. Умывались снегом, пытаясь привести себя в чувство, соскребали налет похмелья и ехали дальше. Теперь все стало иначе.
   Поставив наш Камаз на территории завода, мы с Бричкиным как белые люди шли в гостиницу. Это было небольшое, но уютное заведение. Мягкие кровати, душ в номере, великолепный и недорогой ресторанчик. Мечта командировочного.
   Мы регистрировались, получали ключ и поднимались на второй этаж. Отмывшись и забыв о дорожной кутерьме, спускались ужинать. Долго листали разнообразное меню. Иногда мне казалось, что я уезжаю из своего города за тридевять земель только для того, чтобы поесть в этом богом забытом городишке, который мы называли "Дыра". Единственное, что мешало полному кайфу - плохой алкоголь. На виски нам жалко было денег, а водка почему-то была паленая. Не смертельно, но муторно. Я брал пиво, а Бричкин заранее запасался бутылкой, и давил ее в номере под бутерброд.
   В самое глухозимье после еды и пары пива глаза закрывались, как жалюзи. Хотелось только одного - рухнуть в кровать и забыть, кто ты и где. К сожалению, такие моменты были редкостью. Чаще всего мы надирались до свинячьих соплей. Как это получалось, объяснить довольно трудно даже самому себе. Тем не менее, утром было страшно открыть глаза. А надо было еще встать, выйти на мороз и завести Камаз. В полной темноте мы мчались до следующего городка. Фары скупо освещали пустынное шоссе. Заснеженные сосны и ели провожали нас грустно склоненными вершинами.
   На райпо надо было сдать пять точек. Иными словами, я должен был выставить на эстакаде пять куч товара и найти кладовщиков. Эстакада освещалась одной тусклой лампочкой. Под ней на лавке, как на жердочке, ютились не опохмелившиеся грузчики. Сил, чтобы встать с лавки у них не было. Бричкин тоже не мог помочь. Он кемарил после часового переезда. Я нырял в недра фуры, как в волшебную пещеру. По памяти на ощупь находил нужный товар. Выкидывал на эстакаду ящики с дрожжами, 20-и килограммовые коробки масла, выкатывал бочки с повидлом. В эти минуты я клял себя за вчерашнее. Руки тряслись, голова шла кругом. Попытки закурить оканчивались рвотными позывами. Подавая накладные теткам-кладовщицам, я отворачивался. Хотя, чем их можно было смутить?
   Но рано или поздно страшные часы проходили. Из-за елей выползало солнце. Камаз привычно рычал. И мы мчались по заснеженной русской равнине к новым рубежам.
   ***
   В Дыре у Бричкина была любовница. Замужняя и с детьми. Их любовные пертурбации порой заебывали меня до невозможности. Я превратился в некоего поверенного их тайного романа. Бричкин, изливая душу, крыл Дашку витиеватым матом. Дашка, улучив момент, жаловалась на неуправляемость своего любовника. Если он не брал трубку, часами названивала на мой мобильник.
   Часто Бричкин уходил из гостиницы на всю ночь. Тогда я чувствовал себя полновластным хозяином номера и отдыхал от своего напарника. Он достаточно "грузил" меня и днем. После ночных вылазок Бричкин с трудом дотягивал второй день поездки. Ебля до посинения в сочетании с водкой изрядно подрывали его не молодой уже организм. Глядя на него, я был рад, что в Дыре у меня нет любовницы.
   И вообще женщины в Дыре вели себя агрессивно. Дашка постоянно звала нас к каким-то подругам. Иногда мы сдавались и шли. Обычно в хате уже стоял дым коромыслом. Но барышни требовали продолжения банкета. В данном случае за наш с Бричкиным счет. Для женщин из Дыры мы были богатенькими буратино.
   Мне не очень нравилось поить местных дам - пили они не в пример больше нашего. А проку от этого не было никакого, если не считать заработанное похмелье. Застольные беседы носили невнятный характер, потому что к моменту нашего появления, обычно все уже были "колом". Мы тоже никогда не выходили из гостиницы трезвыми.
   Однажды мы поехали к какой-то Дашкиной подруге на такси (в Дыре было такси!) и долго петляли среди одинаковых частных домов. Муж подруги работал до поздней ночи. Его благоверная в это время устраивала вечеринки. Очнувшись утром, я обнаружил себя на диване. Было уже светло, в доме царила тишина. Я поднялся и заглянул в смежную комнату. Обнаружил двух спящих на кровати людей. В одном из тел я признал Дашкину подругу. Рядом, очевидно, спал ее муж. Мне стало как-то не по себе. Тем более, что я слабо представлял, где нахожусь и как отсюда добраться до гостиницы. Единственное, что я понимал - путь не близкий. Прошаркав на кухню, я ополоснул лицо. Не пропадало ощущение, что оно перекошено. Что было делать, будить хозяина? Как-то неудобно. Хорошо, что подруга Дашки проснулась сама и вызвала мне такси. Так я и приехал на хлебозавод с перекошенным лицом. У Бричкина оно, кстати, было не лучше. Даже наоборот.
   -Как ты поедешь? - спросил я.
   -Хуй знает, -прохрипел Бричкин. - Подожди пол часика.
   Пол часика не помогли. Тогда Бричкин принял радикальное решение - выпил сто грамм из своих запасов. В этот момент я решил, что мы остаемся здесь еще на сутки. Но через сорок минут Бричкин и я уже выезжали из Дыры. Камаз выпустил на прощание вонючую тучу выхлопных газов. Слава Богу, вырвались.
   Зимой вообще было трудно работать. Чтобы успеть все развезти, вставать приходилось черт знает во сколько. Наши зимние дороги внушали ужас даже Камазу. На узких обледенелых улочках городков он тужился, как ледокол в Арктике. Бричкину приходилось показывать весь свой высший пилотаж. Я выбивался из сил, пытаясь открыть примерзшие ворота фуры. К некоторым точкам невозможно было подъехать, и я таскал дрожжи на своем собственном горбу. Отъезжая прочь от очередного города, я с облегчением закуривал в теплой кабине. Некоторое время я мог просто трястись, рассеянно глядя на заснеженные поля. Курить и дремать под шум мотора. В голове мелькали обрывки сладких и горьких воспоминаний, мечты о чем-то несбыточном. Другой мир был где-то там, за этими полями и лесами. Яхты и теплое море, беспечные девушки и зажигательная музыка, бокалы с вином и умные разговоры.
   -Хули ты спишь, еб твою мать! Расскажи что-нибудь. Или спой, на хуй!
   Как я мог ответить на эту трогательную просьбу? Что я мог рассказать Бричкину? Позади был гуманитарный институт и шесть лет пошленькой торговли. Впереди очередной хлебозавод.
   -Черный во-о-о-ран, что ж ты вье-о-о-шься...
   -Не, эту не надо.
   -Хочешь стих? - я вяло улыбнулся.
   -Давай.
   Но стих я рассказать не успел. Камаз пошел юзом, Бричкин еле его выровнял. Я думал, будет орать. Но водитель молча глядел на дорогу. Видимо, ситуация была серьезная. Так я и пролетел со своим стихом.
   Я снова закрыл глаза, но мечтательный ход мыслей восстановить не удалось. В голову лезли всякие меркантильности. Денег не хватало всегда, и меня злило, что шеф за четкую работу платит так мало. Я считал, что стою раза в два дороже. Тем более, что почти ничего не воровал.
   Мне вспомнилась игра двухнедельной давности. Казино было неплохим релаксом и, в общем-то, подспорьем. Мне часто везло.
   В тот день ничто не предвещало захода на рулетку. К тому же, назавтра предстояла поездка. Я подбил все накладные, получил командировочные и защелкнул замок своей видавшей виды кожаной папки.
   -Возьми Бричкину на солярку, он просил, - сказал вдруг шеф и протянул мне пачку денег. - Здесь три тысячи, пересчитай.
   Я сунул деньги в папку.
   -Романыч, ты все? - спросил Вадя, одевая куртку.
   -Вроде бы, все, - ответил я.
   Стрелки на часах показывали начало шестого. Значит, из конторы можно было валить с чистой совестью. Уйти на пять минут раньше считалось преступлением. Такой проступок требовал объяснений и наказывался гнусавой тирадой шефа. То же самое происходило и по утрам. Я почти всегда опаздывал минут на десять, и шеф мне постоянно выговаривал.
   Мы вышли на улицу. Так сразу расходиться по домам не хотелось. И мы зашли в заштатный кабачок выпить по паре пива. Вадя был мой друг, еще со студенческих времен. Это он рекомендовал меня шефу, и в общем-то сманил с предыдущего места работы. Так что мы теперь не только дружили, но и вместе тянули бурлацкую лямку.
   В кабачке было шумно. Народ спешил промочить горло после рабочего дня. На обшарпанных столиках присутствовал стандартный набор - бутылка водки, несколько бутылок пива и какие-нибудь чипсы. Омаров здесь никто не заказывал.
   Пара пива ушла быстро. Мы заказали еще по два. Вадя для порядка остограмился. Мы старались не говорить о работе, хотя то и дело сползали на конторские проблемы. Одергивали себя, переключались на другие темы, но потом опять возникали дрожжи и ненавистные коллеги. В какой-то момент в нашем уже коллективном сознании возникло слово "казино". И оно вытеснило все остальное.
   -У меня командировочные и еще рублей двести наберется.
   -У меня есть тысяча, - сказал Вадя. - Пошли.
   Мы часто играли вместе. Скидывались поровну, и в случае удачи выигрыш делили пополам. Во время игры подкидывали друг другу фишки. Правилами это не запрещалось.
   Я сдал куртку и папку в гардероб. Алкоголь уже бродил по организму. Я пытался поймать кураж. Рулетка требует полной самоотдачи и концентрации. Малейшие помехи могут сбить весь настрой, и тогда ты перестаешь чувствовать поле. Сел с краю, слишком много народа, неудобный крупье и так далее. Если не было помех, и я ловил невидимую нить игры, то угадывал очень четко. Ваде, как правило, везло намного реже. Я бы даже сказал, совсем не везло. Он слишком много пил за столом и не умел останавливаться. Итог чаще всего бывал сокрушительным. Вплоть до желания застрелиться.
   Когда мы сели "к рулю", игра только начиналась. Завсегдатаи еще не успели подтянуться, и за столом кроме нас никого не было. Тем не менее, мы обменяли купюры и начали ставить. Выиграв немного, звонили в колокольчик, заказывали пиво и расплачивались фишками.
   Но все-таки, я никак не мог поймать игру. Две сотни выиграю, потом три проиграю. У Вади дела шли не лучше. Мы тревожно переглядывались и разводили руками. Наконец, фишки кончились. Молча и разочарованно мы отошли от стола и побрели к выходу. Я был пьян и зол. Что делать, сверлила мысль. И вдруг осенило.
   -Есть Бричкинские деньги. Надо сыграть. Пан или пропал.
   И мы вернулись наверх. О возможных последствиях я старался не думать. Получив фишки, начали заставлять ими все поле. Груды разноцветных кружочков сгребались крупье и снова возвращались к нам ровными стопками. Я не запоминал, какие выпадали числа. Просто следил за их вереницей и пытался оседлать эту волну.
   И вот мне поперло. Я бил серии, сплиты и числа. Ставил сотню в номер и получал три с половиной тысячи. Вадя греб у меня фишки и все спускал.
   Я же тысячные фишки потихоньку складывал в задний карман. Он стал приятно оттопыриваться. Но Вадя в этот раз оказался непосильной обузой. Я сказал ему: "Иди лучше пей". Он согласился с доводами разума и ушел к бару. А я продолжил набивать карманы. В какой-то момент я понял, что потерял нить. Это можно объяснить выражением: смотришь в книгу - видишь фигу. Все, что выигрывалось, я просил через кэш, а когда передо мной не осталось ни одной фишки, встал из за стола. Минуя Вадю у барной стойки, я отправился к кассе. Выгреб все из карманов. Мне выдали тридцать одну тысячу.
   Три мы вернули в казну, то есть Бричкину на солярку. Двадцать восемь поделили пополам. Мне было немного жалко делиться - выиграл-то все я. Но потом подумал, что без Вади вообще никакой игры бы не было. А потом, друг я или портянка?
   На часы было страшно взглянуть. Нервное истощение и усталость валили с ног. По идее, я должен был сейчас лежать в своей кроватке, досматривая последний сон перед поездкой. А я колом выхожу из казино и хочу жрать. Завернув в круглосуточную забегаловку, мы заказали еду и выпили. Радость победы гасилась осознанием того, что организму предстоит пережить суровый день. До кровати в гостинице было, как до Луны.
   -Вот, за несколько часов месячная зарплата, - подытожил Вадя.
   -Хотя бы две такие игры в месяц, и я бы не работал.
   -Это иллюзия. Всегда невозможно выигрывать.
   -Но ты видел, как я попадал!
   -Да, сегодня ты был король.
   Мы разъехались на такси. Рухнув в кровать в три, в пять я уже плескал на лицо водой. Я надеялся немного отоспаться, пока доедем до первой точки.
   Бричкин взглянул на меня с недоумением:
   -Опять играли? Поди, все проебал?
   -Нет, выиграл немного.
   Он негативно относился к нашим заходам на рулетку. А я все думал, что если бы нормально по человечески платили хозяева-жмоты, на хрен бы мне сдались эти ночные бдения.
   Поспать мне не удалось. Дорогая и вкусная еда в ночной забегаловке оказалась вредоносной. Где-то через час после выезда я услышал зловещие звуки внизу живота, а потом почувствовал неудержимый позыв. Камаз не легковушка - так просто не остановишь. А в кусты я бегал раза три. Поэтому огреб от Бричкина по полной. Материл он меня нещадно, но я не реагировал. Мою душу согревали четырнадцать кусков, доставшихся с таким трудом. Первый и последний раз в жизни я рискнул казенными деньгами. И не прогадал. Так что все великие писатели, которые рассказывали о том, как это плохо - играть, - пусть идут на хуй.
   Просравшись, я задремал, убаюканный рычанием нашего Камаза. До первой точки оставалось еще полчаса...
