Романчук Андрей Владимирович : другие произведения.

Северный аэропорт

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


Северный аэропорт

  
   Когда Бог наводил на земле порядок, авиация была в воздухе.
   Народная мудрость
  
   Вы бывали когда-нибудь летним утром на аэродроме?
   Солнце только показалось из-за горизонта и еще прохладно. Неостывший за ночь бетон рулежной дорожки отдает свое тепло, и нагревающийся от него воздух поднимается вверх неровными струйками, придавая всему окружающему неустойчивый и чуть призрачный вид. В этом мареве появляется расплывчатое пятно, которое с каждой секундой приобретает все более четкие очертания. И вот уже виден тягач, буксирующий первый самолет. За ним показывается второй, третий... С красными заглушками, установленными на входах воздухозаборников и брезентовыми накидками, закрывающими фонари кабин, истребители, как сказал бы поэт, похожи на спящих птиц... Такая картина мало кого может оставить равнодушным. Я не оказался исключением, и уже с третьего класса вопроса "Кем быть" для меня просто не существовало: я точно знал, кем стану, когда вырасту. Эта уверенность была настолько крепка, что разрушилась только на медкомиссии при поступлении в летное училище: врачи нашли какие-то шумы на кардиограмме, и спорить с ними оказалось делом бесполезным. Пришлось срочно искать другую профессию. Так и оказался я связанным с журналистикой. Честно говоря, никогда не имел к ней интереса, однако туда меня сманил Витька Соловьев, мой школьный друг. Так и проучились с ним все время. И вместе же попали в свой город на работу. Но однажды случай вновь свел меня с авиацией, правда, не совсем обычным образом: когда потребовалось сделать короткий репортаж о работе нашего аэропорта, редактор газеты, где я стажировался, зная о моих увлечениях, недолго раздумывал, кому поручить это задание. Конечно, будь оно хоть немного сложнее и ответственнее, вряд ли бы оно досталось желторотому стажеру, от которого можно было ожидать разве что сочинения на тему "Как я провел лето". Но никаких особых требований не предъявлялось, и это стало одной из первых моих самостоятельных работ. Постаравшись выполнить ее на совесть, я был несколько огорчен, что в печать она пошла в сильно урезанном виде. Да и сама подготовка, также оставшаяся "за кадром", представляла собой целую историю, в изобилии приправленную фирменным авиаторским фольклором, более интересным, чем сам репортаж. Но что поделать, к этой особенности своей профессии я вскоре привык. А через много лет мне снова попались на глаза старые записи, сделанные в ходе той работы, и появилась возможность восстановить все события. Конечно, я не стану повторять газетную публикацию и не назову ни одного реального имени и места действия. Кроме того, я постараюсь сохранить стиль, в котором были сделаны эти давние записи и, конечно же, мой правдивый рассказ не будет содержать ни одного вымышленного мною случая.
   Итак, ...
  
