Кублицкая И., Лифанов С. : другие произведения.

Часы Доктора Ватсона или Тайна Mwm

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Фрагмент повести "Часы доктора Ватсона", которая должна быть опубликована полностью в сборнике издательства Форум "Череп Шерлока Холмса". Кроме этой повести, в сборнике будут повесть Клугера и рассказы Леонида Костюкова.

  Инна Кублицкая, Сергей Лифанов
  
  ЧАСЫ ДОКТОРА ВАТСОНА
  или
  ТАЙНА MWM
  
  
  ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ
  
  История этой рукописи сама могла бы послужить сюжетом для приключенческого романа.
  Ее автор -- человек, имя которого на слуху и в наше время.
  Время написания: лето 1902 -- весна 1903 гг.
  Сразу после того, как автор поставил последнюю точку, он проверил наличие страниц, прошил их, скрепив в большую тетрадь, поместил в желтый конверт плотной шелковой бумаги, запечатал сургучом, положил в другой конверт вместе с часами и небольшой запиской, запечатал уже этот конверт и написал там, где должен был бы находиться адрес:
  "Тому, кому это будет интересно. Вскрыть не ранее 2003 года",
  после чего отнес конверт в адвокатскую контору "Дреббер, Стэнджерсон и Хоуп".
  Мистер Хоуп, в то время очень молодой и весьма добросовестный человек, упаковал желтый конверт в другой конверт, белый и еще более плотный, поставил свои печати и свою подпись и отнес его в близрасположенное отделение "Объединенного банка центральных графств", где положил его в железный ящик, предназначенный для подобных вложений.
  Так бы этот конверт и пролежал без особых приключений предназначенные ему сто лет, однако двадцатый век оказался щедрым на потрясения.
  Первую мировую войну конверт не заметил, зато вторая почтила его прямым попаданием в банк. Конверту повезло: железный ящик, в котором он находился, был лишь помят и его отнесли в контору "Хоуп и Хоуп" (старшие компаньоны к тому времени уже ушли в мир иной). Старший Хоуп поручил младшему Хоупу отнести белый конверт в другой банк, и молодой Хоуп сдул с конверта пыль, засунул его в другой конверт, на этот раз голубой, запечатал сургучом, подписал... но в это время позвонила будущая миссис Хоуп, и молодой человек в припадке вполне простительного восторга метко запулил конверт на большой шкаф, стоящий в конторе еще с тех времен, когда Дреббер был младшим партнером.
  Под предлогом того, что он несет конверт в банк, молодой Хоуп удрал из конторы на полтора часа раньше, а следующим утром на вопрос старшего Хоупа невинно ответил, что все исполнено. Конверт он решил отнести в банк завтра... но потом как-то повалило все одно к одному, и про конверт он как-то уже не вспоминал. Разумеется, не через неделю, так через месяц молодой Хоуп о конверте вспомнил бы, однако свидания... женитьба... медовый месяц длиной в три дня... наконец, отбытие в действующую армию помешало конверту попасть в банк. Понятно, что по возвращении с театра военных действий воспоминаний о поручении в голове молодого Хоупа не осталось.
  Стараниями уборщика при одной из уборок конверт свалился за шкаф и благополучно пролежал там более полувека, обрастая пушистой серой шкуркой из пыли. В самом конце ХХ века младший партнер фирмы "Хоуп, Ферье и Ферье", дорвавшись до власти, затеяла в офисах грандиозный ремонт. Шкафы времен Джонатана Свифта отправились в мастерскую по реставрации антиквариата. Скопившийся за ними хлам подлежал, разумеется, отправке в мусорные баки, но за первым же шкафом в углу блеснула бриллиантовая серьга и весь персонал фирмы с восторгом неофитов от археологии начал разбирать мусор в надежде отыскать что-либо если не такое ценное, то столь же интересное. В числе находок оказалось изрядное количество монет, в основном фартинги, полупенни, пенни и двупенсовики, некоторые из которых вызвали бы сердцебиение у нумизмата, уйма пустых конвертов с марками, при виде которых дрогнула бы душа у филателиста, целая коллекция огрызков карандашей и сломанных ручек - начиная с потертых временем гусиных перьев и много еще чего.
  Всеобщее оживление вызвала стопка так называемых французских открыток примерно столетней давности. Пышнотелые красотки в кружевном белье принимали томные позы, но уже не воспринимались как порнография, а умиляли какой-то старозаветной невинностью. Находка старого засургученного конверта на этом фоне прошла незамеченной. То есть, конечно, мисс Ферье отерла с него пыль, внимательно рассмотрела, пожала плечами и положила на подоконник. Два часа спустя один из рабочих, деликатно держа мокрый конверт за уголок двумя пальцами, протянул его мисс Ферье со словами:
   -- Тут... это... упало, словом...
  Мисс Ферье переложила многострадальный конверт на другой подоконник и вспомнила о нем только перед уходом домой. Оставлять конверт на произвол ремонтникам было, конечно, нельзя. Тащить конверт в хранилище, куда эвакуировали мало-мальски важные бумаги, мисс Ферье было лень -- она слишком устала, координируя эвакуацию, археологические раскопки, уборку и начинающийся ремонт. Поэтому она сунула конверт в пластиковый пакет с рекламой "Хэрродс" и отправилась домой. Два дня конверт пролежал в ее кухне на холодильнике, куда мисс Ферье выгрузила сделанные по дороге домой покупки. Два дня на пакет подозрительно косился русский голубой кот по имени Модус Операнди.
  В субботу, наводя на кухне уют, мисс Ферье наткнулась на пакет и вздохнула. Но конверт вполне мог потерпеть еще до 2003 года, и мисс Ферье переложила его на системный блок своего компьютера, сочтя, что на этом месте она его не забудет.
  Модус Операнди был иного мнения о надлежащем месте конверта, столь восхитительно пахнущего мышами. Он сбросил конверт на пол, загнал его под кровать хозяйки и еще неделю или две единолично наслаждался своим сокровищем.
  Очередная находка все того же конверта повергла мисс Ферье в смятение. Это следовало прекратить, и она бросила конверт в свою объемистую сумку работающей женщины, решив-таки непременно завезти конверт в свой банк, чтобы он не мозолил постоянно ей глаза. Увы, она о нем забыла и вспомнила только тогда, когда, заехав навестить старшего партнера, доставала из сумки коробочку конфет, чтобы посластить жизнь старичку. Мистер Хоуп, который когда-то был тем самым молодым Хоупом, воззрился на конверт без тени узнавания.
   -- Найдено перед ремонтом за шкафом, -- проинформировала его мисс Ферье.
  Мистер Хоуп внимательно рассмотрел свою подпись и дату под ней.
   -- О, -- сказал он, -- вы знаете, что этот день -- один из самых счастливых в моей жизни? -- собирался было пуститься в воспоминания, но прервал себя где-то на третьем слове. -- Да, я пренебрег, но все же не каюсь... Ох, молодость, -- растроганно произнес он. -- Право же, стоит разок в жизни пренебречь обязанностями, чтобы в старости получить такое напоминание. Оставьте конверт мне, дорогая. Я сам о нем позабочусь до 2003 года.
  Он позаботился. Добавил к своей подписи фразу:
  "Вскрыть после моей смерти, но не ранее 2003 года"
  и положил в свой домашний сейф.
  И если вы думаете, что рукопись наконец-то увидела свет потому что мистер Хоуп умер, вы ошибаетесь.
  Его обуяло любопытство и он сам вскрыл конверт.
  
  
  ГЛАВА 6
  Я - Джек Потрошитель?
  
  Началось все шестого августа, около полуночи, хотя непосредственно меня эти события коснулись лишь десятого сентября. Вероятно, начнись вся эта нелепая суматоха раньше, я бы сошел с ума.