   ***
   Коллективчик наш, прямо сказать, был образцовой паучьей банкой. Те, кто работал на складе - тырили со склада. Водители наваривались на соляре и запчастях. Экспедиторы списывали дрожжи.
   Что происходило в бухгалтерии - вообще тайна за семью замками. Никто никому не доверял, просьба помочь звучала как оскорбление, сплетни были излюбленным лакомством. И над всем этим возвышался шеф. Он воровал деньги у всех. Как монополист - задирал цены. Нам платил копейки. Из оборота забирал себе столько, что нечем было расплачиваться с поставщиками. Да что говорить, если я сидел в конторе на продавленном стуле, а наш ксерокс был ровесником мамонтов.
   Все попытки убедить шефа хоть что-то модернизировать встречали глухое сопротивление. Он начинал ходить из угла в угол, бубня что-то себе под нос. Явственно слышалось только одно слово: "Сука". В его лексиконе это было универсальное ругательство. Оно произносилось с улыбкой, с гримасой, шепотом, и очень громко. В зависимости от обстоятельств.
   Чем шеф занимался, понять было сложно. Он не вел никаких переговоров, часами сидел, глядя, как мы обзваниваем клиентов. Игрался на компьютере. В своем кабинете ему было скучно, поэтому он постоянно маячил перед глазами. Вместе со всеми грузил дрожжи, отвозил документы в банк. И даже готовил на кухне обеды.
   Как-то он решил потушить капусту. Из кухни на всю контору распространился специфический запах. Я зашел сделать себе чай. Шеф в переднике, стоя у электроплитки, что-то колдовал над сковородкой. Он указал вилкой на гору капусты:
   -Будешь? Свежую купил на базаре. Порция - четыре рубля.
   Я вежливо отказался.
   Можно было подумать, что это не мы его батраки, а он наш слуга. И только лишь вечером, когда он пересчитывал и сгребал в карманы пачки денег, мираж рассеивался. Главный паук, весь день бездарно болтавшийся на паутине, хватал, наконец, свою добычу. Зрелище не из приятных. В этот момент хотелось сказать шефу только одно слово: "Сука".
   Два заместителя директора ненавидели друг друга лютой ненавистью. Иваныч вел все важные переговоры, занимался ценообразованием. К тому же, сам ездил на маршрут. У него был своеобразный имидж - годами ходил в одном и том же пиджаке зимой и летом. Боря, второй зам, был туповатым бездельником и осведомителем у шефа. По слухам, он имел микроскопическую долю в бизнесе, иначе, надо полагать, был бы давно уволен. От него не было никакой пользы. Если Боря за что-то брался, то обязательно запарывал дело. Он ходил за шефом, как хвост, но было видно, что шеф от этого не в восторге.
   Боря был трус. Иваныч тоже был трус. Мужчины ближе к пятидесяти, которым ничего больше не светит в жизни, кроме ухмыляющейся физиономии шефа. От них обоих несло гнильем.
   Главбух Зина была молодой незамужней женщиной. За мягкой, почти застенчивой улыбкой она скрывала лютую стервозность. Юрец был абсолютно убежден, что это от недоеба. Зина держала в руках все финансовые нити. Паук-шеф заметно лебезил перед ней. Так же, как и Юрец, который безбожно списывал дрожжи на маршруте.
   Сколько получала Зина, никто не знал, но четыре раза в год она уезжала отдыхать за границу.
   Остальные персонажи чем-то явным не выделялись. Если кто-то увольнялся, через неделю о нем забывали. Хотя, уходили, в основном, нормальные люди, которые уставали копошиться в этой банке и находили в себе силы отыскать что-нибудь получше. Но самое интересное, что на место ушедших никто не приходил. Шеф, конечно, давал объявление о найме, но дело не клеилось. Уёбков, которых всегда хватает, он не брал сам, а люди с головой откровенно посылали шефа на хуй. Контора потихоньку усыхала, и тем, кто оставался, приходилось крутиться. Правда, на меня шеф новых обязанностей не стал навешивать. Он, наверное, разглядел, что у меня на лбу написано "где сядешь, там и слезешь". Этому мудрому принципу я научился на предыдущей работе. Там самым шиком считалось увиливать даже от прямых обязанностей, а проявивший излишнее усердие, подвергался коллективной обструкции.
   Бричкина шеф давно считал отморозком. Видимо, и на мой счет со временем утвердилось такое же мнение. Нам от этого было только легче. Катили себе по морозцу в Дыру и не парились. Там меня ждал роскошный и дешевый ужин, а Бричкина - Дашка.
   Когда мы прибыли, укатанные и замордованные, было уже темно. Под ногами хрустел снег, а воздух после прокуренной и провонявшей всякими машинными вонями кабины, казался волшебным. Дашка названивала Бричкину еще с обеда, и я понял, что сегодня он от нее не отвертится.
   Мы оформились в гостинице, умылись и не спеша поели.
   -Дашка зовет в кабак. Пойдем, что ли. - сказал Бричкин. - Они с Любкой решили пивка попить.
   -Не знаю. А ладно, пошли. Все равно делать нечего.
   Любку я знал, она работала вместе с Дашкой. У нее был маленький ребенок, а мужа машиной задавило. Жила она, - мы как-то у нее пили, - в обшарпанной халупе, прямо у железной дороги. В общем, беда одна.
   Кабак был недалеко от гостиницы. По моим сведениям, там предпочитали собираться кавказцы. Доверия это не внушало. И все же, мы пошли. В полутемном зале вдоль окна были поставлены массивные столы и стулья с высокими спинками. У стены - барная стойка и место для танцев. Дашка и Любка сидели за одним из столов и что-то пили. Кроме них в кабаке больше никого не было, если не считать компанию восточных людей за дальним столиком. Как я разглядел, там были не только мужчины, но и женщины в длинных черных юбках. Маленькие детишки бегали вокруг взрослых и залезали под столы.
   Приличного пива в заведении не оказалось. Пришлось заказывать "мочу". Женщины не поняли моего недовольства. Ну, а Бричкин все равно взял водку. Было заказано и какое-то замысловатое жаркое. Когда Дашкин полюбовник ворчливо заметил, что денег очень мало, она с понтом ответила, что за жратву заплатит сама. Дашка любила показать свое эмансипе.
   Со стороны могло показаться, что две семейные пары культурно проводят свой досуг. Подумав об этом, я ухмыльнулся и предложил выпить. Звякнуло стекло. Мы с Бричкиным стали накачиваться алкоголем. Дашка от нас не отставала, а Любка притормаживала.
   Когда все сделались пьяными, и перебивая друг друга, что-то рассказывали, включили музыку. Мне стало вовсе непонятно, кто о чем говорит. Я просто пил.
   Дашке захотелось танцевать, Любка ее поддержала. Но нас с Бричкиным вытащить из-за стола не удалось. Так что, пока дамы вертели попами, мы продолжали чокаться. Чтобы пуститься в пляс, мне нужна очень большая доза. Танцующего Бричкина вообще представить было сложно.
   Новых посетителей не было, так что атмосферу можно было назвать камерной. Из под стола рядом со мной вдруг появилась курчавая голова. Потом на меня посмотрело смуглое лицо с белозубой улыбкой. Я скорчил ему рожу. Маленький джигит, засмеявшись, снова ушел в подстолье.
   -Как саранча расползлись, - сказал Бричкин.
   Он посмотрел в сторону табора и помрачнел. Я отхлебнул еще пива.
   Потом еще и еще. И, наконец, созрел для плясок. Вылез из-за стола и как в тумане направился к нашим дамам. Под незамысловатые хиты мне было легко дергать ногами и руками. Это значило, что я "колом".
   Отвлекшись в какой-то момент от своих телодвижений, я увидел чудо. Рядом со мной неумело покачивался Бричкин. По блеску Дашкиных глаз было видно, что она сейчас счастлива.
   И тут проникающий в душу голос запел: "Чорные глаза-а-а...". Я почувствовал, что мои ноги стали двигаться быстрее. Но это была фигня по сравнению с тем, что случилось с нашими соседями. Джигиты все, как один повскакали с мест. Лихо стуча каблуками, они стали исполнять нечто вроде лезгинки. Детишки вихрем кружились у них под ногами. Кавказцы зажгли капитально, и нам трудно было их переплясать. "Чорные глаза-а-а...". Самое то после пол литра или семи пива. Не хватало только цыган и медведя...
   Любка засобиралась домой. Я зачем-то вызвался ее проводить. На улице было пустынно, падал снег. Шум и гам остался позади. Мы шли рядом, и я думал, как это все глупо. У гостиницы мне захотелось ее поцеловать.
   -Не надо. Иди лучше спать, - сказала она.
   -А проводить?
   -Иди, иди, я сама дойду, - ее уверенный тон не вызывал никаких сомнений.
   Я с облегчением завернул к гостинице. Взял ключ у администратора. Оказался в своем номере. Разделся и рухнул в кровать. В ушах раздавался проникающий в душу голос, а перед глазами скакали вытягивающие в стороны руки джигиты в папахах и с кинжалами на боку.
   Утром я не обнаружил Бричкина на соседней кровати. Ладно, старый греховодник, встретимся у Камаза. Я умылся, собрался и пошел сдавать номер. Администратор посмотрела на меня круглыми глазами: -Ну, вы и спать!
   -А что такое?
   -Да ваш напарник вчера пришел, а у вас на угол заперто. Мы стучали стучали, на телефон вам звонили. Все без толку. Хотели даже дверь взломать.
   Тут появился помятый Бричкин, которому, как оказалось, пришлось спать на раскладушке в подсобке.
   -Хули ты заперся, - сказал он мне на улице.
   -Да я не специально, запер и уснул... Я думал, ты с Дашкой останешься.
   -Я спьяну подумал, что ты помер. Хотел дверь ломать.
   -Да ладно, просто я крепко сплю.
   -Больше так не спи, на хуй, - сказал он, и после этого долго молчал.
   Тут я с удивлением понял, что он волновался за меня. Ну, думаю, падла, и в тебе есть хоть немного от человека. Но вслух я этого, конечно, не сказал.
   ***
   Весна пришла, как всегда неожиданно. Ледяная корка сошла с дорог вместе с асфальтом. К обычной тряске прибавились знакомые подскакивания до потолка.
   -Какие мудаки делают дороги? - орал Бричкин. - Все спиздили, а мы ездий как хошь!
   -Закон природы, - констатировал я.
   На полях появились проталины, глядеть по сторонам было уже не так тоскливо. Солнце припекало коленки, а сигаретный дым под его лучами превращался в густые облака. Вечная зимняя полудрема сменилась волнительным бодрячком. Что ждет тебя за следующим поворотом? Может быть, какой-нибудь приятный сюрприз?
   Неожиданно появилось давно забытое вдохновение. В голову влезло четверостишие:
   -Дорога - мать, шофер - отец,
   Машина - лучший друг,
   И снова мы, в который раз
   Идем на дальний круг.
   Бричкин повернулся и вытаращил глаза.
   -Сам сочинил? Надо бы записать. Ну-ка, еще раз, как там?
   Я повторил. Бричкин был явно польщен, вряд ли кто-то еще оценивал его работу в поэтической форме. Мне даже показалось, что он сейчас прослезится. Тоже, наверное, весна подействовала.
   Городки стали встречать нас непролазными лужами и обнажившимися убогими подворьями. На хлебозаводах и райпо из под белого покрова вылезла давно не работающая техника. Остовы грузовиков и тракторов являли собой выставку достижений пропавшей навсегда цивилизации...
   Нам же предстояла своя жатва. Весной закрывались районные дороги. Чтобы проехать, нужно было покупать пропуск. Как сказал Бричкин, шеф никогда не покупал пропуска, предоставляя экипажам действовать на свой страх и риск. Иными словами, наживать геморрой.
   -На этом деле, - хитро подмигивал Юрец нам с Вадей, - можно не плохо навариться.
   Он был тот еще жук. Темная лошадка. Имея высшее экономическое образование, работал в шарашкиной конторе. Нам с Вадей он никогда толком не объяснял свои схемы, хотя регулярно пил за наш счет. Мол, все отдал жене и детям - угостите, христаради.
   Раньше экспедиторы хорошо имели, продавая дрожжи самогонщикам. Они делали свою наценку и тоннами сплавляли ценное сырье по деревням. После командировки разъезжались исключительно на такси. И преимущественно, по хорошим ресторанам.
   Потом наступила эра спирта. Самогоноварение не выдержало конкуренции с более дешевой и простой технологией. Экспедиторы, потеряв клиентуру и доход, стали потихоньку увольняться. Но Юрец остался. И явно, не из идейных соображений.
   Когда мы выехали после весеннего запрета, я немного волновался. Как оно там обернется. Бричкин тоже не стал загадывать. В нашем государстве никогда не знаешь, что там еще придумают. Тем более, что мы были "зайцами".
   В первых двух городках на въезде стояли шлагбаумы. Они были подняты, и около них никого не было. Мы расслабились, но, как оказалось, рано.
   На въезде в Дыру нас ожидал настоящий блок-пост. Милиционер с автоматом и чиновник администрации потребовали пропуск.
   -Дрожжи везем на хлебозавод, стратегический продукт, - попробовал взять их на понт Бричкин.
   Но, видимо, хлеб перестал быть "нашим богатством". Проехать было невозможно. Надо было делать ход конем. Я обзвонил клиентов и попросил на чем-нибудь приехать к шлагбауму. Началась суматоха. Кто-то говорил, что нет транспорта, у кого-то не было времени. Мне вымотали все нервы, но в конечном итоге, клиенты подгребли и перегрузив товар, убрались восвояси. А мы, как неприкаянные, остались на обочине.
   Было тепло, солнце садилось за придорожные ели. Пахло оттаявшей землей.
   -Дело сделано, а что дальше? - спросил я.
   -В семидесяти километрах есть еще одна гостиница, - размышлял вслух Бричкин.
   В его голосе не было желания туда пиликать. А у меня вдруг возникло давно забытое ощущение студенческого похода. Лесная поляна, палатки, костер.