   Аэропорт нашего города трудно описать. Вовсе не потому, что он какой-то особенный. Скорее, наоборот, он представляет собой, хотя и солидное, но довольно обычное для нашего региона сооружение. Взлетная полоса, обоими концами упирающаяся в болота, длинная рулежная дорожка, протянувшаяся вдоль нее, несколько коротких, связывающих эти бетонные полоски с заасфальтированными прямоугольниками стоянок, да десяток приземистых зданий различных служб, над которыми возвышаются два двухэтажных аэровокзала, причем один не обслуживает пассажиров с тех пор, как построен второй, более современный, а используется исключительно для служебных целей - вот и весь пейзаж. Окружающий все это не слишком густой лес, к тому же, порядком вырубленный вблизи аэропорта, завершает картину.
   Однако, несмотря на заурядные размеры нашей воздушной гавани, работы у здешних авиаторов хватает. Нечасто выпадают минуты, когда не слышно шума авиамоторов и не взлетают или не садятся самолеты. Они тоже здесь самые разные, как различны и выполняемые ими задачи.
   Легко отрывается от земли и бодро идет вверх легкая двукрылая "Аннушка" - трудяга Ан-2. Хоть и маловата птичка и треплют ее обтянутые полотном крылья воздушные потоки да острые языки авиаторов, но и в песню, где поется, что "только самолетом можно долететь", надо добавить "далеко не каждым самолетом". А Ан-2 - настоящий воздушный вездеход, вернее, везделет: летает везде, а куда и он не летает - уже никаким самолетом не доберешься.
   И краснохвостые Ил-14 возят пассажиров по селам, но требуют более длинной взлетной полосы, а потому "Анам" не конкуренты. Но зато они в почете у моряков: именно их используют для ледовой и рыбной разведки.
   Порой в небе остается густой, хотя и быстро тающий, дымный след - реактивные Як-40 тоже трудятся на перевозке пассажиров по небольшим городам и поселкам, но из-за своей прожорливости особой популярностью не пользуются.
   Самые большие самолеты - четырехмоторные Ил-18 и новые реактивные Ту-134, или, на жаргоне авиаторов, "Тушки", летают, конечно же, в Москву да по крупным городам, потихоньку вытесняя с этих линий винтовые Ан-24, менее скоростные и вместительные.
   Немногочисленные вертолеты пассажиров обычно не возят - дорого, но без дела не стоят, и летают по мелким лесопунктам или заданиям геологов, где и Ан-2 помочь не может. Да и срочные грузы доставят, если те не очень большие и тяжелые.
   Среди всех звуков сильно выделяется громовой грохот работающих на форсаже реактивных двигателей тяжелых сверхзвуковых перехватчиков, которые неохотно разбегаются и медленно набирают высоту, сотрясая воздух и стекла ближайших зданий. Но и это соседство военной и гражданской авиации для нашего региона является скорее правилом, чем исключением.
   И последняя разновидность авиатехники, что можно увидеть в небе - это реактивные истребители МиГ-17. Хотя они уже давно устарели, но до сих пор применяются во многих учебных центрах ДОСААФ. Тот, что располагается на нашем аэродроме, тоже использует эти надежные неприхотливые самолеты.
  
   Приехав пораньше, я сразу направился в штаб, маленькое здание которого было почти незаметно за тремя огромными березами, растущими перед ним. После такого вида поговорка о трех соснах показалась вовсе не такой смешной или бестолковой. Эта мысль получила еще большее право на существование, когда выяснилось, что поговорить с командиром авиаотряда мне не удастся, потому что он вышел несколько минут назад (наверно, пока я рассматривал эти самые березки) и отправился на разбор полетов, после чего ему предстоит вылет. Мне порекомендовали обратиться к начальнику штаба, который, как оказалось, тоже собирался вслед за командиром, но нашел несколько минут для беседы.
  
   Начальником штаба оказался еще не старый, хотя уже и далеко немолодой, худощавый человек с веселым и общительным характером.
   - Рад познакомиться, меня зовут Медников Владимир Иванович - представился он и пожал руку - садитесь, пожалуйста. Так о чем Вы хотите написать, и чем я могу в этом помочь?
   - Понимаете - начал я - мне необходимо сделать небольшой репортаж о жизни аэропорта, о людях, их работе. В общем, понемногу обо всем в свете наступающего праздника.
   - Какой праздник имеется в виду? День воздушного флота или день авиации?
   - Простите - не понял я - разве это не одно и то же?
   - Да не совсем - Владимир Иванович широко улыбнулся - День Воздушного флота бывает раз в году в августе, а День авиации - каждый месяц в районе пятого числа.
   - Пятого? - я старался вспомнить, что это за праздник, но в голову ничего не приходило, хотя число было каким-то знакомым.
   - День получки - великодушно пояснил Владимир Иванович, не переставая улыбаться. Он был явно доволен своей шуткой, но не стал ждать отклика и продолжил:
   - Время сейчас не совсем удачное, я должен отлучиться часика на полтора-два. Что бы Вам пока предложить?
   - Да я хотел бы тогда поговорить с другими работниками, если это возможно.
   - А почему нет?
  