  В этот хмурый сентябрьский день я был дома, на Бейкер-стрит один, собираясь пойти на два-три часа в клуб, а потом заехать за мисс Морстен, чтобы отправиться вместе с ней в театр. Холмса уже несколько дней не было в Англии - у него снова были дела на континенте,
  Поэтом я сильно удивился, когда наверх поднялась миссис Хадсон - наша квартирная хозяйка - и сказала, что пришел Лестрейд.
  Я удивился:
  - Вы сказали ему, что мистера Холмса нет дома?
  - Инспектор Лестрейд желает видеть именно вас, доктор, - ответила миссис Хадсон.
  Я удивился еще больше, но попросил хозяйку пригласить инспектора.
  Лестрейд вежливо осведомился, нет ли новостей от Холмса, но я видел, что пришел он вовсе не за этим.
  У меня было возникла мысль, что Лестрейд каким-то образом узнал о моих незаконных делишках, но он почему-то спросил, не был ли я позавчера вечером в Сити?
  - В Сити? - переспросил я. - Скорее в Ист-Энде. Я навещал университетского приятеля, которому не очень повезло в жизни. Вышел от него довольно поздно, уже заполночь, пешком дошел до Финсбери-Серкус - только там нашел кэб - и вернулся домой.
  Лестрейд выслушал меня, а потом спросил:
  - Вы что-нибудь тогда видели?
  Я пожал плечами.
  - Разумеется, что-то я видел. Вопрос только, что именно вас интересует?
  - Разве вы не читали газет? - спросил Лестрейд.
  Я застыл. Газеты я читал, но смерть Энни Чэпмен воспринимал как-то отдельно от своего визита в Ист-Энд.
  - Вы хотите сказать, - спросил я, - что я был где-то рядом с местом убийства? Это ведь произошло где-то там, на границе Сити и Ист-Энда?
  - Совершенно верно, - подтвердил Лестрейд. - Не могли бы вы дать имя и адрес вашего друга?
  Я, разумеется, не стал отказываться, назвал и имя и адрес и объяснил, что мой приятель, находясь в крайне стесненных обстоятельствах, повредил ногу, и, не имея в Лондоне никого из родственников, обратился за помощью ко мне. Он подозревал перелом - боль была сильнейшая, ступить на ногу он не мог, однако я приехав, установил, что тут всего лишь вывих. Я еще посидел у него часа два, уговаривал отправиться в больницу, где за ним по крайней мере будет уход - его квартирная хозяйка казалась мне в этом отношении совершенно ненадежной - явно приверженной к спиртному, очень неряшливой. Кончилось тем, что я уговорил его принять якобы в долг пять фунтов и поспешил домой.
  - О вас сообщил кэбмен, - сказал Лестрейд.
  Я не удивился, уже зная, в чем, собственно дело. После того как 31 августа там же, у Финсбери-серкус, было найдено тело проститутки Мэри Энн Николс, дело неожиданно попало под правительственный контроль. Оказалось, что это преступление уже не первое - менее четырех недель назад, 6 августа, в Ист-Энде уже было обнаружено тело некоей тридцатипятилетней проститутки Марты Тернер, изувеченной подобным же образом. Все указывало на то, что действовал тот же преступник. Поэтому после второго убийства начальник полиции Джеймс Монро объявил о премии в сто фунтов стерлингов за сведения, которые могли бы способствовать поимке преступника. Неудивительно, что, узнав о третьем убийстве, кэбмен поспешил донести полиции о подозрительном ночном пассажире.
  - Бог мой, инспектор, - проговорил я. - Неужели вы могли подумать, что я замешан в этом ужасном преступлении?
  Лестрейд пожал плечами.
  - Такова моя работа, - сказал он. - Я обязан проверять все поступившие сообщения. Наоборот, я бы получил взыскание, если бы не зашел к вам.
  - Но... послушайте, ведь в сегодняшней газете мистер Монро заявил, что убийца скрывается в Уайтчапеле!
  Лестрейд снова пожал плечами и сказал недовольно:
  - Наш начальник может заявлять что угодно. А мы бегаем, как легавые собаки.
  После его ухода я еще раз, более внимательно, просмотрел вчерашние и сегодняшние газеты. Огромные заголовки, отчеты о всех трех убийствах, сообщения сотрудников Скотланд-Ярда и - много, слишком много - очевидных домыслов журналистов.
  Я посвятил газетам в тот день слишком много времени, в клуб так и не попал, сразу поехал к моей Мэри и отправился с ней в театр.
  Неделю спустя приехал с континента Холмс, но история с убийствами трех проституток его не заинтересовала. Свежих следов преступлении уже не было, их давным-давно затоптали полицейские и журналисты, черпать же сведения в газетах было бессмысленно - Холмс, ознакомившись с ними, с раздражением заявил, что с тем же успехом можно составить себе мнение о этих убийствах, прочитав, скажем, Ветхий Завет.
  Потом разговоры об этих преступлениях начали затихать, пока однажды утром, читая газеты, Холмс в раздражении не воскликнул, отбросив "Таймс" в сторону.
  - Наша полиция впадает в маразм!
  Я поднял газету и посмотрел, что могло вызвать раздражение Холмса. Тот между тем, рассматривая "Дейли газетт", с отвращением проговорил:
  - И здесь то же самое. Положительно, наша полиция представляет собой пример вопиющей некомпетентности!
  - О чем вы? - спросил я.
  Холмс ткнул в факсимильную копию какого-то письма, опубликованную в "Дейли газетт". В "Таймс" было точно такое факсимиле.
  "Я, как и прежде, занимаюсь разборкой со шлюхами, и не остановлюсь, пока не сяду. Последнее дельце выгорело просто великолепно. Я не дал этой бабе даже пикнуть. Как, интересно, вы сможете меня поймать? Я люблю свою работу, и я перейду к новым делам. Вы скоро обо мне услышите. Когда пойду на следующее дело, отрежу бабе уши и пришлю в полицию. Мой нож остер. Всего хорошего.
  Преданный вам Джек Потрошитель."
  - Монро надеется, что кто-нибудь опознает почерк! - с сарказмом сказал Холмс. - Да, конечно, если этот самый Джек Потрошитель все время пишет левой рукой.
  Я внимательно изучил образец почерка.
  - А на мой взгляд, это нацарапал какой-то субъект, едва ли часто упражняющиеся в каллиграфии. Вряд ли он долго посещал школу. И этот жаргон...
  - Эту записку написал человек, который имеет привычку нанизывать слова в предложения - держу пари, что это профессиональный газетчик. Обратите внимание, что все фразы выстроены в соответствии с определенной логической схемой. И обратите внимание на буквы "эм" и "дабл-ю". Они прямо-таки выдают человека, знакомого со стенографией, даже если он и пишет левой рукой. - сказал Холмс. - Эта записка - подлог самого дурного вкуса, Ватсон. Разве не отвратительно сочинять подобные опусы для того, чтобы разогреть погасший интерес к нераскрытому преступлению?
  - Вот вы бы и взялись его раскрыть, - заметил я.
  Холмс негодующе фыркнул:
  - Я достаточно высоко себя ценю, чтобы тратить свое время на поиски опьяневшего от крови сутенера.
  - Но это же настоящий сумасшедший!
  Холмс покачал головой:
  - Этот субъект, без сомнения, с патологическими сдвигами в психике, но все же вполне вменяемый. Без сомнения, он знает, чего хочет.