   -Слушай, а поехали на райпо. Уже тепло, в машине переночуем, - предложил я.
   -Точно. Чего мы на хуй паримся. Газ, вода есть. Пельмени сварим.
   Видимо, мы слишком привыкли к гостиничному комфорту. Мысль, что остались на улице, сначала здорово обескуражила. Но решившись, мы отбросили все сомнения и с легким сердцем двинули в Валентинополь. Бричкин лихо развернул фуру, закурил и дал по газам. Камаз понесся по пустынной лесной дороге. Нам встретился еще один безлюдный шлагбаум.
   -Ты считаешь, сколько постов было? На каждом с нас взяли штраф триста рублей. А в Дыре тысячу. Понял? - Бричкин раскрыл мне секрет успеха.
   У меня появилась легкая эйфория:
   -Брали на въезде и на выезде, так?
   -Молодец, студент. Академиком будешь.
   Открыв папку и достав ручку, я на ходу стал делать подсчет.
   -Уже две пятьсот получается. А сколько их еще впереди...
   -Главное, лишнего не спизднуть. Боря будет тебя колоть, что да как. Посылай его на хуй, - посоветовал Бричкин.
   -Да он всегда вяжется с расспросами в конторе. Ни разу не расколол.
   -Ты еще про гостиницу не забывай. Если на трассе есть такая печать, а она должна быть, еще по пятьсот в карман положим.
   Я не совсем понял, о чем он, но заранее не стал забивать себе голову. Надо было подумать о насущном: что есть и что пить. Тем более, мы уже подъезжали.
   Валентинополь был тихим городком, затерянный в бескрайних лесах. Первое, что мы увидели, это еще один шлагбаум. К нашей радости, не охраняемый.
   -Пиши, - сказал Бричкин.
   Но я уже и без него доставал ручку...
   Мы заехали в магазин и попытались выбрать что-нибудь посвежее. Ассортимент продуктов нагонял тоску. Колбасы и сыры выглядели так, словно их никто не покупал уже долгие годы. А цены были выше, чем в областном центре.
   Я вообще заметил одну характерную особенность. Чем дальше от столиц, тем меньше зарплата и тем больше магазинная наценка. Жить в глубинке - убыточное дело.
   -Блять, - тихо сказал Бричкин у витрины с колбасой, - а мы не отравимся?
   -Хуй знает, давай, правда, пельмени возьмем.
   Мы долго рассматривали этикетки, выискивали сроки годности, и наконец, набрали продуктовую корзину. "Деньги есть, а потратить некуда", -сказал я на выходе.
   Ворота райпо были заперты. Я перелез через них и пошел искать сторожа. На эстакаде было необычно тихо и пусто. В занюханной сторожке сидел дед и читал газету. Перед ним на маленьком столе стояла початая чекушка и бутерброд с салом.
   -Мы вам дрожжи возим. Можно переночевать?
   -Отчего же нельзя? Ради Бога.
   Дед достал ключ от ворот и пошел открывать. Камаз не спеша заполз на ночлег. Бричкин развернул машину и выключил двигатель. Слева от нас возвышалась деревянная громада райпо, справа в десяти метрах текла быстрая и веселая речка. Мы стали готовить ужин. Опрокинув на бампер канистру с краником, Бричкин наладил водоснабжение. В кабине он поставил горелку, подсоединил ее к баллону и чиркнул спичкой. У нас появился очаг. В кастрюлю мы бросили пельмени, в миску порезали овощи. Пластиковые стаканчики наполнили бесцветной жидкостью.
   -Лучше, чем в гостинице, - заржал Бричкин. - и бесплатно.
   -Точнее, нам приплачивают. По пятьсот.
   -Хорошая тема. Надо будет здесь ночевать. А то в Дыре Дашка уже все мозги проебала.
   -А потом, сколько там денег тратим, блин, и нажираемся, как собаки. Ты на следующий день вообще никакой.
   -Заколдованная блядская Дыра, - сказал Бричкин.
   -В пизду ее!
   -На хуй!
   Под эти тосты мы выпили водки, затем поели пельменей и закурили, как индейские вожди. Было уже совсем темно. По рукам и ногам разливалась приятная свинцовая тяжесть. Лень было даже нос почесать. Бричкин убрал кастрюлю и газовое оборудование. Дал мне одеяло, а сам полез в спальный отсек. Я положил под голову папку, куртку и улегся на сидениях. Было очень удобно и тепло.
   Мой напарник быстро захрапел. Потом начал стонать и бредить матом. А я все лежал с закрытыми глазами и думал о том, что рядом течет река. Потом я тоже уснул.
   ***
   Вскочив на рассвете, я сперва не понял, где нахожусь. Сообразив, тихо открыл дверь и выбрался наружу. Меня окутал туман и прохлада близкой воды. Закурив, я побежал в туалет. Он находился за райпо и казался более добротным, чем всё в округе. Даже кабинок было две - "М" и "Ж". Не говоря уже о лампочке под потолком и деревянном рундуке.
   Возвращаясь назад, я снова мельком глянул на речку. Она взбрыкивала, как иноходец, зажатая высокими берегами-хомутами.
   Открыв дверь кабины, я крикнул: "Давай вставай, хватит дрыхнуть!". В спальнике произошло движение, и оттуда высунулась всклокоченная голова Бричкина.
   -Чего орешь?
   -Надо разгрузиться побыстрее. Скоро кладовщицы придут. Сдадим - и вперед.
   -Ладно, щас встаю.
   Он подогнал фуру задом, сложив Камаз буквой "г". Я стал разгружать. Вспомнились зимние ныряния в пещеру с бодуна. Разница была большая. Тетки кладовщицы начали появляться на эстакаде. С прибаутками и покрикиваниями на горе-грузчиков, они отворяли пудовые замки и засовы.
   У меня все уже было разложено по кучкам. Тетки усмехались: "Вот это работники, все бы так работали".
   Сделав хлебозавод, мы поехали дальше. Но тут нас опять ждал закрытый шлагбаум. Других выездов из Валентинополя не было. Я подошел к будке, из нее вышел мужичок.
   -Как бы нам проехать, - задумчиво сказал я.
   -Без пропуска - только назад, - отрезал мужичок.
   -Пятьсот рублей тебе хватит?
   -Ни пятьсот, ни тысячи, пропуск давайте. Если нету - идите в администрацию.
   -Че ты такой вредный? И деньги ему не нужны? - Бричкин подошел ко мне на помощь.
   Мужичок, теряя твердость, скрылся в будке. Прорваться в наглую было невозможно. Шлагбаум был заперт на замок. Бричкин смачно плюнул и полез в кабину.
   Чтобы добраться до администрации района, пришлось ловить мотор. Камаз не мог в этом месте развернуться.
   Через 15 минут в рабочих джинсах и засаленной куртке я вошел в чистенькое здание с колоннами. Ворсистые ковры навеяли мысли о персидских сказаниях. Кожаные кресла предлагали заднице все мыслимые удобства.
   Туда-сюда сновали секретарши с папками бумаг. Их откровенное киношное декольте казалось не очень уместным даже среди ворса и кожи.
   Пропускной вопрос решал только замглавы района. Немного подождав, я получил аудиенцию. Чиновник не стал меня мурыжить, а сразу отправил в инспекцию, где я мог купить искомый документ.
   В инспекции была очередь. Я разговорился с одним местным инженером. Он поведал историю своего жизненного фиаско.
   -Когда еще в СССР нас после института распределили, мне все завидовали: Валентинополь, говоришь! А нас в какую-то дыру запихивают. Думали, чуть ли не в Грецию еду. Знали бы, черти, куда меня занесло.
   -Бывает и такое, - согласился я.
   -Еще и не такое бывает. У нас тут десять лет назад военный городок построили. Планировали элитную ракетную часть дислоцировать. Но, как водится, ау. Ты как-нибудь заезжай, посмотри. Ахнешь. Балконы - во. Комнаты, как в Кремле. Лифт даже есть. А что толку? Люди все равно уезжают. Делать-то здесь нечего. И квартиры, я тебе скажу, стоят копейки. У вас за эти деньги даже комнату не купить.
   За пропуск на весь сезон я отдал почти пять тысяч. Ну, думаю, шеф удавиться, когда скажу. А Бричкин порадовался моему скорому возвращению. Он сунул мужичку бумажку с круглой печатью прямо под нос:
   -На, подавись, сука. Так бы жене духи купил, а вот тебе вместо них. Открывай быстрее ворота.
   На лице стража дорог явно читалась досада на самого себя. Похоже, он был новичок в этом деле. Ну, думаю, теперь будет брать по чем зря. А мы помчались догонять упущенное время. Камазу пришлось напрячься - Бричкин выжимал из него все, что можно. Деревья за окном сливались в сплошную стену. Попутные легковушки жались к обочине.
   В этот день мы насчитали еще несколько установленных шлагбаумов. Все они были открыты. Зачем их понаставили, думал я. Неужели только для того, чтобы я записывал виртуальные "штрафы" и делил с водителем реальные деньги? Бричкин тоже не знал ответа, ему было по хуй.
   Проскочив все районные ловушки, мы выбрались на федеральную трассу. Доехав до заветной заправки, около которой часто торчал бомжеватого вида мужик с плакатом "чеки", Бричкин остановил машину. "Пошли", - сказал он. Очевидно, это было то место, где совершался великий мухлеж. Мы завернули за административное здание, и я увидел вагончик, маленькую лестницу и полуоткрытую дверь. В вагончике мы обнаружили интеллигентного вида мужчину, сидевшего у компьютера. Сначала Бричкин получил свои солярочные чеки - несколько манипуляций на клавиатуре, и маленькие бумажки с цифрами полезли из принтера. Потом был задан вопрос про нашу гостиницу. В огромном каталоге компьютера мужчина нашел ее, потом открыл ящик стола и осмотрел коллекцию печатей. Найдя нужную, поставил штамп в пустом бланке и прикрепил степлером чек со всеми необходимыми реквизитами. Оставалось только вписать услугу, сумму платежа и подпись администратора.
   -Ну, это уж сами как-нибудь, - улыбнулся наш спаситель. - За два бланка с вас сто рублей.
   Мы расплатились и вышли. Все оказалось проще простого. Тут я неожиданно подумал, сколько же по стране ходит таких левых чеков от Калининграда до Владивостока?
   -Пусть кто-нибудь заполнит бланк, а Зине скажи, что, мол, у них теперь такие, - сказал Бричкин.
   Оригинальный-то бланк выглядел совсем по другому. Но печать и чек выглядели очень убедительно. В любом случае, выбора у нас не было. Если шеф прознает, что мы ночевали в кабине, он запросто скажет: "А не хрен вам каждую неделю по пятьсот рублей выдавать". И добавит: "Суки".
   На следующий день я с особым вниманием писал отчет. Было заведено, что все расходы и полученная от клиентов наличка записывались на отдельную бумажку. Вместе со всеми накладными и прочими документами, включая гостиничные бланки, она подавалась в бухгалтерию. Я аккуратно вписал "штрафы". Ясно, что никаких квитанций тут быть не могло - предполагалось, что мы даем на постах взятки. Так же я "подшил к делу" валентинопольский попуск и квитанцию его оплаты. Подсунул "гостиницу". Выдохнул, и понес все это дерьмо Зине.
   Через полчаса прибежал шеф, потрясая пропуском:
   -Это что такое! Они там, что, совсем? Суки! А ты что, не мог договориться?
   -Не было никакой возможности, уперлись рогом. Им же тоже деньги нужны.
   Шеф немного остыл, когда я расписал, как был на приеме у замглавы и высунув язык решал проблему. Больше ко мне вопросов не имелось.
   Я внутренне просиял. По две с половиной тысячи мы огребли с Бричкиным на "штрафах". Четыреста пятьдесят - гостиница. Плюс, я всегда писал сто рублей на такси, мол, поздно вернулись, общественный транспорт уже не ходит. Три куска чистоганом за одну поездку! Если бы так было каждый раз, то можно и работать.
   Вадя и Юрец, как я заметил, подозрительно долго возились со своими отчетами. Тоже видимо, "баланс" сводили. А когда сдали, сидели, как на иголках. Мы многозначительно переглядывались. То, что у меня все прошло гладко, вселяло в моих корешей надежду. Наконец, на пороге "мужской комнаты" появилась Зина:
   -Я на обед. Если что нужно, я буду в три.
   И вышла. Это означало, что та липа, которую мы подсунули, устроила нашего главбуха. Было бы наивным полагать, что она не просекла все. Или, почти все. Но это уже, как говориться, другой вопрос.
   Мы еле досидели до пяти часов, и на радостях дико напились. Юрца потом пришлось втаскивать в троллейбус волоком. А мы с Вадей, вцепившись в лесенку сзади, целую остановку корчили кондуктору рожи.
   Дома я появился за полночь. Убрал зарплату и навар в тумбочку. Перед тем как уснуть, я подумал о том, что безнаказанно воровать так же приятно, как и выигрывать в казино. И еще, что все это не от хорошей жизни. Иными словами, полная хуйня.
   ***
   На складе царила суета - грузили маршруты. Трофимыч, престарелый, но двужильный грузчик, вывозил на "рохле" поддоны. Дрожжи покачивались, но не падали. Боря выкатывал ногами бочки с повидлом, Иваныч закидывал их в кузов наемного "мерса". Шеф с энтузиазмом помогал грузиться Юрцу. Мы с Вадей выковыривали коробки с маслом из морозильника. Бричкин, вернувшийся из Питера с целой фурой дрожжей, покуривал в сторонке. Сегодня он имел полное право ничего не делать. Хотя и в другие дни старался отлынивать.
   Когда я работал на колбасе, загрузить две Газели казалось серьезным делом. Теперь я участвовал в многотонном круговороте. Фура маргарина на склад, фура дрожжей со склада. И так далее, с утра до обеда. Польза от этой ебатории была одна - не надо ходить в спортзал. Мои мышцы превратились в стальные волокна, кисти рук обрели железную хватку.