   Владимир Иванович кому-то позвонил по телефону и добавил:
   - Сейчас это мы Вам устроим, только не удивляйтесь, авиаторы - народ несколько своеобразный и юмор у них... Вы с авиацией знакомы хоть немного?
   - Немного знаком - ответил я - Думал стать летчиком, но врачи думали иначе.
   - Так Вы - свой человек! - Владимир Иванович снова широко улыбнулся, - в таком случае, Вы найдете с ними общий язык.
  
   Дверь открылась, и на пороге появился человек в сером комбинезоне. По возрасту, он был куда старше начальника штаба, а род его деятельности на глаз определить я не смог. Хотя, заметное брюшко свидетельствовало, что она не слишком подвижна. Да и говорил он больше как-то в нос, даже немного пыхтя.
   - Вот познакомьтесь - сказал, вставая, Владимир Иванович - это Михаил Николаевич, самый главный человек на стоянках, знает все и всех. А это ...
   Меня он представил как "представителя нашей доблестной прессы". Мы пожали друг другу руки, и я попросил называть себя только по имени.
   - В таком случае я дядя Миша. Меня здесь все так и зовут, так что условимся сложившийся порядок не менять.
   - Рад, что вы быстро освоились, - сказал Владимир Иванович - Сделайте ему небольшую экскурсию, пусть с людьми пообщается, а после разбора мы с ним поговорим. Смотри, чтобы там ему лапши не вешали. Вы с ним вроде как братья по несчастью. Итак, ровно через два часа встречаемся.
  
   Когда мы вышли из кабинета, дядя Миша в первую очередь задал такой вопрос:
   - Как понимать "Братья по несчастью"? Ты что, тоже бывший летчик? - он посмотрел на меня с недоумением.
   - Если летчик, то несостоявшийся - моя улыбка получилась грустной.
   - Тогда понятно. А что же на другую специальность не подался?
   - Да знаете ... - начал было я.
   - Тяжело сидеть и смотреть, как другие летают? - предположил дядя Миша.
   - Если честно, то да.
   - Ясно. Так с чего мы начнем?
   Я растерялся: несмотря на то, что авиацией я интересовался, работу наземных служб представлял смутно.
   - А давайте так: будем считать, что я не знаю ничего, а хочу узнать понемногу обо всем, - нашелся, наконец, я - С чего бы Вы предложили начать знакомство?
   Дяде Мише эта идея, похоже, понравилась. Он сразу просветлел и сказал:
   - Тогда пошли в ангар.
   Я сразу его понял: человек, которого вопреки его желанию оторвали по какой-то причине от штурвала, вряд ли сможет прожить если не без полетов, то без тоски по ним и далеко от самолетов он уже не уйдет.
   - А Вы давно не летаете? - спросил вдруг я.
   - Да уж десять лет, - ответил дядя Миша - Летчики слишком долго не держатся. Видишь, уж и живот к земле тянет - двигаюсь мало. Боинг-747 знаешь?
   Этот американский самолет я, конечно, знал. Да его, наверно, знает всякий, даже не слишком знакомый с авиацией человек: характерный горб в передней части Боинга, делающий его чем-то похожим на головастика и второй этаж иллюминаторов в этом районе привлекают внимание хотя бы своей необычностью.
   - Так вот - продолжал тем временем дядя Миша - командиром этого корабля можно стать не ранее, чем в 60 лет. А у нас - до пятидесяти дотянешь - считай, повезло.
   Поскольку на шестьдесят он не выглядел, я пришел к выводу, что к тем, кому повезло, его отнести нельзя. Он замолчал, но ненадолго, потому что мы уже подходили к ангару.
  