  Этот разговор происходил двадцать девятого сентябри утром, в девятом часу, когда Холмс ушел по своим делам - он вел в то время не очень, в общем-то интересное дело об установлении личности, на Бейкер-стрит неожиданно приехала Мэри Морстен. Я был рад ее видеть, но она, оказалось, была огорчена отсутствием Холмса, потому что школьная ее подруга срочно нуждалась в помощи. Я все же уговорил вам выпить чаю с кексом, который испекла миссис Хадсон, наша заботливая хозяйка, и изложить свое дело мне - возможно, я сумею справиться о ним не хуже Холмса. Дело, собственно, оказалось пустяковым - Холмс взялся бы за такое дело разве что из любезности по отношению к мисс Морстен, к которой, он знал, я питаю нежные чувства. Подруга Мэри, миссис Уитни, беспокоило исчезновение мужа, однако ничего таинственного в его исчезновении не было. Мистер Уитни - весьма приятный и вполне достойный молодой человек - начитавшись кое-каких книг, увлекся, как экспериментом, курением опиума и, к сожалению, так и не смог прекратить это занятие раньше, чем оно превратилось в пагубную привычку. Он начал пропадать в низкопробных притонах Ист-Энда - миссис Уитни даже знала, какой именно притон он посещает чаще других, но появиться там порядочной женщине было попросту невозможно, и ей была необходима помощь мужчины.
  - Зачем же вам ждать Холмса? - спросил я. - Я сейчас же поеду в Ист-Энд и разыщу вашего мужа.
  Тут обнаружилось, что я, разумеется, не знаю, как выглядит мистер Уитни, а миссис Уитни в волнении не додумалась привезти с собой фотографию супруга, пришлось съездить за фотографией к ней в Челси, потом завезти домой мисс Морстен, и было уже очень поздно, когда кэб доставил меня в тот подозрительный район, где находилась опиокурильня. К моему облегчению, я увидел, что здесь довольно часто попадаются полицейские - видимо, после этого наглого письма, признанного Холмсом подложным, Скотланд-Ярд счел необходимым увеличить количество патрульных. Я с трудом нашел притон, довольно долго, угрожая полицией, толковал с хозяйкой - старухой самого зловещего вида, однако старая карга делала вид, что не понимает, о ком я толкую, и твердила, что изображенного на фотографии человека в жизни не видала, и мне пришлось учинить чуть ли не обыск, чтобы убедиться, что по крайней мере сейчас мистера Уитни в притоне нет. Естественно, что на это ушло очень много времени, и когда я вышел на улицу к ожидавшему меня кэбу - кэбмен, кстати сказать, был очень недоволен, что его заставили ждать так долго, ночь пошла уже на третий час.
  Я велел ехать на Бейкер-стрит, но едва мы успели свернуть на ближайшем перекрестке, как нас остановили.
  Совпадение было почти невероятным, однако для мена оно оказалось прямо-таки ужасающим: в эту самую ночь произошли еще два убийства, явно совершенные тем, кого уже весь город называл Джеком-Потрошителем, вторую жертву обнаружили совсем недалеко отсюда не более двадцати минут назад.
  Остаток ночи и я, и кэбмен провели в полиции. Лестрейд теперь смотрел на меня с неприкрытым подозрением. Я отчетливо понимал, что в его мозгу уже складывается такая картина: доктор Джон Ватсон - Джек Потрошитель, кэбмен - пособник; осталось только понять, зачем мне нужно убивать проституток таким жестоким образом.
  Холмс, приехавший за мной утром и привезший домой, был встревожен.
  - Ватсон, - сказал он, когда мы наконец сели за довольно поздний завтрак, - вы попали в очень неприятную ситуацию. Мне так и хочется спросить, где вы были и что делали шестого и тридцать первого августа.
  - Холмс, - сказал я укоризненно, - уж вы-то...
  - Боюсь, чтобы доказать вашу невиновность, - продолжил он, - мне придется все-таки найти этого убийцу.
  - Тогда почему бы вам не посетить Ист-Энд? - вяло спросил я. Только что принятая ванна не придала мне бодрости. Хотелось спать; вместе с тем тревожили мысли о том, что мне всерьез угрожает суд и бесчестие.
  - Я уже там был, - ответил Холмс, с аппетитом поглощал яичницу с беконом. - Посыльный Лестрейда поднял меня в четвертом часу ночи. Правда, о том, что он арестовал вас, он удосужился мне сообщить только в семь. Лестрейд совсем не был склонен вас отпускать; по его мнению, подозрительнее вас во всем Лондоне не найдешь. Вы, оказывается, попадаетесь на месте преступления уже не в первый раз?
  - Это все дичайшее совпадение, - мрачно буркнул я.
  Холмс просматривал газеты.
  - Как и следовало ожидать, сплошная ложь, - заметил он. - Впрочем, что и ожидать от газетчиков. Они ничем не лучше полиции. Стоило ли ни свет ни заря тащить меня на другой конец города, чтобы показать два основательно затоптанных остолопами-полицейскими места преступления.
  - Так вы ничего не обнаружили?
  Холмс покачал головой.
  - Вы уже поели? - спросил он, вставая из-за стола. - Поедете со мной? Возможно, мне понадобится ваша помощь.
  - Брать с собой револьвер? - я встал с готовностью.
  - Револьвер вам пока не понадобится, - ответил Холмс. - Мы едем в морг.
  Мы стояли над столам, где лежали накрытые простынями тела. Мистер Бэкстер, коронер, который показывал нам убитых женщин, откинул ткань и сказал:
  - Преступник, как вы видите, разбирается в медицине и обладает навыками хирурга.
  Я посмотрел на жертв Джека-Потрошителя с содроганием и отвращением, хотя сам был медиком и видал в анатомических театрах много расчлененных трупов. И мне сразу стало понятно, почему мистер Бэкстер сделал такие выводы: органы нижней части живота были разделены уверенными разрезами явно тренированным человеком - ни один из органов не был поврежден. Мне трудно было представить, чтобы такие разрезы мог нанести непрофессионал или хотя бы мясник, как предполагалось в газетах; убийца явно был знаком с анатомией человеческого тела.
  - Преступник - левша, - сказал Холмс. - На это указывает направление разрезов. Орудием убийства может быть как большой анатомический скальпель, так и хорошо отточенный нож, да даже и солдатский штык.
  - Вы правы, однозначно на что-то указать нельзя, - согласился с ним Бэкстер. - Позвольте обратить чаше внимание, что внизу живота отсутствует один орган.
  Холмс опять склонился над трупами.
  - Очень интересно, - заметил он. - В трех предыдущих случаях было так же?
  - Все совершенно так же, - подтвердил мистер Бэкстер.
  - Очень интересно, - снова повторил Холмс. Он тщательно вымыл руки, и мы вышли из пропахшего дезинфекцией помещения, на свежий воздух.
  - Я был не прав, решив сначала, что убийца - обычный сутенер, - сказал Холмс, - Боюсь, тут дело много серьезнее. Отвратительное преступление. Право же, я должен был заняться им гораздо раньше. Да еще это дурацкое подложное письмо. Может быть, именно оно спровоцировало преступника на двойное убийство.
  Он потерял аппетит и сон, однако ближайшие дни результатов же было. Полиция тоже зашла в тупик. Из всех районов города в Скотланд-Ярд поступали многочисленные сообщения о Джеке-Потрошителе, однако проверка этих сообщений заканчивалась ничем. Надо ли говорить, что на проверку ложных сигналов полиция зря теряла время и силы.
  Впрочем, чтобы следить за мной, в полиции люди нашлись. Право же, я избегал выходить из дома - за мной, даже особенно не скрываясь, всюду, как хвост, следовал бравый молодой с выправкой бывалого солдата. Естественно, я резко сократил число своих прогулок, хотя погода стояла весьма соблазнительная: солнечные теплые дни, деревья в парках позолотили кроны, такое удовольствие гулять по дорожкам и дышать прозрачным как никогда свежим воздухом.
  Я читал газеты. Порой у меня возникала мысль, что убийства подстроили сами газетчики: кровавые события вызывали нездоровый интерес, и тираж газет резко увеличился. Что только не писали! Доходило даже до намеков на то, что Джеком-Потрошителем является некое лицо из августейшей семьи, и именно поэтому полиция якобы не торопиться с раскрытием череды преступлений. Некоторые члены парламента, находящиеся в оппозиции, сделали запросы по делу о Джеке-Потрошителе министру внутренних дел. "Сегодня убивают проституток, а завтра доберутся до наших жен. Что вы собираетесь предпринять, чтобы восстановить порядок в Лондоне?" - спрашивали они.