   Каждый раз, когда открывались ворота многометровой громадины, меня охватывала неизбывная тоска. Дрожжи, дрожжи, дрожжи. До самого потолка. Все это говно надо было выкинуть на склад, а потом снова закидать в черные жерла фургонов. Мне вспоминались истории о рабах египетских фараонов и строительстве пирамид...
   Но, как известно, все на свете имеет свой конец. Кончались и наши мучения. Я шел по эстакаде, где через два склада от нас улыбчивый корец продавал горячие обеды. Перед ним стояла челночная сумка, в которой помешались несколько бидончиков. Парень хреново понимал и говорил по русски, так что я просто тыкал в бидончики пальцем. Мясо, рис, острый салат. Всего за полтинник. Аппетит мне портил шеф, который ходил вокруг и говорил с глумливой ухмылкой: "Смотри, собаку ешь. Или кошку". Я чавкал и думал: "Все лучше, чем твоя капуста за четыре рубля".
   После еды можно было со спокойной душой выйти на эстакаду и закурить. Из соседнего колбасного склада часто выглядывали на перекур две девчонки. Они сидели на выписке и целый день чахли в полутемном помещении над накладными и счет-фактурами. Похоже, девушки слишком увлекались дармовыми сосисками и копченой колбасой. За пол года их так разнесло, что лифчики невесть какого размера и джинсы трещали по швам. Симпатичные маленькие головки стали нелепо смотреться в сочетании с матроновскими формами. И все-таки не оборачиваться в их сторону было трудно...
   Вообще, женщины на складах, в особенности смазливые, находились в зоне тотального мужского внимания. Похотливые взгляды и скабрезные шутки становились для складской работницы неотъемлемой частью трудовых будней. Грузчики, приезжие водители и экспедиторы, частники и хозяева складов - все пялились, улыбались и старались затащить в постель. В основном, женщины на складе занимались выпиской документов и товароведением. Для них были сделаны маленькие застекленные конторки. Поэтому, единственное, что хоть как-то защищало женщин от мужчин - это лист тонкого стекла.
   Если на каком-то складе появлялась молоденькая выпускница торгового техникума, вокруг нее сразу же начинал скапливаться шмелиный рой мужиков. Кто она, как зовут, а не любовница ли хозяина? В свою очередь, женщины-коллеги, начинали есть поедом нежданную соперницу. А вдруг, заезжий оптовик с кучей бабла положит на нее глаз и именно ее пригласит развеяться в ночном кабаке?
   Все интриги, съемы и конфликты здесь велись по простому. Открыто, грубовато, а потому до отвращения пошло. Интеллигентному человеку не место на складе. Чтобы без проволочек забрать или получить качественный товар и не иметь проблем с долгами, необходимо заручиться дружбой грузчиков, кладовщиков и товароведов. Для этого надо стать для них "своим". То есть, научиться хамить, витиевато материться, отвешивать сальные комплименты. В противном случае, ты всегда будешь в жопе.
   Я ненавижу склады, но каждый раз мне приходилось возвращаться сюда в том или ином качестве. Я сделался "своим" и даже учил тех, кто впервые попадал в этот мир эстакад и накладных. Думаю, вся эта многолетняя свистопляска испортила мой характер. Я даже думать матом научился.
   На складах можно было встретить кого угодно. Бывших зеков и уволенных за принципиальность ментов. Сокращенных за ненадобностью военных и стоящих в одном шаге от бомжей ханыг. Сопливых гуманитариев и прожженных торгашей. Был даже один инструктор по боевому самбо...
   Если человек задерживался здесь на год, складская плавильная машина переделывала его по своему образу и подобию. Я практически не встречал здесь людей, с которыми можно было поговорить дольше пяти минут. Атрофия души и мозга - типичное профессиональное заболевание в этой сфере деятельности. Чтобы не потерять себя окончательно, мне пришлось так глубоко спрятать свою душу, что не только ни одна падла, но и я сам порой не знал, где она находится.
   Зато я прекрасно разбирался, как из просроченного товара сделать свежак. Как сбить весы всего на двадцать грамм и покрывать за счет этого все недостачи и усушку-утруску. Как наколоть других и при этом самому не попасться на удочку. Невнимательный и зевающий работник оптовой торговли всегда наказывается рублем. Причем, свои же и подставляли за здорово живешь. Хроническая недоверчивость - еще одна болезнь, полученная мной на складах. Хотя, в нынешней жизни это полезное качество...
   -Хватит курить, поехали, - мои размышления прервал недовольный голос шефа.
   Все, кто не уехал на маршрут погрузились в шефовскую "десятку", и он повез нас в контору. Ездить на такой хуйне с его деньгами было просто смешно. Но хитрая сволочь шифровался, создавая иллюзию бедственного положения дел. С одной стороны к деньгам конторы тянули лапы недобитые за 15 лет бандосы. С другой стороны были жена и дочка.
   Супругу этого человека никто из нас никогда не видел. По слухам и обрывочным фразам шефа, она жила с дочерью в Москве и требовала слишком много, ничего не давая взамен.
   Иногда шефа было жалко. Так и представлялось, как после бессмысленного ошивания возле своих работников, богатый 46-летний мужчина возвращается в съемную четырехкомнатную квартиру и в одиночестве проводит нескончаемый вечер. Юрец не разделял моего мнения. Он полагал, что по вечерам Боря отсасывает у шефа и нежно лижет ему волосатую жопу.
   Фантазии у Юрца хватало. Выпив грамм триста он начинал в красках рисовать, на что способен замдиректора, чтобы оставаться в этой должности, и ничего не делая получать зарплату. А еще он любил поразмышлять насчет постельных способностей главбуха:
   -Интересно, мягкая у нее грудь или упругая? - задавался Юрец все время мучившим его вопросом.
   -А ты, как будет праздник или день рождения, когда все напьются, проверь. Как бы случайно, - советовал Вадя.
   -Не, давай лучше ты. Ты ей больше нравишься, я же знаю.
   -Никто ей не нравиться. - встревал я. - Срать она на нас, вшивых экспедиторов хотела. У нее зарплата больше, чем у нас троих вместе взятых. Вы на ее серьги с кольцами смотрели?
   -Если найти правильный подход, богатая женщина и нищему даст, - гнул свою философию Юрец.
   -Вот ты и ищи подход, а мне эта стерва даром не нужна.
   Примерно такие дискуссии часто возникали на наших посиделках в маленькой дешевой забегаловке. Вытащить Юрца в более приличное заведение не представлялось возможным. А бросать его, когда он хотел выпить, казалось садистской жестокостью.
   Эта забегаловка находилась в потерявшем былую славу универмаге. В ней редко кто задерживался дольше, чем на пять минут. Да и то редко. Приятное ощущение уединения нивелировало отсутствие туалета. Ссать приходилось бегать за угол. Зимой, когда рано темнеет, это было еще ничего. Но весной процедура становилась моральной пыткой. Во всяком случае, для меня. Вадя, например, мог помочиться где угодно. Иногда, он в самом центре города поворачивался к кустам, просил его немного загородить, и убедившись, что в пяти метрах никого, кроме нас нет, пускал мощную струю. Управлялся он секунд за пять, точно большой кот. Как-то даже поссал на ходу, когда не было пешеходов, идущих навстречу. Мне было труднее справлять нужду в неположенном месте. Поэтому я терпел до последнего. Настоящее же облегчение испытывал, когда мы с Вадей сплавляли Юрца домой и тряхнув мошной, заваливались в настоящий кабак или казино.
   Когда приехали в контору, я стал готовить документы к завтрашней поездке. Камаз был загружен, оставалось напечатать и проштамповать бумажки. А самое главное, получить командировочные и деньги на гостиницу. Всего восемьсот рублей, но они были очень нужны. Время шлагбаумов и липовых штрафов пронеслось пулей. Остались только воспоминания о тучных деньках. Как и прежде, стало не хватать на житье. Я в тот год развелся, и можно сказать, пребывал в гордом одиночестве. У меня была, слава Богу, своя квартира. Снимать жилье я бы просто не потянул.
   Проблем со стиркой-готовкой я никогда не испытывал. Но если я семейный мог хоть как-то сводить концы с концами, то я бессемейный постоянно выгребал из кошелька последнюю мелочь на сигареты. В конторе было такое правило - после поездки из наличности можно было брать от четверти до половины зарплаты. С одной стороны, это казалось демократичным. Но с другой, сам себе выдавая зарплату каждую неделю, я почти не видел этих самых денег. Львиная доля уплывала за выходные. Если я выигрывал, то до следующей пятницы пил шампанское. Если проигрывал, заваривал на ужин "бомж-стакан". О покупке хороших ботинок я даже не задумывался. Чтобы купить приличные джинсы, пришлось бы неделю голодать. Зато я позволял себе виски со льдом и свинину на ребрышках. Точнее, не позволял, а как бы это сказать? Начиналось все с дешевого пива в забегаловке, а заканчивалось текилой в баре казино. Вот. И все-таки, я умудрялся следить за порядком в доме. Когда ко мне приходили друзья, они искренне удивлялись. Фразу - "У меня бы давно ужи завелись", приходилось слышать неоднократно.
   Закончив с документами, я стал поглядывать на стрелки часов. Кроме меня в "мужской комнате" никого не было. В такие моменты острее чувствовалась бессмысленность происходящего. "Что я тут на хуй делаю?", -задавал я себе вечный вопрос. Словно услышав меня, заглянул шеф:
   -Все сделал? Иди домой тогда, что сидеть.
   Неслыханная щедрость! Я не заставил себя долго ждать. Быстренько попрощался и поехал домой. По дороге я купил четыре пива и пакетик сушеной рыбки. Надо было убить вечер, похожий на многие другие вечера, как брат-близнец. Я никого не ждал, и был уверен, что меня тоже никто не ждет. Только я и наполненная кружка. И тишина. Вырвавшись из суеты дня, душа пребывала в нирване, а мысли плавно перетекали одна в другую. Это была моя личная "тайная вечеря". Появлялось ощущение, что весь мир умер, а люди исчезли. Я последний представитель рода человеческого, и теперь Богу придется слушать только мои просьбы и упования. Господи, прости меня и сделай так, чтобы все сволочи горели в аду, и чтобы черти пыряли им своими вилами под ребра, и чтобы те, кто потерял совесть обрели ее и ужаснувшись своим деяниям, вырвали свое сердце и растоптали его ногами. Господи, сделай то, что ты не можешь сделать - накажи всех подлецов и ублюдков не потом, а сейчас, и не там, а здесь. Пусть все, кто нажился на чужом труде и чужом горе, на обмане и клевете испытали все унижения и тяготы обманутых и растоптанных. Аминь.
   ***
   Ранним солнечным утром мы выехали с Бричкиным на маршрут. Настроение у нас было приподнятое, погода обещала быть отличной.
   -Давай шашлыков поджарим? Дров на райпо сколько угодно. - подал я внезапно пришедшую идею.
   -Это мысль. Вот если бы шеф знал, чем мы в командировке занимаемся. Шашлыки, машлыки, - Бричкин заржал громче, чем ревел мотор.
   И тут Камаз сломался. В тридцати километрах от города.
   -Вот тебе и шашлыки, на хуй, - сказал Бричкин, выясняя причины поломки. Потом позвонил в контору и попросил привезти какую-то запчасть. Без этой небольшой детали, которая ёкнулась, дальнейшее продвижение было невозможно.
   Пока Бричкин вывинчивал навернувшуюся деталь, я маялся и ходил вокруг Камаза. Терялось драгоценное время. Клиенты всегда шли нам навстречу и в случае чего, могли подождать. Но и у них был предел терпения.
   -Закури мне сигарету, - попросил Бричкин. Он уже успел весь измазаться, пока мудился с ключами и гайками. Руки были черные, на лице появилась раскраска бойца коммандос.
   -Ты уже весь уделался, - я не мог сдержать улыбки.
   -Хули ты ржешь? Попробуй туда подлезть, сам такой же будешь.
   -Я гуманитарий в первом поколении!
   -Вот и не выебывайся.
   -А че это там за проволока прикручена? - я заглянул в чернющие Камазовы внутренности.
   -Здесь все на проволоке, - назидательно ответил Бричкин, - Знаешь поговорку: "Камаз без проволоки, что пизда без волос".
   -Не очень актуально. Ты хоть одну пизду с волосами видел в последнее время...
   Наконец нам привезли запчасть. Шеф, естественно. Он немного покрутился и поспешил убраться восвояси, пока Бричкин не закипел и не начал обкладывать его хуями. Деталь была вскоре прикручена. Для надежности Бричкин посадил ее на герметик, размазывая еще не засохшее вещество пальцами. Руки он отмывал каким-то скипидаром. И пол дня в кабине распространялось ядовитое зловоние....
   Прилагая максимум усилий и мечтая о пикнике, мы все же успели раскидать товар, и с облегчением остановились в Дыре. Последняя точка, и можно было двигать в Валентинополь.
   В кабину постучали. Бричкин приоткрыл дверь. На подножку влез хитроватого вида паренек и вежливо спросил: "А вы мак возите? Понимаете, у нас тут рядом пирожковая, булочки печем, а мак взять негде. На хлебозаводе не дают".
   -Мы если возим, то мешками, - сказал я.
   -Мне надо всего килограмма два. Я заплачу.
   -Двести рублей.
   -Хорошо.
   Мы полезли в фуру. Широким жестом я развязал мешок и на глаз насыпал в пакет несколько полных горстей маленьких темных зернышек.
   -Вот спасибо. Я сейчас деньги принесу, - парень спрыгнул на землю и поспешил к проходной.
   -Чё-то хуйня какая, - вдруг сказал Бричкин. - Ты видел где-нибудь пирожковую?
   -Нет. Я сам удивляюсь. Но пара сотен не помешает. Все равно на хлебзаводе никто проверять вес не будет.
   От проходной к нам шел сторож:
   -Мужики, этот паренек с пакетом вышел. Вы ему что, мак продали?
   -А что? - спросил я.
   -Это же наркоманы. Они у завсклада мак на коленях выпрашивали.