   Ангар, даже небольшой, представляет собой внушительное здание, а огромный внутренний объем и наличие только внешних стен создает обманчивую иллюзию хрупкости и непрочности сооружения. Ворот, в привычном смысле этого слова, ангары, как правило, не имеют; вместо них имеется многосекционная конструкция, которая складывается гармошкой, или уводится по сторонам, как гусеница трактора. Для более-менее серьезного ремонта самолет заводят, конечно же, туда. Особенно зимой. Хотя в ангаре тоже не жарко, ведь трудно протопить такое огромное помещение, да и сквозняки там порой гуляют хорошие, да все не на улице. К тому же и все инструменты, и ремонтные механизмы всегда под рукой - на стоянку с собой все не принесешь. А самолеты требуют и ремонта, и обслуживания. С этим - очень строго. Отлетал сколько положено - выполняй регламентные работы. Не летал - все равно: одно проверить, другое заменить, третье перезарядить. И, возможно, что-то подремонтировать. Так что забот здесь всегда хватало, тем более, летом, когда полетов много, особенно на юг да обратно. И не удивительно, что, когда мы вошли внутрь, то попали в центр рабочей обстановки. Вернее, не совсем в центр, потому что в самом центре стоял, конечно же, самолет. На стремянках, подтянутых под раскрытые служебные лючки, техники занимались ремонтом его внутренностей. На нас никто не обратил никакого внимания. Однако, дядя Миша, подойдя к стремянке, что уходила под один из двигателей, перекрывая шум, крикнул:
   - Алексей, спустись на минуту!
  
   Человек, чья верхняя половина была скрыта за опущенной крышкой, показался целиком и прокричал в ответ:
   - Привет! Один момент!
   Он снова нырнул в раскрытый двигатель. Прошло несколько минут, и я уже начал подумывать, что он о нас позабыл. Наверное, эта мысль отразилась у меня на лице, потому что дядя Миша вдруг сказал:
   - Обижаться не надо. Он не забыл, просто работа должна быть доведена до логической точки. Особенно сейчас, пока шуршание не улеглось.
   - Какое шуршание?
   - Да проверки и комиссии разные. Тут у наших соседей, военных, месяца два назад случай был неприятный. Там на одном самолете бортовая электросеть забарахлила, а дело было перед вылетом. Техник начал срочно исправлять, но, оторвали его от этого занятия: получку беги, значит, получай и тоже срочно. А он почти закончил уже, осталось только закрыть все. Он-то ушел, да тут появился начальник ТЭЧ. Смотрит: на самолете никого нет, все раскрыто. Потом вспомнил, что там с электросетью неполадки и полез в кабину. Пощелкал чем-то, увидел, что тумблер питания выключен, ну он и включил. Только щелкнул, как из-под крыльев ракеты полетели: среди всего, что он включить успел, оказалось и питание запалов. А самолет, как на грех, стоял напротив ППР...
   - Извиняюсь, напротив чего? - не понял я.
   - ППР, или позиция подготовки ракет. Площадка, где ракеты к подвеске готовят.
   - Понятно. И что дальше?
   - Да ничего. Фейерверк был - будь здоров, но все живы. Хотя у этого клоуна руки долго еще тряслись. - Дядя Миша, наконец, улыбнулся: - И еще, говорит, никогда не думал, что люди с такой скоростью бегать могут.
   Этот рассказ меня шокировал. Конечно, убежать от летящей ракеты, даже если принять во внимание относительно небольшую ее скорость в первые моменты полета, представляется маловероятным. Но в критической ситуации человек способен на более чем феноменальные вещи. Я помню случай, который произошел в летном училище, куда я в свое время приехал поступать.
  
   Для обучения применяются двухместные самолеты с двойным управлением, в обиходе именующиеся просто "спарки". В училище использовались двухместные истребители МиГ-21. Ничего особенного они не представляют: в передней кабине размещается курсант, в задней - инструктор, первый учится, второй обучает. И вот такой самолет заходил на посадку. Все шло нормально. Но неожиданно, уже на пробеге, заклинило тормоза. Покрышки сорвало моментально, но машина удержалась на полосе и остановилась с дымящимися стойками шасси. Магний горит очень хорошо, поэтому самолет необходимо было срочно покинуть. Катапультироваться с нулевой высоты не рекомендуется, да и необходимости в этом не было: достаточно было открыть стеклянный колпак кабины (правильно он называется "фонарь"), отстегнуть ремни и спрыгнуть на землю. Инструктор сделал именно это. Курсант тоже выскочил из самолета, но при этом он забыл отстегнуться и открыть фонарь. Удивительно то, что стекло кабины представляет собой толстый плексиглас, пробить который можно не всяким ломиком и не всегда с первого удара, а разорвать каждый из четырех ремней, которыми летчик пристегивается, можно разве что трактором. И все-таки курсант справился с этой задачей, лишь слегка повредив шлем.
  