  Министр внутренних дел повысил вознаграждение со ста до тысячи фунтов стерлингов. Мало того, сообщникам убийцы, если они выдадут Потрошителя, была обещана полная амнистия по всем их делам.
  Шума добавили газеты, в которых появилось еще одно письмо Джека-Потрошителя:
  "На этот раз их было двое. Первая чуточку покричала - не смог ее кончить сразу. Ее нашлось времени, чтобы отрезать уши для полиции. Дошлю в следующий раз. С наилучшими пожеланиями - ваш преданный Джек Потрошитель". Холмс, увидев это послание в газетах, в сердцах скомкал газету и запустил ее в угол.
  - Самодовольство и наглость этих писак переходит всякие границы, - заявил он.
  Холмс только что появился дома после бессонной ночи, проведенной в Уайтчепеле, похоже, без каких-либо результатов, принял ванну, переоделся и курил в кресле у окна. Накануне утром он получил от мистера Бэкстера письмо, в котором тот предлагал встретиться; Холмс исчез на полдня, а вернувшисъ домой, переоделся в истрепанный костюм и заношенное пальто, отчего стал похож на безработного спившегося клерка, и исчез до утра. Теперь я ждал от него новостей. Он, однако, не торопился рассказывать, предпочтя сначала ознакомиться с газетами.
  - Вы все же считаете эти письма подложными? - спросил я.
  - Безусловно. - Он встал и прошелся по комнате. - Эти письма пахнут дешевым водевилем, а перед нами на уликах Лондона разворачивается настоящая драма. Вчера я вместе с Бэкстером был в Патологическом Институте. Оказывается, несколько месяцев назад у них был одни американец и просил их обеспечить его определенным числом экземпляров органа, который отсутствовал у убитых. За каждый экземпляр он предлагал по двадцать фунтов.
  - Но, Холмс, зачем они ему!? Разве что он занимается какой-то научной работой...
  - Да, он так и объяснил, причем настаивал, чтобы органы консервировались не в спирте, как обычно, а в глицерине, чтобы они сохранялись в мягком состоянии. Он просил высылать их прямо в Америку. Ему отказали, однако он повторял свои предложения еще в нескольких местах.
  - Боже мой, Холмс, но ведь какой-нибудь опустившийся субъект мог узнать об этих предложениях и таким образом пришел к мысли заработать деньги столь диким способом!
  - Да, это возможно! - согласился Холмс. - До 1832 года, пока врачи были лишены возможности работать с трупами, как известно, существовали настоящие банды, которые не только похищали с кладбищ свежезахороненные трупы, но даже и совершали убийства, чтобы доставить заказанное тело, когда другой возможности не было.
  - Это ужасно, - сказал я.- Сколько же экземпляров нужно было американцу?
  Холмс невесело усмехнулся.
  - В том-то и дело! Если органы вынимаются по его заказу, убийства еще будут продолжаться.
  - Холмс!
  - Да-да, мой дорогой Ватсон, так что будьте поосторожнее и заботьтесь о своем алиби.
  Я и без его совета заботился о том, чтобы по крайней первую половину ночи, когда, как правило, и действовал Джек-Потрошитель, бывать на виду. Если Холмса не было дома, и он не мог составить мне компанию, я отправлялся в клуб и засиживался там допоздна.
  Ночью 9 ноября я был разбужен почти сразу после того, как заснул, в начале двенадцатого часа ночи. У моей постели стоял Холмс, а в приоткрытую дверь заглядывало лисье лицо Лестрейда. Помимо воли я взглянул на часы, однако было уже более десяти часов вечера, и я мог не опасаться по крайней мере того, что Лестрейд пришел меня арестовать.
  - Извините, что побеспокоил, - попросил прощения Холмс. - Я сказал инспектору, что весь вечер провел с вами, но он хотел лично убедиться, что вы здесь.
  Я сел в постели и снова посмотрел на часы; появление Лестрейда в такое время слишком красноречиво говорило о том, что где-то в Лондоне Джек-Потрошитель нашел еще одну жертву.
  - Вы едете со мной? - спросил Холмс. Он был бодр и готов действовать.
  - Да, - с некоторым усилием сказал я. - Дайте мне только несколько минут, чтобы прийти в себя.
  По дороге я узнал, куда мы направляемся - на Дорсет-стрит, что рядом с Департаментом восточной Индии, и когда мы прибыли, было уже известно, что на сей раз Потрошитель не остался незамеченным.
  На этот раз жертва Потрошителя была найдена не на улице, а в одной из комнат грязной гостиницы. Мы поднялись наверх вместе с прибывшим почти одновременно с нами мистером Бэкстером. Столь жестоко изрезанного тела я еще никогда не видел. Мистер Бэкетер, человек, казалось бы, привычный к виду различных ран и увечий, тоже был потрясен. Холмс между тем осматривал комнату, стараясь найти среды преступника.
  Лестрейд, как обычно, был настроен скептически.
  - Ну что вы можете сказать, мистер Холмс? - спросил он некоторое время спустя, когда Холмс, сочтя, что осмотрел все, что возможно, присоединился к остальным, собравшимся в расположенной в первом этаже пивной. - Теперь-то вы не станете утверждать, что место происшествия затоптано констеблями или что вас позвали слишком поздно? Сейчас вы имеете в своем распоряжении самые горячие следы. Вот только смогли ли вы их прочитать?
  - Кое-что прочитать мне удалось, - невозмутимо сказал Холмс, присаживаясь за стол. - Хотя и в этой комнате все же успели порядочно натоптать. Убийца - человек среднего роста, темноволосый, в возрасте от тридцати до сорока лет.
  Лестрейд, как было видно по его усмешке, не очень-то поверил в выводы Холмса, однако утром, когда были допрошены все посетители, которые накануне побывали в пивной и гостинице, нашелся человек, который видел погибшую женщину незадолго до смерти с каким-то мужчиной.
  Женщина, которую звали Мэри Джейн Келли, привела некоего человека к дверям сомнительной гостиницы, рядом находилась дверь в пивную. Один из посетителей пивной, выходивший в это время на Дорсет-Стрит, увидел в полосе света, падавшего из двери, Мэри Джейн и ее спутника, когда они входили в гостиницу.
  Некоторое время спустя хозяин опустевшей пивной убирал на столах, когда на руку ему капнуло что-то теплое. С ужасом он увидел на потолке кровавое пятно. В смятении он выскочил на уличу ж принялся кричать: "Констебль! Убийство! На помощь!"
  Свидетель, который смог описать спутника Мэри Джейн, жил на этой же улице и преспокойно спал до шести утра, пока наконец не был разбужен шумом на улице и не вышел поглядеть, что случилось. Узнав о происшедшем, он тут же явился в полицейским и подробно, со множеством ненужных деталей, поведал, что делал накануне вечером; когда же допрашивающий его Грегсон решил, что этот человек, как и все прочие, ровно ничего не знает, свидетель наконец проговорился, что видел Мэри Джейн Келли с каким-то человеком.
  Спустя четверть часа свидетель повторял показания перед куда большим числом слушателей. Полицейские, коронер мистер Бэкстер и мы с Холмсом смогли наконец узнать, как выглядел человек, наводящий ужас на весь Лондон.
  - Ну, не скажу, что рассмотрел его хорошо - все-таки свет был не дневной, однако возраст этого типа я оценил бы лет в тридцать пять. Он среднего роста и при ходьбе чуть сутулится.
  - А лицо? - спросил Лестрейд, бросив на меня испытующий взгляд. Он продолжал меня подозревать, насколько я понимаю; к тому же по крайней мере под это описание я мог подойти - я был приблизительно того же возраста, среднего роста и мог маскировать свою приобретенную на военной службе осанку нарочитой сутулостью.