   -Вот я старый козел, - вскричал Бричкин. - За пятьдесят лет такого повидал, а тут облажался. Я сразу почуял, что хуйня какая-то, а нарка не распознал.
   Он долго матерился на самого себя.
   -Подожди, а что из этого мака можно сделать? Он же пищевой.
   -Значит что-то можно, - сказал Бричкин. - Увижу его еще раз, переебу сразу. А если тебе деньги принесут - не бери, понял. Мол, никакого мака не продавал и первый раз об этом слышишь.
   Деньги мне естественно, не принесли. Да и хрен с ними. Не хватало еще в наркодилеры заделаться.
   Разгрузившись, мы рванули в Валентинополь. Дашку в этот раз Бричкин вежливо отфутболил, и она обиделась. Взбрыкнула, и пошла домой. Глядя ей вслед, он философским тоном изрек: "После Питера вчерашнего, да еще жена пол ночи на мне прыгала... Не, пусть недельку потерпит".
   Пластиковое ведро с готовым замороженным шашлыком было куплено заранее и оттаивало у меня в ногах. По дороге мы остановились, и я закидал в фуру сушняк. На всякий случай. Закрывая ворота и глядя на торчащие сухие ветки, я подумал: "Черт-те что в фургоне возим".
   Тихий и теплый вечер как будто обволакивал меня. Я предвкушал запах костра и жареного мяса. Пить пиво, смотреть на реку и ни о чем не думать. Создай сам себе идиллию.
   Валентинополь встретил как обычно - казалось, что городок вымер. На улицах ни жуглёнка, машин нет, и даже кошка не бросится под колеса. Я всегда себя спрашивал, а где же люди и что они делают? Телик дурацкий смотрят? Многие, конечно, уже ковырялись на огородах, выращивая пропитание, как в раннем средневековье. Но не всем же городом.
   На райпо я привычно перемахнул через забор и пошел в сторожку. Там никого не оказалось. Я зашел за здание, осмотрел туалеты. Пусто. Калитка черного входа оказалась распахнутой.
   -Блядь, куда этот козел съебался, - меня уже достали всяческие накладки. Словно кто-то специально мешал мне пожрать шашлыков.
   Я вышел на улицу.
   -Ну и где тебя искать?
   Я выкурил сигарету, потоптался на месте, глядя то вправо, влево. И тут наш дед появился.
   -Вечер добрый!
   -Добрый, добрый, - сказал старик, еле передвигая ноги.
   -Мы вас тут уже потеряли.
   -Да я это, металлолом относил, - ответил он, - Вон, насобираю, потом сдаю.
   И махнул рукой на разбитые трактора и кучу всякой другой железной мертвячины, разбросанной на задворках райпо.
   "Да, наши сторожа своего не упустят. Где охраняют, там и пиздят", - подумал я и пошел к Камазу. Заглянув в кабину, я опешил. Захотелось протереть глаза. Вместо одного Бричкина там сидела целая куча народа. Самого Бричкина я сперва и не заметил.
   -Это чё тут такое?- сказал я.
   -Здорово!
   -Привет!
   -Залезай, не стесняйся.
   Три улыбающиеся рожи стали протягивать руки, выражая явное намерение подружиться.
   -Это старые знакомые, - сказал Бричкин, явно тяготясь этим самым знакомством.
   -Вылазьте, нам надо машину ставить,- сказал я безапелляционным тоном и распахнул дверь настежь. Рожи потускнели и нехотя соскочили на землю. Было видно, что они поддали, но находились в той стадии опьянения, когда все вокруг еще кажутся друзьями.
   Подошел дед с ключами, и мы въехали на территорию.
   -Кто это такие?, -спросил я.
   -Самогонщики. До тебя Серега ездил, он им дрожжи продавал. Теперь они спирт бодяжат.
   -А чё им надо было?
   -Хотят пару кило дрожжей. Для себя, видно.
   -Шли их на хуй. Меня сколько раз везде просили - продай пачку. Я говорю, берите ящик. Мне с вашей пачки никакого навара, один геморрой с отчетом.
   -Ладно, появятся - пошлю.
   Я знал, что они придут клянчить, повиснув, как репей. Алкаши все такие. Будут стоять над душой, пока эту самую душу не вывернут наизнанку или пока не получат пиздюлей. Хуже нет, чем с алкашом связаться.
   И они точно пришли. Я деловито ломал сучья и не обращал на них никакого внимания.
   -Продай две пачки, - завели они свою песню.
   -Пачками не продаю.
   -Ну, тогда так дай.
   -Охуеть!
   -Да ладно тебе.
   -Сказал нет, значит, нет.
   -Самогоном угостим.
   -Я не пью самогон.
   -А что пьешь?
   -Пиво.
   -С него только ссать.
   Ну и так далее. Я не хотел слишком грубить. Не хотел конфликтов. Не хотел драк. При этом знал, что угандошить их нам с Бричкиным ничего не стоит.
   Они пошли к Бричкину. Но он, согласно моим пожеланиям, рявкнул на алкашню так, что они испарились. Пожелания экспедитора в отношении товара, как и пожелания водителя в отношении машины - это закон.
   Я открыл бутылку пива, сделал хороший глоток и чиркнул зажигалкой. Пламя пошло по бумаге, затем перекинулось на маленькие веточки, а потом лизнуло и большие сучья. Вот он, долгожданный костер. Я располовинил большие куски мяса и стал нанизывать их на срезанные с березы ветки. Бричкин, покуривая, наблюдал за моими манипуляциями. Потом принес бутылку водки, стаканчик и присел у костра. Я передал ему два прута с мясом, допил бутылку и открыл новую.
   Когда дрова прогорели между трех найденных на райпо кирпичин, мы опустили мясо прямо на самые угли. Мне хотелось есть. Точнее вгрызаться зубами в сочный, пахнущий дымом шашлык.
   Внизу журчала река. Она словно рассказывала нам какую-то забавную байку и сама весело заливалась смехом. Спину нам прикрывал Камаз. Прям, как верный сторожевой пес. А мы пили и ели мясо.
   -Романыч, ты в Бога веришь? - неожиданно спросил Бричкин.
   -Верю, - ответил я.
   -А я вот не верю. Все говорят, "Бог", а где он? Я его никогда не видел. В Сибири стоял двое суток в сугробе - не видел. В Чечне, когда машину чуть не отобрали и стволом перед носом вертели, тоже не видел.
   -Бог в душе. Так ты его вряд ли когда увидишь.
   -Значит, его нет.
   -Неужели у тебя так никогда не случалось, когда вот что-то подскажет и в нужную сторону направит?
   -Разве это Бог? Это везение.
   -Назвать можно по разному.
   -Ну, хватит, - сказал Бричкин. - Давай выпьем.
   -Давай, - согласился я. - А здорово, правда!
   -Заебись!
   Он крякнул после водки, схватил своими клешнями кусок мяса и стал усиленно жевать. Я подумал, что о Боге он заговорил не просто так. Видно, размышлял не раз на эту тему. И еще я понял, что об этом он ни с кем и может быть, никогда не говорил. Я давно заметил за собой такую особенность. Люди рассказывают мне то, что никому другому сказать язык не поворачивался. Я слышал истории о грабежах, изменах, неудачных самоубийствах. О любви, подлости и тайных душевных муках. Из всего этого я сделал главный вывод. Самый последний троглодит и уёбок - это все же человек. И еще. То, что он человек - не является оправданием...
   Смеркалось. Я побросал оставшиеся ветки на угли и еще раз запалил костер. Мы все съели и допили. Погрузневший Бричкин сказал:
   -Пойду спать.
   -А я знаешь чё? Пойду окунусь.
   -Смотри не утони.
   -Ладно.
   Мне правда вдруг захотелось освежиться. Лучшие идеи всегда приходят неожиданно. У меня нет ванны, зато есть речка. Эврика! Я прошел по песчаному спуску и остановился у воды. Разделся догола, положил на камень телефон и напузник с деньгами. Осторожно вошел в реку. Глубина начиналась сразу.
   Окунувшись по шею, я почувствовал значение слова "омовение". Смывался пот, алкоголь и накопившееся за день раздражение. Река очистила меня. И побрылявшись немного, я полез на берег. Когда обсох, надел трусы, футболку, джинсы и толстовку. Прицепил напузник и сунул в карман телефон. Обул одну ногу, ко второй долго искал носок. Когда я нашел его и стал одевать, меня качнуло. Чтобы не упасть, я встал ногой в воду, вторая нога автоматически встала рядом с первой. Я очутился в реке снова. По колено. Пытаясь выбраться, я окончательно потерял равновесие и рухнул. Уже с головой.
   Весь мокрый я прибежал к Камазу и стал звать на помощь Бричкина. Он быстро проснулся, оценил критическую ситуацию и завел мотор. Потом включил печку. В это время я вытаскивал из напузника набрякшие пачки денег. Выжимал трусы и футболку. Разбирал захлебнувшийся телефон.
   -Полный пиздец, -орал я, щелкая зубами.
   -Ты что, одетый купался?
   -Да нет, поскользнулся, блядь!
   -Залезай в кабину, вот тебе одеяло. А шмотки сейчас развесим.
   Он сам залез внутрь и натянул веревку от двери до двери. Я закутавшись голышом в одеяло, развесил вещи. Скоро в кабине стало тепло. Бричкин выключил печку и заглушил мотор. Мы еще покурили перед сном и молча расползлись по своим углам. Кабина превратилась в сушилку.
   Я все еще не мог поверить в произошедшее. Ну, как же так? Не смертельно, конечно, но очень досадно. Так вот оно и бывает, раз - и все...
   Утром, когда меня разбудило солнце, я первым делом схватился за трусы. Они были сухие. Футболка тоже почти высохла. Хуже было со штанами. Их сырая прохлада сразу облепила мои ноги. Было неприятно. К тому же, сырая ткань мешала ходить. Про толстовку я вообще не стал вспоминать. Сунул ее в пакет и забросил в спальник.
   Обувь у меня была открытая, но тоже не высохла. Согревался я разгрузкой дрожжей и беготней с накладными. В принципе, никто и не заметил, что я ношусь по эстакаде в мокрых штанах. Кроме меня самого, естественно.
   Телефон умер, не приходя в сознание. Этот дешевейший аппарат был казенным. Шеф расщедрился, и купил для экспедиторов три штуки. В нем были забиты номера клиентов и сотрудников конторы. Звонки тоже оплачивались. Но не дай Бог тебе звякнуть по личной надобности. Зина периодически запрашивала распечатку звонков, и по итогам мониторинга устраивала головомойку. Я не злоупотреблял, лень было с ней связываться...
   Сейчас выход был только один. Рабочую "симку" я вставил в свой телефон и поехал дальше, как ни в чем не бывало. Толстую пачку денег пришлось растрепать и положить на приборную панель. Их обдувал ветерок из окна и грело солнышко. Но видок у них стал уже не такой, как раньше. И меня это несколько смущало. Деньги надо было завезти на один заводик плавленых сырков, где мы периодически затаривались. Тамошние изделия, как будто всрались шефу. Он говорил: "Для ассортимента". Я, конечно, не силен в маркетинге, но так и не мог понять, зачем нам раз в две недели терять время на этом чертовом заводе, загружая пару центнеров плавленых сырков. Бричкин тоже не любил канитель с сырками.
   Особенно ему не нравилась перегрузка на трассе. У шефа в соседнем с нашим городе был деловой партнер по фамилии Синюхин. Горе, а не партнер. Шефа самого от него тошнило. Чтобы не мотаться к нам на склад, этот Синюхин просил экипаж останавливаться на пути домой и сгружать ему сырки прямо на трассе. Фраер, каких свет не видывал, забирался в фуру, потрошил поддон и долго выбирал, какие же ему сырки взять. Нахапав коробок двадцать он с довольным видом мародера покидал место разграбления. Смотреть на это не хватало никаких нервов.
   Синюхина материли все, кто раньше ездил по этому маршруту. Но когда в очередной раз вопрошали шефа, и тот махал рукой: "дайте ему сырки", останавливались на трассе.
   Однажды я сделал просто. Не стал спрашивать, сгружать или не сгружать. А на подъезде к синюхинскому городу, отключил телефон, чтобы не дали команду остановиться. Так мы и проскочили. Шеф потом радовался моей находке. Он злорадно ухмылялся и говорил: "Кинул Синюхина, падлу. Он приедет, орать будет". И все же, когда Синюхин очень просил, шеф отдавал команду, и нам приходилось останавливаться посреди дороги.
   В бухгалтерию заводика я вошел уже абсолютно сухой. То же самое относилось и к пачке денег. Главбух была веселая дама. Ей, по всей видимости, легко жилось. Она постоянно зависала в кабинете директоров с чашкой кофе в руке, пропадала на бессрочном обеде или болтала с коллегами по счетоводству.
   Деньги она пересчитала, рассказывая мне какую-то смешную историю, налила чаю, пока готовились накладные. Потом спросила с лукавой улыбкой:
   -А что это с деньгами?
   -Разве не хватает? - я включил дурака.
   -Да нет, вид просто очень странный. Что случилось-то?
   -Ну, как сказать, досадное недоразумение.
   -А все же, - настаивала она.
   -Да искупался я с ними в речке.
   Мы засмеялись.
   -Что-то в этом роде я и подумала.
   "Боялась, что ли, что их обоссали?", -подумал я и распрощался. А Синюхина в этот раз мы кинули жестко. Бричкин заприметил его пикапчик издалека. Я посоветовал прибавить газу и отвернулся от окна. Краем глаза я видел, как Синюхин запоздало выскочил из машины и замахал руками. Камаз с ревом пролетел мимо, выдав на прощание облако выхлопных газов. Проехав немного, мы посмотрели с Бричкиным друг на друга и заржали во весь голос.
   Так мы поставили жирную точку в этой романтической поездке.
   ***
   Лето - самое лучшее время для поездок. Конечно же, не туристических. Гонять за рубеж, по пляжам и музеям могут позволить себе только честные трудяги. Потом и нервами заслужившие право на отдых. Экспедиторы нашей конторы, как правило, заявления на отпуск не писали. Чтоб получить "тринадцатую зарплату".