  - Лицо у него такое продолговатое, что называется, лошадиное, - охотливо рассказал свидетель. - Нос и рот прямо в глаза бросаются - великоваты, знаете.
  - Вы заметили цвет волос? - спросил коронер.
  - Темный, - сказал свидетель и добавил чуть неуверенно: - Может быть, черный.
  - Усы или борода?
  - Усы. Кончики усов подкручены вверх.
  Лестрейду не понадобилось много времени, чтобы подыскать новую версию. Уже через час я услышал, как он разглагольствовал:
  - Не следовало быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять, что преступник - опаснейший сексуальный маньяк и живет в непосредственной близости от мест, где совершил убийства. А если он не живет совсем один, его окружение знает о преступлениям, но не желает передавать его в руки полиции.
  Когда мы с Холмсом уезжали, Лестрейд распорядился произвести в округе обыски, осматривая один дом за другим. Таким образом он собирался найти квартиру, из которой можно было приходить и уходить незамеченным и в которой можно было смыть кровь.
  Газеты снова вышли с огромными броскими заголовками, кое-кто из журналистов имел свои догадки и высказывал их на страницах газет.
  Так, например, в одной высказывалось мнение, что Джек Потрошитель - сумасшедший студент-медик, заразившийся от проституток венерической болезнью и мстивший теперь им столь жестоким образом.
  Другие косвенно обвиняли мистера Стивенсона, который два года назад опубликовал рассказ "Странная история доктора Джекила и мистера Хайда". С его легкой руки "раздвоение личности" стало едва ли не самым популярным выражением. Предполагалось, что этот рассказ произвел глубокое впечатление на какого-то психически неустойчивого человека, и его стало обуревать неудержимое желание подражать Хайду.
  С неудовольствием я обнаружил, что в прессу все-таки просочились слухи о том, что убийства якобы совершает некий врач из Вест-Энда. Слава богу, хоть фамилия не называлась.
  В вечерних газетах приводились слова Лестрейда. Тот уже вовсю разрабатывал новую версию и высказывал предположение, что убийца и его окружение - проживающие в Уайтчепеле польские евреи. Он утверждал как факт, что эти люди никогда не выдают своих полиции.
  Газеты с охотой подхватили эту версию. Казалось совершенно невероятным, чтобы подобные преступления мог совершить англичанин. Пусть убийца будет евреем, поляком или, быть может, индусом, но англичанин, пусть даже из самых низов общества, вряд ли способен на такие убийства.
  - Какая чушь! - воскликнул Холмс, ознакомившись на другой день с газетами. - Я могу привести вам не менее десятка примеров, когда англичане совершали не менее кровавые преступления. Однако, знаете ли, Ватсон, в этом конкретном случае газеты, как ни странно, не очень ошибаются.
  - Все-таки убийца - иностранец? - спросил я удивленно.
  - Совершенно верно. Мистер Бэкстер обратил мое внимание на то, каким образом были произведены разрезы. Вы же не будете отрицать, что в разных странах существуют разные э-э... методы ведения хирургических операций? Может быть, убийца и англичанин, однако медицине он учился не в Англии.
  - Но я не помню, чтобы мистер Бэкстер говорил об этом раньше.
  - Он и сам не сразу обратил на это внимание. Конечно, различия были бы наглядней, если бы преступник вздумал накладывать швы. Но это, разумеется, не входило в его намерения.
  - Но тогда, - сказал я, - нам остается только найти человека, который работал в одном из тех учреждений, где тот американец предлагал по двадцать фунтов за экземпляр органа, человека, который в то же время получил медицинское образование не в нашей стране.
  - Если бы все было так просто! - сказал Холмс. - Неужели вы думаете, что я не догадался проверить служащих этих учреждений еще тогда, когда в Патологическом Институте нам сообщили о предложении американца? Среди них есть люди, которые были способны соблазниться подобным предложением в силу материальных или иных соображений, однако все они имеют алиби если не на все пять ночей, когда были совершены убийства, то хотя бы на одну из этих ночей. Кроме того, у многих из них была возможность раздобыть эти органы если и не вполне законным, то отнюдь не столь ужасным путем: в анатомических театрах при этих учреждениях попадаются подходящие женские трупы, и украсть оттуда требуемый органы легче легкого, если вы там служите или имеете доступ к мертвым телам. Нет, человек, который совершил все эти убийства, имеет к этим учреждениям косвенное отношение. Скорее всего, он просто знаком с кем-то из служащих. А проверить всех знакомых... - Холмс пожал плечами.- Боюсь, это не по плечу Скотленд-Ярду.
  - А вам?
  - Для моих способностей тоже есть какие-то пределы. Проверить алиби сотен человек мне не под силу.
  Мне было трудно поверить, что Холмс готов отступиться, и я оказался прав. Холмс не оставил дело Джека-Потрошителя, хотя его действия еще неделю казались совершенно бесплодными. Однако восемнадцатого ноября Холмс вернулся домой к ужину и попросил миссис Хадсон приготовить для него большой бифштекс. После многодневного пренебрежения пищей и сном Холмс осунулся и черты его лица еще более заострились; все эти дни он питался лишь бы чем и спал когда придется, так что в появившемся аппетите моего друга я увидел обнадеживающие признаки.
  - Вы его нашли?
  - Нет, - ответил Холмс. - Но я знаю, кто он.
  С моих губ посыпались вопросы, однако мой друг лишь покачивал головой и говорил, что рано еще говорить о тем, что Джек-Потрошитель найден.
  - Кто знает, может быть, на этот раз я ошибаюсь.
  - Вы никогда не ошибаетесь!
  Холмс улыбнулся.
  - Вы слишком лестного мнения о моих способностях. Я тоже, бывает, ошибаюсь, и, более того, вы сами были свидетелем некоторым моим ошибкам.
  Мы уже заканчивали ужин, когда с письмом на подносе вошла миссис Хадсон.
  - А, вот оно! - Холмс подхватил конверт с подноса так, как если бы ждал это письмо с нетерпением. Я заметал на конверте гербовую печать с двуглавым орлом.
  - Кто это вам пишет? - поинтересовался я.
  - Русский посол. - сказал Холмс.- Я должен идти!
  - Это связано с делом Джека Потрошителя?
  - Возможно.
  Я с нетерпением ждал его возвращения, и оказалось, посещение русского посла еще более благотворно подействовало на Холмса. Он вернулся, насвистывая какой-то бодрый мотивчик.
  - Вы еще не спите? - удивился он. Был третий час ночи - время для делового визита уже явно непригодное.
  - Вы же знаете, что мне очень хочется знать, как продвигается дело Джека-Потрошителя.
  - Оно продвигается, - туманно сказал Холмс. - Завтра я еду на континент.
  - В Россию?
  - Пока в Париж.
  - Я еду с вами! - решительно сказал я.
  - На этот раз нет. Подумайте, что подумает Лестрейд, если где-то на континенте Джек-Потрошитель совершит еще одно преступление, и рядом окажетесь вы?
  - Но с таким же успехом он может совершить убийство и здесь.
  - Да, но здесь вам куда будет проще найти свидетелей своего алиби.
  Он уехал, и я еще долго не мог узнать, где и как Холмс хочет разыскать убийцу. Изредка от него приходили телеграммы - одна из Парижа, другая из Лодзи, третья из Петербурга. Я тщательно просматривал газеты, надеясь найти хоть какие новости из этих городов, но лишь пришел к выводу, что англичане весьма нелюбопытный народ и их мало интересует то, что происходит в других странах.
  В начале декабря Холмс вернулся.
  Он был не очень многословен, и я с большим трудом узнал от него некоторые подробности этого дела.
  Он взял след в Париже, потерял его в Лодзи, хотя русская полиция оказывала ему содействие. Потом Джек-Потрошитель совершил очередное убийство в Петербурге, и Холмс направился туда. Русская пресса не связала это преступление с совершенными в Лондоне, поэтому убийство петербургской проститутки прошло практически незамеченным; русская полиция, известная своей хваткой, выследила его в городе с непроизносимым названием и русский сыщик, фамилия которого тоже трудно выговаривается - что-то вроде Шчэрбайнайн - застрелил преступника за секунду до того, когда тот попытался разрезать в яростной схватке горло Холмсу.
  Джека-Потрошителя на самом деле звали Иван Коновалоу, он был отставным военным фельдшером. В его комнате было обнаружено девять банок, заполненных глицерином, где плавали зловещие трофеи. Русская полиция предпочла не предавать это дело огласке дабы не вызвать к действию столь же жестоких подражателей, и Холмс, рассказывая о Коновалоу, предупредил меня, что все это не должно предаваться гласности еще по крайней мере пятнадцать лет. Если признаться, то мне не очень-то и хотелось писать о событиях, где я сыграл далеко не самую лучшую роль. Я и сейчас-то пишу об этом только потому, что эти мои записки вряд ли когда будут опубликованы.
  
  
  
  ГЛАВА 8
  
  Собака Баскервилей
  
  Исчезновение Холмса поставило под угрозу мою писательскую карьеру. Я написал два исторических романа, которые, без сомнения, имели куда большую литературную ценность, чем мои детективные поделки, но в редакции приняли их с большим сомнением, и публикой они были встречены без интереса.
   -- Вот если бы вы продолжили писать о мистере Холмсе... -- мягко посоветовал издатель.
   -- Мой друг умер, -- отвечал я. -- А кроме того, я никогда не хотел быть криминальным репортером.
   -- Тем не менее именно ваши криминальные репортажи пользуются успехом и все время переиздаются, а ваша повестушка о боксерах времен регентства не распродана даже на четверть, -- хладнокровно ответил редактор. -- Кого интересует описание старинного мордобития, когда можно пойти в любой спортивный зал и посмотреть бокс на деле. Если уж беретесь писать исторический роман, то хотя бы вводите любовную линию.
   -- Я ввел, -- хмуро сказал я.
   -- Это называется "ввел"! -- издатель возмущенно шлепнул по столу томиком моего второго романа. -- Герой встречает героиню в девятой главе, потом в одиннадцатой и двенадцатой как-то знакомится с ней и проникается благоговейной любовью, после чего в тринадцатой отправляется на войну и выбрасывает свою даму из головы до самой последней, тридцать восьмой главы! Это что -- любовная линия? А остальные тридцать четыре главы вы со смаком описываете постоялые дворы, всяких бродяг разного звания и гербы всех без исключения друзей и недругов Черного принца! Да какое дело нашим читателям, что там было изображено на гербе Чандоса? Если им приспичит это узнать, они могут взять справочник по геральдике. Сперва научитесь писать исторические романы у сэра Вальтера Скотта, а уже потом... Сэр Вальтер о любовной линии не забывал!
   -- Взять хотя бы "Айвенго"... -- вставил я.
   -- Да-да, "Айвенго"! Две красавицы -- прелестная англичанка и колоритная еврейка, романтически таинственный герой, рыцарь без страха и упрека. А у вас кто герой? Какой-то полумонашек, не знающий, каким концом браться за меч. Да что это за мода сейчас среди писателей? Вот возьмите мистера Стивенсона. Талантливый писатель. Талантливейший! А на что расходует свой талант? Как он с ним обращается, я спрашиваю вас? Вот "Остров сокровищ". Богатейший материал. Сокровища, пираты, бунт на корабле... И что он из него делает? Приключения школьника на каникулах. Пресное описание морской прогулки и бесцельные перемещения по острову. Начало хорошее, бодрое, энергичное -- но где сюжет? Надо было ввести любовную линию и роман был бы спасен.
   -- Между кем -- любовную линию? -- с оторопью спросил я.
   -- О Боже! -- издатель посмотрел на меня, как на идиота. -- Ну могли же они наткнуться на шлюпку, в которой спаслись от кораблекрушения две прекрасные девушки. Или вот, еще лучше -- вместо Джима Хокинса ввести Джейн Хокинс, тайно влюбленную в доктора Ливси. Пусть бы она переоделась мальчиком...
  Я подумал, что эту самую Джейн разоблачили бы в самом прямом смысле и изнасиловали через минуту после того, как она ступила бы на палубу "Испаньолы", в результате чего мистеру Стивенсону пришлось бы писать не приключенческий роман, а порнографический. А лавры маркиза де Сада вряд ли нужны автору "Острова".
   -- В "Похищенном" он, правда, во второй части спохватился и попробовал исправиться, -- продолжал издатель. -- Фигура Катрионы вполне колоритна. Но кто герой? Заметьте, не яркий великолепный Алан Брэк, появления которого всегда ждешь с интересом. У него, конечно, не все в порядке с моралью, но чего ждать от шотландского горца? А мистер Стивенсон зачем-то вводит простоватого деревенского паренька, старательно попадающегося во все встречающиеся ловушки. Нет уж, доктор Ватсон, вы лучше и не пытайтесь писать исторические романы. Криминальные репортажи о делах мистера Холмса получаются у вас гораздо лучше.
   -- Мой дорогой друг погиб от рук профессора Мориарти, -- скорбно возразил я.
   -- Возьмите его старые дела, -- посоветовал издатель.
  Я вернулся домой и целый час сидел, тупо уставившись в чистый лист бумаги. Криминальные репортажи! Любовные истории! Романтические героини! И, что было гораздо хуже всего, я не имел сейчас никакого доступа к бумагам моего друга, их забрал Майкрофт Холмс. Я не мог припомнить ни одного достаточно интересного дела.
  В полном расстройстве я вышел погулять и на Оксфорд-стрит наткнулся на стремительно мчавшегося Лестрейда.
   -- А, доктор! -- полицейский, похоже, считал, что его длительное знакомство с Холмсом дает ему право обращаться ко мне фамильярно.
  Я суховато поздоровался.
   -- Газеты читаете? -- самодовольно обратился ко мне Лестрейд. -- Я раскрутил дело Симпсона. И без всякого Шерлока Холмса, заметьте, без мистера Холмса.
   -- Поздравляю, -- сказал я. -- И кто преступник?
   -- Вы не поверите, доктор, -- ответил Лестрейд. -- Там, можно сказать, целая шайка. Младший брат Симпсона, женщина, на которой он был тайно женат, и женщина, на которой он обещал жениться, когда получит наследство.
   -- Вот как? Настоящий любовный треугольник, -- вежливо заметил я.
   -- Какое там! ?воскликнул Лестрейд. -- Настоящий любовный квадрат! Он поощрял ухаживания брата за обеими женщинами, а брат по этой части был далеко не промах. Да что там! Он, -- Лестрейд воровато оглянулся, -- он, можно сказать, прямо подкладывал своих дам под брата. Ничего себе нравы в почтенном семействе! -- Сыщик кипел возмущением. Я бы не назвал его ханжой, но распущенность, которую он считал простительной у простонародья, казалась ему непозволительной у среднего класса, а там более у аристократии.
  Лестрейд пригласил меня в Скотленд-Ярд и показал "героев" этой драмы. Женщины были хороши собой и все валили на обоих Симпсонов. Младший Симпсон казался слабовольным субъектом, молол чушь о ревности и валил все на брата и на обеих дам.
   -- Обратите внимание на миссис Симпсон, -- тихо сказал Лестрейд. -- Формально она чиста перед законом -- да что там, я даже не буду передавать ее дело в суд, ее все равно ни один судья не осудит: мышьяк в кофе Симпсону сыпала не она. А сливки между тем с этого молока снимет она. Ее сынок получит денежки покойного дяди и повешенного папочки. А ведь это она и придумала всю эту историю, только доказать это невозможно. Даже ваш мистер Холмс не смог бы этого доказать.