   Зато все мои однокашники, севшие менеджерами на откаты, активно осваивали проторенные заморские тропки. Один в Польше взялся пьяный за руль, и тут же был схвачен полицией. Ночь провел в камере, а утром был доставлен в наручниках в суд. Штраф и запрет водить машину в этой стране в течении двух лет. Другой приятель украл в голландском супермаркете стильные кроссовки. Третьего самого обокрали в Лондоне...
   Они рассказывали мне о сафари, дороговизне парижских кафешек и чешском пиве, после которого наше пить просто невозможно. Узнав об очередных планах кого-нибудь из старых приятелей, я просил привезти мне магнитик. Ими я увешал свой холодильник. Пестрые квадратики и кружочки заключали в себе частицы неведомых стран, и иногда мне казалось, что это я сам привез все это сувенирное барахло.
   Я не завидовал. Вернее завидовал, но не показывал этого. Заработал человек 15 тысяч, на откатах срубил пятьдесят. А как по другому? При этом я имел возможность наблюдать интересную картину. Вчерашние нищие студенты, курившие одну сигарету на троих и отдававшие другу последнюю пачку макарон, теперь страдали от просьбы одолжить пару тысяч до пятницы. Рассказывали, как они вчера зажгли на двести баксов, и с невинным взглядом просили "бедного родственника", то есть, меня, похмелить истерзанный организм. Короче говоря, эти товарищи настолько охуели, что мы с Вадей почти перестали с ними общаться. Да и они с нами тоже. Гусь свинье не товарищ...
   Лето - самое лучшее время для поездок. На складах пыль, гам и вонь от контейнеров с протухшими овощами. Вокруг контейнеров вьются расхристанные бомжи и аккуратные пенсионерки. Бомжи вытаскивают просроченные йогурты и протыкают фольгу. Слышится хлопок, и разноцветная жижа выстреливает фейерверком. Бомжи смеются, облизывают испачканное лицо и пальцами выгребают с донышка остатки лакомства.
   Пенсионерки, взмахом клюшек останавливающие грузовики, придирчиво выискивают не догнившие помидоры. Ругаются, если грузчики вываливаю в контейнер абсолютный тухляк.
   Мы же с Бричкиным летим по живописным, утопающим в зелени местам. Чистейший воздух, озера и речки, сосны, ели и березы. И ни одной человеческой рожи! В принципе, мы могли бы соврать, что сломались. Обловиться рыбы, накупаться до усеру и привезти домой мешок ягод и грибов. Но мы почему-то так никогда не делали. Словно бумеранг, вылетали из одной точки и описав круг, стремились быстрее вернуться назад. И били все временные рекорды. Раньше нас с этого маршрута никто никогда не возвращался. Шефу мы об этом, естественно, не докладывали. Он не считал быстроту показателем качества работы.
   Примчаться на базу с пустым кузовом, оставив позади сотни и сотни километров - вот мгновения счастья. Сначала приближается родной город, потом родные улицы, и наконец, поворот на любимые склады. "Здорово, ебена мтрена! Вот мы и приперлись!".
   Мы тихонько заруливали к своему складу, последнему на эстакаде, и Бричкин ставил вдоль нее нашего взмыленного и запыленного коня. Рабочий день уже закончился. Ни одна сволочь не тащит ящики с колбасой или чем-нибудь еще. Бричкин вылезает, ссыт под колесо, переодевается и моет руки. Я сижу и наслаждаюсь тишиной. Потом мы выпиваем по два пива, купленные по дороге. Это ритуал. Малословный и многозначительный. Сделан очередной рейс: мы целы, Камаз цел, деньги, документы целы. Пора и валить отсюда. Мы с Бричкиным прощаемся и забываем о существовании друг друга до следующей командировки.
   Летом я всегда пиликал к себе домой пешком. Ходьба помогала вернуться в человеческое состояние. И все равно некоторое время я чуть ли не подпрыгивал. Все тело вибрировало, в ушах раздавался шум мотора. Я сжимал под мышкой папку и старался не глядеть на попадавшихся мне людей. Меня смущала собственная рабочая одежда - засаленные рукава, почерневшие манжеты и стоптанные сандалии. Я стремился домой, чтобы встать под струи душа и переодеться. А потом...
   Конечно же, я не мог усидеть на диване. Созванивался с Вадей и выстреливал в Центр. Мы встречались у моста или я разыскивал их с Юрцом на какой-нибудь лавочке. Мы пили пиво и рассматривали проходящих мимо женщин.
   Центр в эти вечерние часы превращался в сплошную пьянку и место съема. Мажоры парковали где попало сверкающие авто, открывали двери и включали музыку. Народ победнее оккупировал лавочки. Очереди в ларьках с каждым часом становились длиннее.
   Женщин как будто кто-то подсыпал из безразмерного кулька. Их было так много, что казалось, они слетелись со всего мира. А мы сходили с ума. У нас рябило в глазах от загорелых бедер, облепленных тонкой тканью ягодиц, почти вываливающихся наружу грудей. Высокие каблуки, декольтированные топики, яркий макияж. Казалось, вынь из кармана пятисотку, и к тебе подскочит целый десяток. Но блядская мода еще не означает модное блядство. Вернее, не всегда и не для всех...
   Трудно было определить, чего хочет расфуфыренная девушка: повыебываться, поебаться или наебать. Поэтому мы чаще всего просто рассматривали их и делились своими соображениями, не тратя понапрасну сил. Когда в обществе нет четких правил, и непонятно, кто есть кто, все становится похоже на игру в рулетку. И очень часто, на русскую рулетку.
   Иногда мы пытались знакомиться, но в девяноста пяти процентов случаев ничего не выходило. Может быть, нам недоставало приличной тачки? Один мой знакомый, которому папа купил подержанный "мерс", говорил, что просто подъезжает к дискотеке ближе к закрытию. И увозит на заднем сидении целую кучу распаленных баб.
   Может быть, женщины нутром чуяли, что в наших карманах не густо, и коктейлями их тут угощать никто не будет. Или мы банально не соответствовали образу "клубного мальчика", который, как и блядскую моду вдалбливает в мозги зомбоящик. Зато у нас было бесплатное стрип-шоу.
   -Смотрите, вон та, в красном точно без трусиков. Она нагнулась, и даже стринговой полоски не заметно, - говорил Юрец, плотоядно облизываясь.
   -А вот эти две, - присвистывал я, - У меня сейчас мозг взорвется.
   -Ладно мозг, у меня член вот-вот лопнет, - стонал Вадя и прижимал к ширинке холодную бутылку пива.
   Когда Юрец отправлялся к жене, мы с Вадей бродили по Центру в поисках приключений до поздней ночи, чтобы назавтра проделать то же самое. В глубине души я хотел познакомиться с одной, но нормальной женщиной. Не с безмозглой гуленой, не с циничной охотницей за толстым кошельком, не с тусовочной пофигисткой. Но прекрасно понимал, что такой, которая мне нужна, здесь нет. А если и есть, то вычислить ее в этой пестрой толпе практически невозможно...
   Чтобы не сходить с ума, мы иногда уходили на бережок или залезали в Вадину "девятку", которую он выкатывал за ворота стоянки. Стоянка была дальнего знакомого, и платить за место было не обязательно. Необходимость же ставить убитую девятку за забор появилась после того, как нарки или еще какие крохоборы два раза вырезали из машины колонки. Красная цена этим колонкам - пятьсот рублей, но уебки ломали дверные замки. А это уже геморрой.
   Удобство посиделок в машине заключалось в том, что можно было, не поднимая жопы, доехать до ларька и взять еще пива. Оно, как известно, всегда заканчивается быстрее, чем рыбка. Место было пустынное, до ларька триста метров, так что стрематься гайцов было особо не с чего.
   Вот один раз мы и сидели, потягивая свое пойло. Вадя рассказывал историю:
   -Нажрался я и поругался с женой. Взял пиво и пошел спать под окно в машину. Выпил, а спать не хочется. Думаю, доеду тихо до магазина и возьму себе еще водки. Доехал по дворам, купил бутылку. Выхожу, смотрю, стоят пацаны с футбольными шарфами. Орут громко, обсуждают матч, я так понял, из Москвы только приехали. Я подошел и влез в разговор. Эти гопники сначала думали, что я нарываюсь, а потом, когда поняли, что я в футболе шарю, разговорились. Короче, им надо было в поселок, а добраться уже не на чем. Я и предложил подвезти. А во мне уже ноль семь плещется. Они сели сзади, я как втопил сто тридцать. Только повороты замелькали. Мне по кайфу, и тут понял, что на заднем сидении гробовая тишина. Наверное, подумали: во попали. Туда-то я их довез, а обратно сам обосрался. Даже хотел там ночевать. Потом думаю, ладно, хуй с ним, и потихоньку доехал. Встал под окно, выпил водку свою и отрубился.
   -Ну, ты дебил, - сказал я.
   -Да я знаю, что дебил.
   -Тогда не езди пьяным. Вот на хуя надо к ларьку ездить? Ног что ли, нет? А если менты?
   -Смотри, какая туча, в любой момент ливанет, а пиво уже кончается, - изрек Юрец.
   Действительно, стало темнеть, поднялся ветер, и через пятнадцать минут небо разревелось так, что и поссать было не выйти. По крыше барабанило и барабанило, поэтому альтернативы у нас не предвиделось. Включив фары, Вадя стал красться к заветному ларьку. Только он подъехал, не успев заглушить мотор, как из темноты и дождя появилась офицерская фуражка с прижатой к ней ладонью:
   -Лейтенант Иванов. Ваши документы?
   Вадю они забрали к себе в машину и долго мурыжили, а мы с Юрцом гадали, как же так вышло и чем все может закончиться. В итоге, у Вади забрали права, а машину погнали на штрафстоянку.
   -Да и хуй с ними, -сказал Вадя, когда мы, стоя под дождем, провожали глазами гаишников, увозящих свой трофей.
   Мы взяли уже водки с колой и на такси поехали ко мне. После пяти рюмок Вадя вспомнил, что есть знакомые гаишники и стал названивать по телефону. Ближе к утру ситуация разрулилась. В ходе сложных переговорных инсинуаций, выяснилось, что Вадя может забрать и права и машину. Чем он немедленно и занялся. Юрец, уже смирившийся с тем, что огребет от жены по полной, тоже повлекся на выход. А я, порядком задолбанный всей этой историей завалился спать.
   Утром, а это была суббота, я понял, что вчера случился перебор. К тому же, оказалось, что посиделки чисто мужской компании принесли определенный ущерб. В раковине я обнаружил разбитый бокал, а на лоджии треснувшее стекло. На полу чернели пятна от колы, а в любимой чашке лежали скрюченные бычки.
   -Все, больше никаких компаний. Мой дом - моя крепость. Вот уроды, а!
   Я отключил телефон, лег на диван и до вечера читал Чейза, пока не отошел. Воскресенье я тоже провел "на дне", как подводная лодка, а в понедельник Вадя заговорщицки отвел меня в сторонку. Оказалось, что история с "девяткой" не закончилась. Когда мой безумный товарищ получил права, а злополучное авто те же гаишники оттащили на родную стоянку, Ваде взбрендило выиграть в казино. Это видно, от избытка чувств. Проигравшись в пух и прах и, естественно, добавив, Вадя решил ехать за женой, которая гостила у родителей за двести километров от города. Он сел в тачку и опять дал сто тридцать. На трассе его поймали, и снова все отобрали. Звонить своим гаишникам уже не было сил, и Вадя, покорившись судьбе, вернулся, наконец, домой.
   -Я же говорил, что ты дебил, - мне трудно было поверить его словам. - Хорошо, что поймали, а то въебался бы где-нибудь. И кто бы тебя потом собирал?
   -А знаешь, что я гаишникам говорил? - опухший Вадя то ли смеялся, то ли всхлипывал. - Отпустите меня, я от тещи вам рыбки копченой привезу.
   Он решил принять кару за свои прегрешения, дождался суда и искренне раскаялся перед человеком в мантии. Поэтому прав его лишили на минимальный срок. И еще. Знакомый гаишник сказал, что навел на нас продавец из ларька, ему за это отстегивают.
   ***
   В детстве время тянется бесконечно. Помню, когда начинались летние каникулы, мне казалось, что кто-то подарил в виде бонуса дополнительную жизнь. А сейчас - только успевай оглядывается. Еще вчера я после гостиничной кровати приноравливался к ночевке в кабине. И вот уже мне трудно представить, что, просыпаясь, не долбану пяткой по рулевому колесу. Только что мы мчались, опережая весну, и вот уже лето клонится к закату.
   Райпо привычно встречало нас каждый раз тишиной, буйной растительностью и прохладной речкой. Неподалеку был даже родник с чистейшей водой, которой мы наполняли канистру и пластиковые бутылки. Мы часто купались после ужина, и даже успевали немного позагорать. Давно оценив счастье ехать второй день без похмелья, мы старались не нажираться. Пили ровно столько, чтобы спокойненько погрузиться в безмятежный сон и наутро встать, как огурец.
   Когда кладовщицы открывали замки, у меня все было расставлено, и я вальяжно покуривал, глядя на поднимающееся из-за холма солнце. Размеренная жизнь приводит душу в состояние покоя. Бричкин, например, почти охладел к Дашке и редко костерил жену. С Дашкой они виделись урывками, пока шла разгрузка в Дыре. По ее взглядам и намекам я понял, что она не собиралась отказываться от своих завоеваний. Притаившись, как пантера, любовница Бричкина выжидала момент, чтобы вновь закрутить карусель.
   Даже Камаз почти не ломался. Его не дергало на второй передаче, у него ничего не отваливалось. Мерно урча, он пер по дневной жаре и заслуженно отдыхал ночью.
   Разобравшись с Валентинополем, мы ехали в городок Озеро. Там было действительно много озер. А больше ничего не было, кроме унылой кафешки с претензией. В окрестностях Озера сновало немало туристов, поэтому заведение "Цыпка" было оснащено туалетом и резной барной стойкой. Здесь можно было купить даже виски и джин. Мы с Бричкиным останавливались тут завтракать. Прямо сказать, на райпо мы готовили вкуснее. Но кроме "Цыпки" у нас не было вариантов. Бричкин входил в "Цыпку" с заведомо кислой рожей. Я был менее придирчив и уплетал все, что заказывал. Завтрак для меня - это святое. Если я не поел с утра, мой желудок начинал громко орать: "Ты чё, там, охуел!". И никаким никотином его нельзя было успокоить. Бричкин же, как пресыщенный князь сначала нюхал содержимое пластиковых тарелок, потом вяло ковырялся там вилкой. Иногда плевался, уматерив даже чай и уходил в машину. А я без зазрения совести подъедал с его подноса и довольный шел следом.
   "Цыпка" представляла собой точку пересечения путей принцев и нищих. Всегда можно было наблюдать, как в одной очереди стоят местные алкаши и приезжие толстосумы. Первые брали двести грамм, конфету и бутерброд. Вторые, открыв распухшие барсетки, не моргнув глазом, отстегивали за пару бутылок вискаря.
   Местный хлебозавод производил странное впечатление. Почти сказочное. Он был окружен со всех сторон вековыми соснами. Бухгалтерия и склад - сложенные из бруса избушки, только что без курьих ножек. И лишь цех, как классический образец советской архитектуры вносил диссонанс в эту композицию.
   Бабка-кладовщица все время была под мухой и все время где-то пропадала. Она долго искала ключи от амбара, потом пол часа до него ковыляла. Грузчиков у нее не было, и она, кряхтя и охая, помогала мне сгружать дрожжи.
   Подъехать к амбару было очень сложно. К тому же, там начинался рыхлый песок, в котором мы постоянно буксовали. В отместку, Бричкин не помогал разгружать, чтобы бабка тоже помучилась. Хотя она-то здесь была не при чем.
   -Когда асфальт положите, заебался тут буксовать, - высказывал Бричкин свои претензии.
   А я ебу? - вопросом на вопрос отвечала бабуля. - На асфальт деньги нужны, а где их взять?
   -Вон ваш директор пусть тачку свою продаст, - Бричкин махал рукой на сверкающий "паджеро".
   -Сам ему об этом и скажи.
   Бабуля не обижалась, ей самой многое не нравилось.
   Заперев амбар, и дойдя до каморки, она никак не могла найти печать. Потом, подышав на нее, со всей дури била по накладной и ставила размашистую подпись. Я тащился назад в бухгалтерию, чтобы препираться из-за неоплаченных накладных и растущего долга. Меня клятвенно заверяли, что на следующей неделе обязательно расплатятся. В принципе, мне-то было насрать, это шефовские деньги. Но вовлеченный в рабочий процесс я играл свою роль до конца. Так мы и отчаливали из Озера - Бричкин голодный, я с неоплаченными накладными.
   А душевное равновесие наше было хрупкое. Никто никогда не может сказать, с чего все начинается. Почему в какой-то момент отказывают тормоза. Плохо выспался, мало поел? Или наоборот, преисполнился неописуемым куражом. Как русалка из анекдота, которая встречала корабли, ты кричишь: "Эге-гей, ёп твою мать!!!". И опрокидываешь стакан.
   У нас все получилось так гладко, что на райпо мы прибыли в четыре часа. Я обзвонил всех клиентов и они слетелись, как мухи на мед. Кладовщицы тоже забрали свое. К пяти часам Валентинополь был сделан. Это был недосягаемый рекорд, и мы с Бричкиным торжествовали. Можно было пить и спать без задних ног, а потом не спеша ехать в Озеро. Мы и напились, как в Дыре. Почти...
   Еще не стемнело, а Бричкин залез в спальник и захрапел. Я сидел на переднем сиденье, курил и допивал неизвестно какое по счету пиво. Но странное дело, я не хотел спать. Наоборот, я мечтал сейчас оказаться дома, в Центре. На набережной или за рулеточным столом. Мне казалось, что я могу все. Но тут некуда было себя деть. Не бродить же по Валентинополю в поисках пиздюлей или какой-нибудь поддатой бабенции.
   Бричкин перестал храпеть и застонал. Потом заворочался с боку на бок и кого-то послал на хуй. "Вот и все, что мне остается, как только слушать эти рулады", - думал я, с трудом прикуривая новую сигарету.
   Вдруг, звуки в спальнике прекратились, раздвинулись шторки, и оттуда, как из кукольного театра высунулась голова с безумным взглядом.
   -Не спишь, - прохрипел Бричкин.
   -Что-то никак не усну, - ответил я.
   -И я выспался. Чё делать-то, бля?
   -Может, в Озеро? - я робко выразил неожиданно пришедшую идею.
   -Поехали!
   Бричкин, как змея выскользнул из спальника и уселся за руль. Повернул ключ зажигания, а потом включил фары. Два луча разорвали темноту, как лазеры из фантастических фильмов. Нам не хватало только сирены с мигалкой. Я пулей выскочил из кабины и бросился будить сторожа. Барабанил в дверь до тех пор, пока обомлевший дед не появился на пороге.
   -Что случилось?
   -Открой нам ворота, мы уезжаем!
   Я снова забрался в кабину, представив, что я в боевом космическом корабле. Во мне все ликовало. Поймать кураж - не каждый день такое случается.
   В свете Камазовых фар сторож казался беглым каторжником, которого засекла охрана. Он еле успел отскочить в сторону, когда Камаз с диким ревом вылетел с райпо. Бричкин зверствовал. Адским демоном мы пронеслись по спящему городку, взрезая ночную тишь. Отъехав от Валентинополя, Бричкин резко затормозил.
   -Просил покататься? Садись за руль. - скомандовал он.
   -Да я же колом, ты чё?
   -А я, по-твоему, трезвый? - он вылез из кабины и открыл дверь с моей стороны.
   Я сел за штурвал. Нащупал ногой педали. Схватился за ручку КПП. Да-а! Поиграйте в настольный теннис, а потом выйдите на теннисный корт. Ездивший когда-то на легковушке, за рулем Камаза я испытал схожие ощущения.
   Тронуться с первого раза у меня не получилось. Все органы управления показались настолько тугими, что было непонятно, как Бричкин умудряется лихачить.
   -Врубай сразу вторую! - орал он мне в самое ухо, - Жми на газ! Сильнее, бля!
   Машина задергалась, но пошла. Впереди был спуск, объятый туманом. Руки у меня одеревенели, в глазах двоилось. Видимость ноль, иду по приборам.
   Я старался держать руль прямо и особо не газовать. Было такое ощущение, что Бричкин за меня спокоен, или ему все равно. А с меня уже лил пот. Наконец, я не выдержал и затормозил.
   -Чё, все? Накатался? - удивился Бричкин.
   -Хватит. Как ехал? - я с волнением глянул на асса.
   -В канаву не слетел, значит нормально. Дай я порулю.
   И он конечно, порулил. Из меня моментом весь хмель вылетел. Гонка в ночи по пустынной дороге среди леса. Бесплатный Париж-Дакар. Господи спаси и сохрани!
   Не доезжая до Озера мы остановились перевести дух. В пятнадцати метрах слева простиралась необъятная водная гладь, над которой поднимался пар.
   -Искупаться, что ли?
   -Давай.
   Мы разделись, голышом перешли на другую сторону дороги и стали искать спуск к воде. Если бы кто-нибудь проехал мимо, то он бы увидел двух голых мужиков, неуклюже шныряющих по обочине. Наконец, Бричкин обнаружил тропку, и мы спустились к озеру. Вода была как парное молоко. Даже не хотелось вылезать.
   Обсохнув и одевшись, мы снова рванули вперед. Теперь наш Камаз будоражил Озеро. Мы метались по улочкам в поисках хоть одного ночного магазина.
   -Пива хочу! Есть в этой блядской дыре хоть один ларек! - орал Бричкин.
   Я тоже хотел пива, но молчал. Наконец мы обнаружили что-то похожее на ночное кафе. Я вынул деньги и пошел внутрь. Там играла музыка, столики были заняты приличного вида людьми. Хотя, я был в таком состоянии, что мог и ошибаться. У барной стойки была небольшая очередь. Когда я рассчитался, набрав целую батарею пойла, в кафе ворвался Бричкин. Мутным взглядом он окинул заведение, но, увидев меня, расслабился.
   -Чё-то ты долго, я подумал, влип куда-нибудь.
   -Все нормально, очередь была. Пошли.
   Мы гадали, пустят ли нас на хлебозавод. Но оказалось, что у них есть ночная смена. Бричкин виртуозно развернул Камаз и поставил его прямо перед избушкой-складом, аккурат в ебучие пески.
   -Открывай, давай, - сказал он и заглушил мотор.
   -Готово, - я протянул ему бутылку пива.
   Мы чокнулись и сделали по хорошему глотку. А потом закурили. Нам было видно людей, снующих в ярко освещенном цехе. И оттого, что мы пьяные, искупавшиеся и веселые, сидим себе да покуриваем, а они там колбасятся, нам было вдвойне хорошо. Мы оприходовали все, что я купил без остатка. Последнее пиво я еле залил. Потом Бричкин полез спать. А я естественно, улегся на переднее сиденье. Начался "вертолет". Я открыл дверь кабины, высунулся наполовину и стал блевать. Долго. Зато потом уснул, как младенец...
   Утром меня разбудил стук по голове. Вернее, так мне показалось. Стучали в дверь. Я приподнялся на локте и посмотрел в окно. Это была бабуля-кладовщица. Я вернулся в исходное положение, поближе подтянув колени к животу. Но бабуля не унималась. Пришлось вылезать.
   -Вы чего это? Прихожу, смотрю - стоят. Пошли выгружаться.
   -Мы рекорды ставим, - я аккуратно обошел высохшие блямбы и полез в кузов. Было не так уж и плохо, только немного штормило.
   На звук моих хождений по фуре из кабины вылез Бричкин. Морщины на его лице стали щелями в гранитном утесе.
   -Вы чё, совсем охуели? Поспать, блять, и то не дают!
   -Ишь, ты. Какой грозный, - усмехнулась бабуля. - Лучше помоги, чем хуями крыть.
   -Да пошли вы на хуй!
   Он ушел ссать, умываться, а я пока ставил печать и ходил в бухгалтерию. Когда я залез в машину, Бричкин курил на своем месте.
   -Ну что, поехали? Я все. - сказал я.
   -Ни хуя не поехали. Здесь будем торчать.
   Я замолчал и не стал связываться с психом. Он повыебывался немного, потом завел Камаз и тронулся. "Так-то лучше", - подумал я. Дел у нас осталось не так уж и много.
   У нас был городок, который не каждый раз заказывал товар. Чтобы до него доехать, нужно было сворачивать с основного маршрута, а потом возвращаться назад. Но Бричкин в свое время разведал другой путь. Там была грунтовка, которая, вела от этого городка практически до следующей точки. Срезалось около восьмидесяти километров. Это время и, особенно, салярочные деньги. Поэтому Бричкин срезал во все времена года, кроме снежных зим.
   По этой грунтовке никто почти не ездил. Вдоль дороги на всем ее протяжении стояло с десяток деревень. Это были деревни призраки. Заколоченные окна, повалившиеся заборы и кружащие над тополями вороны производили жуткое впечатление. Окрестные поля наглухо заросли борщевиком.
   Грунтовка была испытанием для Камаза и для наших жоп. Тактика Бричкина была простая: больше скорость - меньше ям. А ямы здесь были - дай Бог. Весной и осенью они превращались в озера. Камаз шел юзом, скользя по вязкой глине, ухал в гигантские лужи. Мне приходилось держаться изо всех сил, чтобы не вылететь через лобовуху. Весь отрезок пути в кабине плескался десятиэтажный мат. И это был наш оберег в этом мрачном месте.
   Сейчас было сухо, и мы оставляли за собой песчаную бурю. Товара в машине к этому моменту почти не оставалось, поэтому "боя" не было. Но в этот раз мы везли бочку горчичного масла, и я всерьез переживал за сохранность посудины. Эти бочки были сплошным наказанием. Весили они сто восемьдесят кило, и при выгрузке всегда происходила ебатория. Высоких эстакад нигде не было, поэтому грузчики шли двумя путями. Или клали две покрышки от грузовика, и мы с Бричкиным сталкивали бочку вниз. Или скатывали по доскам. У жестяной бочки могла выскочить затычка и прорваться бок. Все присутствовавшие оказывались в масле, отпрыгивали, орали, а потом спешно затыкали пробоину. Хорошо, что эти говенные бочки заказывали редко.
   Первый раз мы везли масло по грунтовке. Бочку, которую практически нечем было прижать, мы поставили в самый угол фургона поближе к кабине. И понеслись.
   Впереди замаячило маленькое песчаное облачко. Это ползли древние "Жигули". Бричкин усмехнулся, и не снижая скорости обошел легковушку. Она исчезла в туче песка и пыли.
   -Теперь он два километра будет ехать, как ежик в тумане, - сказал я, глядя в зеркало заднего вида.
   -Не хуй тут ездить, - отозвался Бричкин.
   Через некоторое время появилось облако побольше, почти застилавшее свет уже нам. Догнали. Это была "буханка" с военными номерами, лихо шурующая по ухабам. Дорогу нам уступать никто не собирался. Бричкин начал раздражаться. Ему никак не удавалось совершить обходной маневр. "Буханке", конечно, не хотелось ехать позади нас, и водитель показывал чудеса экстремального вождения. Но вот появилась яма, которую он не решился взять с ходу и чуть притормозил. Бричкину оказалось этого вполне достаточно. Он вильнул на обочину и выжал из Камаза все. Машина накренилась, рискуя рухнуть в кювет, взревела и вынесла нас вперед. Буруны песка вздыбились до небес и поглотили неуступчивого соперника. Больше мы его не видели. Довольный Бричкин выровнял машину и приоткрыл окно.
   -Пожуйте песочку, вояки, на хуй, - крикнул он и плюнул на дорогу.