  "Вот и тема для рассказа, -- с грустью думал я, вернувшись домой и одиноко сидя в кресле возле камина. -- Или даже повести. Только, извините меня, если я начну описывать удачи Лестрейда, меня не так поймут. Английский читатель традиционно без сочувствия относится к полиции. Полицейский -- герой романа? Нет, в этой стране это невозможно".
  Я гулял по Гайд-парку, перед моими глазами все стояли лица преступников, и я уже начал прикидывать, как мне изложить эту историю на бумаге, но всюду мысленно натыкался на Лестрейда и останавливался. Нет, надо попробовать обойтись без Лестрейда. А если обходиться без него, то эту историю в ее настоящем виде использовать нельзя. Любовный квадрат следовало воссоздавать по-иному. Да и семейка Симпсонов, галантерейщиков из Кройдона, не вызовет у читателей особого интереса. Вот если бы они были по крайней мере сквайрами и жили в большом поместье... Я мысленно присвоил покойному Симпсону рыцарское звание и стал подумывать, как поярче описать его родственничка. Его физиономия вызывала в моем сознание скорее представление о белесой лоснящейся гусенице, а нудный голос напоминал о школьных учителях. Я подумал -- и сделал преступника школьным учителем и страстным любителем энтомологии. Следовало также изменить ему внешность, потому что до меня никак не могло дойти, что нашли в нем две необычайно привлекательные женщины.
   -- Он живет под другой фамилией неподалеку от поместья своего брата -- нет, дяди, который никогда в жизни его не видал, -- сказал я себе. -- Его жена живет с ним, но он выдает ее за свою сестру. (Это для того, чтобы было удобнее соблазнять ею почтенного сэра Чарльза, подумал я как бы в скобках.)
  Кто расследует это дело? Разумеется, я. Не покойный же Холмс, и не -- упаси Боже! -- Лестрейд. Меня попросил коллега, переехавший в деревню из Лондона. Господи, а ему-то что от этой истории? Он влюблен в миссис Симпсон или в ту, другую женщину? Ой нет, только не это. Жалко коллегу, пусть даже совершенно незнакомого, если влюбится в одну из этих стерв. Он был другом покойного сэра Чарльза. Ладно, пусть будет так.
   Да, но если преступление успешно завершено и не раскрыто полицией, почему младший Симпсон все еще живет недалеко от поместья, а не действует через поверенных, чтобы получить наследство? Значит, есть еще какой-то промежуточный наследник, которого тоже надлежит убрать. Ха! Вот это номер! Откуда же взялся этот совершенно посторонний наследник, которого младший Симпсон не принял в расчет? А откуда они все берутся? Из Америки, конечно. И мой коллега доктор принимает участие в этом дикаре-американце. И этот американец не на шутку влюбится в миссис Симпсон. Это уже не любовный квадрат получается, а любовный пятиугольник. И я, как последний дурак, буду слоняться за ним, чтобы он не слопал мышьяка из рук своей прелестницы. Это не детектив, это какая-то диккенсиана получается. Да и мышьяк... Это только в жизни преступники пользуются мышьяком, а в литературе это уже дурной вкус. Сейчас в моду входит синильная кислота. Только сэр Чарльз, получается, страдал полной потерей обоняния, если по доброй воле выпил эту гадость. Или он любил какой-нибудь ликер с запахом горького миндаля? А как потом травить американца? Никто не поверит, что американец пьет ликер. Они там пьют виски или ром. Тоже отрава в своем роде, но я же не для квакеров нравоучительную повестушку затеваю. Да и вообще -- как-то это плоско. Попробовать обойтись без яда? Несчастный случай? Какие-нибудь каменоломни, куда миссис Симпсон вызвала сэра Чарльза на свидание, а ее муженек сбросил дядюшку с обрыва? Сломанная шея и несчастный случай -- что-то в этом есть. Да, но чего встревожился мой коллега-доктор?
  Я мерил Гайд-парк шагами, ломая голову над тем, что могло заставить моего коллегу обратиться за советом ко мне. Неудачное покушение, и кто-то сломал шею в каменоломне вместо американца? Что же, они не видели, кого с обрыва сталкивают? Разве что ночью... Да и ночью, знаете, надо сильно постараться, чтобы перепутать. Или там была одинаковая одежда? Или мистер Симпсон у меня подслеповат? Это энтомолог-то? Ну нет, шею мы пока никому ломать не будем. Несчастный случай, пустынная местность... Жаль, что это не готический роман. Там можно было бы приплести какое-нибудь проклятие. Проклятие рода Симпсонов...
  Я хмыкнул. И без того было ясно, что фамилию Симпсонам придется поменять, но сейчас это стало очевидным.
  Ночью прекрасная миссис Симпсон приглашала меня в каменоломню полюбоваться орхидеями при лунном свете. Мы устроили небольшой пикничок на краю обрыва, пили горький ликер и обменивались замечаниями о погоде с вышедшими сюда же на прогулку мистером Симпсоном и его любовницей. Дамы сидели под белыми кружевными зонтиками, мистер Симпсон украдкой показывал мне флягу с виски и многозначительно подмигивал. Неся на руках кокер-спаниеля, сам похожий лицом на свою собаку, прошел мимо мой коллега-доктор. Он любезно раскланялся с нашей компанией и сообщил, что к аптекарю поступил свежий стрихнин.
   -- Ах спасибо, -- ответила миссис Симпсон. -- Я недавно купила три унции очень хорошего стрихнина и думаю, на этот месяц нам хватит.
  В наряде Буффало Билла появился Лестрейд с сачком для ловли бабочек.
   -- Я только что поймал замечательный экземпляр Cyclopides, -- сообщил он таинственным шепотом. -- И без вашего мистера Холмса, доктор! Без мистера Холмса!
  Любовница мистера Симпсона, которая только что было в светлом скромном платье, вдруг оказалась в вызывающем черном белье, как будто сошла с французских откровенных открыток. Она подошла ко мне и сказала:
   -- Вам пора ломать шею, сэр Джон. Прыгайте с обрыва, прошу вас...
   -- Ах нет, -- вскричала прекрасная миссис Симпсон. -- Ему еще рано. Ведь орхидеи еще не зацвели!
   -- У нас нет времени, дорогая, -- ответил мистер Симпсон. -- Сэр Джон торопится. У него свидание с мистером Холмсом.
   -- Да-да, -- сказал я и обратился к мистеру Симпсону: -- Вы не поможете?
  Мистер Симпсон сильно толкнул меня, и я полетел с обрыва в полном блаженстве, наслаждаясь мягкостью окружающего меня воздуха. Прозвучали несколько выстрелов, и Лестрейд, сдирая шкуру с кокер-спаниеля, закричал:
   -- Вот оно, проклятие рода Симпсонов!
  Под шкуркой оказалась другая собака, огромная, страшная, настоящее чудовище...
  Я проснулся, полежал в постели, приводя мысли в порядок. Лестрейд был прав, ни один присяжный никогда бы не осудил ангельски прекрасную миссис Симпсон. Да и в литературе... В литературе как-то сложилось, что блондинки не могут быть злодейками. Вот если бы она была яркой брюнеткой... Хорошо, будет яркая брюнетка. Эсмеральда. Испанское имя. Она -- испанка. Или нет -- креолка! Злой гений бесцветного мистера Симпсона.
  И пора им уже поменять фамилию. Они будут называть себя... мистером и миссис -- нет, мисс, он же выдает ее за свою сестру -- ох, как же их назвать? Я вспомнил своего старого знакомого, довольно неприятного малого, у которого была очень привлекательная сестра. Они были мистер и мисс Меррипит из Стэплтон-хауза. Решено: наши преступники будут мистер и мисс Стэплтон из Меррипит-хауза. А имя сердечника-дядюшки, которого они свели в могилу, испугав до смерти чудовищной собакой, пусть будет... я заглянул в выходные данные книги, которую читал перед сном, как делал всегда, когда мне надо было заменить подлинные имена персонажам на другие. Однако ни одна фамилия не показалась мне приемлемой для вынесения в заглавие. "Проклятие рода Джонсов" -- или Смитов -- это, скорее, для юмористического рассказа. Фамилия Макдональд была гораздо лучше, но она сразу переносила действие в романтическую Шотландию, а я уже решил, что оно будет развиваться в скучной английской глубинке. Взгляд мой упал на строчку: "Гарнитура Баскервиль" и все было решено. Конечно же, "Проклятие рода Баскервилей"!
  Я писал этот роман с вдохновением, которого никогда не испытывал, описывая дела Холмса. Отдавая долг Лестрейду, именно ему я подарил славу убийцы зловещего чудовища. Но вся слава раскрытия этого преступления оставалась за мной -- до того дня, когда я пришел к издателю, только что прочитавшему мою рукопись.
   -- Это совершенно ни на что не похоже! -- сказал он мне устало. -- Доктор Ватсон, вы упорно не внемлете моим настоятельным просьбам. Я до предпоследней страницы ждал, когда с континента, или из Америки, или откуда-нибудь еще приедет мистер Холмс и блестяще раскроет это дело. И что? Вы, кажется, хотите, чтобы со всей Англии собралась рассерженная толпа читателей и устроила тут суд по-американски? Как это... э-э-э... "суд Ленча", кажется. Я ведь показывал вам письма. Народ Британии желает читать о мистере Холмсе! Почему вы всюду выпячиваете свою персону? Мы уже знаем, где вы учились, и что вы позорно бежали из-под Майванда, и историю вашей женитьбы, и кое-кого из ваших пациентов и коллег. Но, извините, кому интересны ваши семейные обстоятельства? Холмс, мистер Шерлок Холмс -- вот фигура, которую можно назвать героем нашего времени. Он ведет войну с хаосом не где-нибудь на окраинах империи, а в ее сердце... -- издатель перешел на язык газетных передовиц "Таймс".
   -- Вы не видели, какой хаос он ухитрялся учинять на Бейкер-стрит, -- возразил я. -- Наша почтенная миссис Хадсон не раз грозилась выселить его через суд.
   -- Короче, я говорю вам: не пойдет! -- объявил издатель. -- Или вы приносите роман, где действует мистер Холмс, или я более с вами не разговариваю. Да, и зачем вы изобразили миссис Стэплтон такой фурией? Что за чушь -- креолка, Эсмеральда? От всяких этих знойных креолок можно ожидать только преступление по страсти: пылкая душа, ревность, кинжал в сердце неверному. "Да, это я убила его! Но и после смерти он мой!.." А тут она у вас хладнокровно плетет паутину, как будто какая-нибудь Екатерина Медичи, всего лишь ради наследства. Нет уж, доктор, никаких Эсмеральд!
  И вы еще будете говорить о гордости творца? Предрекаю вам, что не пройдет и сотни лет, и литературой будут править деляги-издатели, а не писатели-творцы!
  Увы!
  Две ночи я бессильно боролся с сомнениями, но здравый смысл победил. Я сдался и послушно переписал несколько глав в начале и в конце, рассыпал упоминания о Холмсе по остальному тексту и бестрепетной рукой превратил Эсмеральду Стэплтон в забитую слабовольную женщину, из последних сил сопротивляющуюся преступному мужу. Ее слугу Антонио, который был ее преданным помощником и одним из колоритнейших персонажей, я почти везде повычеркивал. О том, что я должен ее переименовать, я вспомнил в самый последний момент. Как бы ее назвать? Мария, Ана, Элвира? И зачем я ее сделал креолкой? Эсмеральда -- это значит "изумруд". Изумруд, подумал я, это тот же берилл, только цветом поярче да ценою подороже. Вот так и назову ее -- Бэрил. Даже лучше, что имя не испанское.
  Я отнес свое истерзанное детище издателю, услышал его горячее одобрение и в конце концов получил рецензию от Лестрейда:
   -- Ну, доктор, спасибо! Весь Скотленд-ярд спрашивает, нет ли у меня щенка от баскервильской собаки. А кое-кто считает, что я не должен был расстреливать несчастное животное, и так страдающее от фосфорной мази. Удружили, доктор, что и сказать!..
  
  
  ПОСЛЕСЛОВИЕ И КОММЕНТАРИИ
  Эта книга не ставит перед собой целью описать одно или несколько дел Шерлока Холмса, которые не счел нужным описать доктор Ватсон. Скорее эта попытка ответить на некоторые вопросы, которые возникают у внимательного читателя произведений Артура Конан Дойля. К примеру, как получилось, что Шерлок Холмс не занимался расследованием дела Джека-Потрошителя? Или же, если он им занимался, доктор Ватсон не стал его описывать? Почему в одном из рассказов жена именует доктора Ватсона Джеймсом? И вообще, сколько у него было жен? Он женился, если сравнивать даты, примерно за год до встречи с Мери Морстен, потом женился уже на ней, к возвращению Холмса из небытия уже жил как холостяк, ибо без проблем перебрался снова жить на Бейкер-стрит, а в двадцатом веке у него уже снова есть жена.
  Основными материалами, которые послужили фундаментом для повести были, разумеется, первые три тома из знаменитого "огоньковского" собрания сочинения Артура Конан Дойля (М.,"Правда", 1966), а также не менее знаменитый сериал с Ливановым и Соломиным в главных ролях. Имя уважаемого доктора в этих двух источниках звучит по-разному, авторами выбрано имя Ватсон как наиболее утвердившееся в русской традиции. Честь убийцы собаки Баскервилей в повести отдана Лестрейду, как это соответствует сериалу, а не первоисточнику, в память о заслугах Бронислава Брондукова.
  Авторы без зазрения совести приписывают доктору Ватсону книги, написанные Артуром Конан Дойлем. Время и обстоятельства их написания, описанные в повести, не имеют ничего общего с действительными фактами.
  Авторы надеются, что читатели не будут подходить к данной повести со всей серьезностью и заранее отметают все возмущенные реплики.
  
  вторая почтила его прямым попаданием в банк -- немцы бомбили Лондон весьма тщательно. Страшно подумать, что рукопись доктора Ватсона могла погибнуть.
  русский голубой кот по имени Модус Операнди -- "русский голубой" -- это порода животного, а отнюдь не намек на его сексуальные предпочтения. Что же касается характера кота, то Модусом Операнди за хорошие дела не назовут
  Я - Джек Потрошитель? -- в главе используется статья Г.А. Александрова "Мастер детективной интриги" к сборнику романов Эллери Куина "Повенчанная со смертью" (Мн., "Унiверсiтэцкае", 1994)
   Дело, собственно, оказалось пустяковым -- см. рассказ "Человек с рассеченной губой"
  было уже более десяти часов вечера -- с десяти вечера и до восьми утра английская полиция не имеет права вторгнуться в частный дом с целью ареста. Что поделаешь, "мой дом -- моя крепость".
  повестушка о боксерах времен регентства -- имеется в виду роман Артура Конан Дойля "Родни Стоун".
  Герой встречает героиню в девятой главе -- по крайней мере в "огоньковском" издании "Белого отряда" (т.5 собр. соч. Артура Конан Дойля) любовная линия распределена именно так.
  Джейн Хокинс, тайно влюбленную в доктора Ливси -- так оно и было в довоенном советском фильме "Остров сокровищ". Песня "Если ранили друга, перевяжет подруга..." -- это оттуда. "Да, это я убила его!" -- цитата из прелестного фильма "Мой нежно любимый детектив". Авторы настоятельно рекомендуют к просмотру.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"