   Я радовался меньше, потому что слышал, как во время обгона, в фургоне глухо стукнуло. "Если эта гребаная бочка лопнет, то по фуре будем кататься, как на льду", - подумал я. Но останавливаться мы не стали.
   На последнем хлебозаводе я с тревогой пошел открывать фургон. Из под дверей капало.
   -Ну, пиздец!
   -Чё там? - спросил Бричкин.
   -Масло течет из под дверей.
   -Открывай, посмотрим.
   Бочка преспокойненько лежала, вонючей жижей был залит весь пол. Хорошо еще, что он ребристый, а то была бы веселуха. Аттракцион - медведи на льду. Оказалось, что прорвало бок, но вытекло не так уж много. Кое-как мы подкатили бочку к краю, и, предупредив грузчиков, сбросили ее вниз. Ребята быстро покатили жестянку на склад, оставляя на асфальте масляные следы. Кладовщику я сказал, чтобы взвесили по факту, а мы потом переделаем накладную.
   Это недоразумение позволило мне лицезреть охуительную картину. В понедельник я пришел на склад и увидел, как шеф отмывает пол. Машину нужно было отправлять за дрожжами в Питер. Бричкин же залез под Камаз и объявил, что ремонту у него на пол дня. Я думаю, просто лень было фуру мыть. У всех остальных были дела. Так что полотером стал главный бездельник. В фартуке и с тряпкой он выглядел просто великолепно. Где еще такое увидишь?
   ***
   Когда я поступил на истфак, на вводной лекции замдекана сказал потрясающую фразу: "Запомните. У нас не страна, а территория. Не народ, а население". И больше о судьбах России с нами никто из преподов никогда не разговаривал. Я тогда изучал чудачества египетских фараонов и не парился. Потом было много чего, но именно сейчас, когда я колесил по своей родине, мне часто вспоминалось изречение замдекана. На огромной территории, действительно находилось население. Одни выживали, другие доживали.
   Ни разу мы не видели, чтобы кто-то что-то строил. А вот разрушенного и сгоревшего было хоть отбавляй. Едешь в очередной раз. Опа! Дом сгорел. И стоит эта обугленная хуйня целый год. Никто не сроет, не поставит новую хату.
   Раз! Яму выкопали. Кто, зачем? Хер его знает. Но она становиться со временем особенностью местного пейзажа. Хочешь - плюй туда, хочешь - падай.
   Раз в месяц, а то и чаще, на федеральной трассе мы видели лежащую в кювете фуру. Странно, но вокруг нее никто не суетился, не вытаскивал. Они напоминали павших лошадей, которых сто лет назад оттаскивали с дороги и ехали дальше.
   Масштабы плантаций борщевика поражали мое воображение. Зато на бескрайних полях даже в самую страду, лишь кое-где можно было засечь одинокий трактор.
   Каждый раз, отправляясь в командировку, меня не покидало ощущение, что я иду в поход. Проверял, хорошо ли заряжен мобильник, хотя связь была далеко не везде. Брал даже летом теплую одежду. Сигаретами, и то запасался. Надеяться в пути на кого-то, кроме самих себя, было непростительным легкомыслием.
   Бричкин говорил мне: "Ты историк. Скажи, когда в этой блядской стране что-нибудь измениться". Я молчал. Мне представлялось, как по этим полям и лесам шли орды татаро-монголов. И думал, что сейчас им было бы не намного легче. Разве что, отпор бы никто не дал.
   Когда-то я читал в летописях о гордых, свободолюбивых славянах. У них был ясный взор и пряма спина. Сейчас я видел только сгорбленных старушек, донашивавших залатанное тряпье и шатающихся мужичков, чьи глаза уже с утра были залиты до помутнения.
   Хлебозаводики отнюдь не походили на современное производство. Там было все до такой степени убого, что я удивлялся, как они умудряются еще и хлеб печь. Я многих спрашивал про зарплаты из чистого любопытства. Мне отвечали, и мне хотелось заплакать. Грузчик - сто баксов, пекарь - сто пятьдесят.
   У деревень и городков на трассе в любое время года стояли деревянные лотки. Охотники, рыболовы и собиратели продавали дары природы. Так что, каменный век никуда не делся. Печальнее всего было видеть одиноко стоящих девчушек, неумело пытавшихся изобразить "ночную бабочку". Фуры сдували их ветром с обочины...
   Но население не покидало этой территории. Куда ж оно пойдет? Кому они нужны "там", если они не нужны и "здесь"? И каждый раз, возвращаясь домой, где была хоть какая-то видимость цивилизации, я смывал под душем не только пот и грязь. Я смывал чувство безысходности и какой-то вселенской тоски по утраченному. Я не верил, что это утраченное можно вернуть - мертвые не возвращаются. Но я-то еще живой, и мне, ебать-колотить, надо как-то жить.
   А жизнь в конторе незаметно стала прокисать. Уволились два сотрудника. Товар нам поставляли с большими задержками, ксерокс так и не удосужились поменять. Но самое главное, шеф не прибавлял зарплату. Прошел уже год, но цифра оставалась все той же. Юрец говорил, что раньше прибавляли каждые полгода, потом раз в год. И вот теперь ни гу-гу. Мы недоуменно ходили вокруг да около, но спросить в открытую никто не решался. Тем более, замутить бунт. Есть в наших коллективах такая рабская черта - все недовольны, но никто не хочет выступить первым. Знает, что остальные быстренько спрячутся в кусты. А начальство срубит высунувшуюся голову. Казалось бы, чего проще: собраться всем, тем более, что нас всего-то человек пятнадцать, и устроить забастовку. Прибавляй шеф всем по паре кусков, а то завтра на работу не выходим. Деваться суке будет некуда. Но это, блядь, невозможно! Сколько мы об этом талдычили по пьяной лавочке, обсуждая даже вариант отделиться от шефа и стать его конкурентами. Но трезвые все норовили увильнуть. Один кредит взял, у второго дети, и так далее. И все ссут. Я говорил: "Если вместе выступим, то он никуда не денется. Не сможет всех уволить - бизнес встанет". А мне отвечали: "А вдруг, уволит. Тебе легко, ты один, а у нас...". Ну и все в таком роде. Я сказал: "Если так, то нечего об этом больше и пиздеть". Но злость моя не утихала. Почему эта тварь считает, что он нам платит хорошую зарплату? Почему эти трусы не могут хоть раз превратиться в мужчин?
   Вадя со мной был согласен, но он смотрел под другим углом.
   -Ты не злись, а посуди здраво, - говорил он. - Юрец тот еще крендель. Он мне как-то проболтался, сколько он пиздит. Я еще удивляюсь, как его не выгнали. Так что он не выступит. У водителей своя тема. Про склад я вообще молчу. Иваныч же просто побоится.
   -Да я все понимаю, но я не хочу быть холопом.
   -Ладно, выступим мы вдвоем. Знаешь, что будет? Он нас уволит, на твой маршрут посадит Борю, в Москву сам будет пока ездить. И возьмет еще одного человечка, которого Юрец за пару недель натаскает. А мы с тобой пойдем побираться. Лучше не бузить, а придумать, как левак делать.
   -У меня нет на это мозгов. Почему я должен что-то изобретать, а не получать хорошую зарплату и гордиться своей фирмой?
   -Это в Германии своими фирмами гордятся.
   Он выливал на меня холодный душ железных аргументов, а я добавлял к этому холодное пиво. И остывал.
   Я остыл так, что мне стало все безразлично. Не заказал клиент дрожжи, да и хер с ним. Не дали сертификатов на повидло - повезу так. Обо мне начальник не переживает, а я буду нервы трепать? Почему-то все, кому я возил товар, души во мне не чаяли. И только шеф оставался среди них "белой вороной".
   Начались и дурацкие мелочи. Дрожжи иногда стали привозить по вечерам. Шеф миленько объявлял об этом и просил помочь всех желающих. О дополнительной оплате - молчок. Ладно, один раз я пошел. Мы взяли пива, и с шутками-прибаутками закидали дрожжи на склад.
   Шеф второй раз объявляет набор добровольцев. Мы с Юрцом подумали, да и не пошли. Дело-то добровольное. Тем более бесплатно. А на следующий день нам на складе отказали в выдаче продуктового пайка. Мол, шеф запретил. Я с ним потом поругался на эстакаде. Шеф защищался слабо, но паек мне так и не дали. Зато мы с Юрцом теперь с чистой совестью не ходили на эти вечеринки.
   Обострение случилось и у Зины. Она периодически на кого-нибудь набрасывалась и грызла. Ко мне, например, доебалась, что я сижу в помещении в кепке. Я тогда купил модную кепку, и не снимал ее в нашей "мужской комнате". Зина зашла, сделала мне безапелляционное замечание и замерла. Все тоже замерли и посмотрели на меня. Я чуть не затрясся. Какое ее собачье дело, в чем я сижу. Но нашел в себе силы и мило улыбнулся:
   -Зина, это имидж такой. Как у автогонщиков или музыкантов.
   -Роман, это неприлично. И ты не автогонщик.
   Она напрасно ждала, что я исполню ее каприз, но кепка уже как-то не так стала сидеть на голове.
   В другой раз ее взбесили семечки. По пятницам мы все грызли семечки от безделья. Юрец и Вадя, пропустившие в обед по сто пятьдесят, еще и отбивали запах.
   -Хватит грызть семечки на рабочем месте! - с порога завелась главбух, - Весь пол в шелухе, кто за вами мыть будет. На работе работают, а не семечки щелкают.
   Иваныч, чуть не подавившись, сразу смел все в кулечек и убрал в стол. Остальные с улыбками клятвенно заверили Зину, что больше не будут.
   Выходя из конторы, мы ругались и плевались, а Юрец предлагал напоить бухгалтерию шампанским.
   -Ты воруешь, ты и проставляйся, - сказал я Юрцу на ухо.
   Он сразу же умолк.
   Настроения и энтузиазма после таких наездов как не бывало. Мы мрачно пили. Иваныч говорил о том, как он любит свою дочь, и как, отказывая себе во всем, копит ей на машину. Вадя не мог дождаться первого отпуска, чтобы уехать на охоту и на неделю обо всем забыть. Я думал, как подойти к шефу.
   В понедельник я зашел в его кабинет и сказал, что год честно и добросовестно выполняю свои обязанности и прошу немного прибавить к зарплате. Он глубоко задумался, потом начал что-то считать на бумаге.
   -Чтобы тебе было интересно, давай я тебя на проценты переведу, - сказал он и предложил свои условия.
   Я тоже начал считать. Этот урод был не так прост. Оказалось, что при моих объемах, я стал бы получать столько же. А в худшие недели и того меньше. Шило на мыло.
   -Это все, что вы мне можете предложить? - уточнил я.
   -Да, это все, - ответил он.
   Я вышел и сел писать заявление. Никто из моих коллег даже не пытался меня отговаривать. Думаю, все они хотели сделать так, как я. А может, и нет...
   Заявление мое было подписано без единого слова. Мне осталось только съездить два раза, получить расчет, компенсацию за неиспользованный отпуск и сделать ручкой.
   -Увольняешься? - спросил меня Бричкин в поездке, - Правильно делаешь. Не хуй на мудака горбатиться. Я тоже здесь долго не задержусь. Отобью кредит за "Газель" и буду на себя работать.
   -Я вот думаю, ну прибавил бы он всем по две тысячи. Что обеднел бы? Ведь гребет миллионами. А так бы коллектив не распадался, работали бы и работали.
   -Да ему на нас по хуй.
   -Это точно.
   Последний раз я поехал с некоторой грустью. Круг почета, ё-моё. Когда еще доведется обозреть эти поля, озера, непроходимые леса? Засяду опять на каком-нибудь складе или в офисе, и буду гнить в четырех стенах.
   Клиенты тоже опечалились. Они взволнованно спрашивали, кто же им теперь возить будет, как по расписанию. Я говорил: "Кого-нибудь найдут. Незаменимых людей нет".
   Первый и естественно, последний раз я в наглую списал дрожжи. Последний раз выпил с Бричкиным на райпо и поел в "Цыпке". Последний раз вернулся домой в засаленной робе.
   В пятницу я написал отчет, получил зарплату и компенсацию. Сунул в карман трудовую книжку с очередной печатью.
   Я так и не нашел аналог рабочего телефона. Такое дерьмо уже нигде не продавалось. Так что я решил не мудрить. Просто положил его на свой стол. Маленькая месть шефу.
   Время было три. Я подумал, зачем мне ждать? Меня же тут уже нет. Я подошел к шефу и сказал:
   -Можно я пойду?
   -Отчет сдал? Да иди, конечно.
   И пожал мне руку.
   Я со всеми попрощался, кроме Вади. С ним-то мы сегодня еще непременно увидимся. Заглянул в бухгалтерию. Там мне с улыбками пожелали удачи и счастливого пути. "И вам того же", - ответиля.
   Наконец я выбрался из этого склепа. Вышел на яркий солнечный свет. Поправил новую кепку.
   Я сделал большой вдох, сунул руки в карманы. Завернул за угол и пошел прочь. Денег мне пока хватит, думал я, месяцок отдохну, а потом надо искать что-нибудь посерьезнее. Говна с меня хватит...
   Я шел и шел, поглядывая на прохожих. Улыбался сам себе и своей свободе. Потом я остановился у ларька, взял бутылку холодного пива и не торопясь ее выпил.
  
   ***
   Юрца уволили через пару месяцев. Но он, конечно, за последний год хапнул прилично.
   Вадя остался за троих. Он ошибся в своих предположениях, шеф не стал брать человечка. В одну неделю Вадя ездил по моему маршруту, в следующую - по двум другим. Ему за это немного прибавили.
   Шеф сошелся с Зиной и перестал шифроваться. Купил большую квартиру в новостройке и пересел на последнюю модель БМВ.
   Бричкина все же заловили с перегаром на выезде из Дыры. Суд лишил его любимой баранки на целый год.
   Камаз был продан за ненадобностью. По слухам, азербайджанцы возили на нем помидоры...
   2012.

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"