   Это воспоминание заняло какое-то время, но дядя Миша мое молчание понял по-своему.
   - Ты гляди - предупредил он - не все из того, что здесь говорят, должно в печать попасть.
   Предупреждение, конечно, было излишним. Но на всякий случай я его поспешил на этот счет успокоить. А между тем человек, названный Алексеем, спустился, наконец, вниз и дядя Миша нас познакомил. По возрасту, он был не намного моложе дяди Миши, и называть его просто по имени было как-то неловко. Объяснив в двух словах цель нашего визита, дядя Миша сдал меня "на попечение" Алексею Петровичу, а сам отлучился "на пару минут". Мой новый знакомый оказался старшим техником. Предложив присесть на скамейку в соседней комнате, используемой, видимо в качестве комнаты отдыха, он слегка покосился на мой блокнот и фотоаппарат, но дал небольшое интервью. Эта официальная часть нашей беседы вошла в репортаж, поэтому повторение ее не имеет особого смысла. А неофициальная часть началась немного неожиданно. Как-то быстро (хотя и не одновременно) затихли звуки инструментов и механизмов и в комнатенке, которая оказалась курилкой, стали появляться другие техники. Их реакция на незнакомого человека была примерно одинаковой:
   - О, у нас гости! - короткое знакомство - А, пресса - это замечательно - Петровича надо хорошо потрясти, иначе ничего не расскажет - Он - специалист высшего класса - Ну, как у нас, нравится?
   Естественно, я не запомнил и половины людей, которые успели мне представиться в этой компанейской обстановке. Но один отпечатался в моей памяти хорошо. Невысокий кругленький человек, представившись Саней, выдал пару обычных шуток и вдруг спросил:
   - Петрович, а ты уже рассказал, как с Туполевым разговаривал?
   Реакция собравшихся оказалась неоднозначной: кто-то чуть слышно засмеялся, другие грустно улыбнулись, третьи недоуменно посмотрели на спросившего. Сам Петрович потихоньку показал шутнику кулак. Второй такой же жест я увидел отраженным в зеркале, висевшем на стене. На пороге стоял дядя Миша. Видимо, стараясь разрядить обстановку, он спросил:
   - Ну, как, поговорили?
   - Да - ответил я, закрывая блокнот - теперь, если нет возражений, я хотел бы сделать снимок всей бригады. Возражений не последовало, все расположились в ангаре на фоне самолета, и я отснял несколько кадров. Впрочем, в печать они не пошли, как и почти вся пленка: использованы были только два кадра - общий вид нового вокзала и фотография начальника штаба.
  
   Когда мы вышли из ангара, я поинтересовался, куда мы теперь держим путь.
   - Сейчас на стоянку - отозвался дядя Миша - увидишь одну интересную птичку. А потом еще походим, я уже по телефону договорился. Мы так и не отошли далеко, как я не выдержал и спросил:
   - А насчет Туполева - это правда или хохма?
   - Видишь ли - ответил, чуть подумав, дядя Миша - Петрович раньше под Москвой служил. Он высококлассный специалист. Там он обслуживал ракетоносцы и действительно однажды встретился с Туполевым. Собственно, поэтому он и здесь.
  
   Прежде, чем рассказать историю, которая произошла с этим человеком, мне необходимо сделать небольшое пояснение. У винтовых самолетов, помимо всех прочих, есть еще одна особенность: если в полете по каким-либо причинам останавливается двигатель, то воздушный винт начинает работать как тормоз. Чтобы ослабить это вредное воздействие, лопасти винта поворачивают так, чтобы они стояли вдоль потока и не создавали лишнего сопротивления. Этот процесс называют флюгерованием, а среди прочих устройств, обеспечивающих разворот лопастей, есть специальный насос - флюгер-помпа. Поскольку двигатели отказывают нечасто, то и винт приходится флюгеровать очень редко.
   И вот на одном самолете эта самая флюгер-помпа и вышла из строя. И пришлось технику, которого я уже знал как Петровича, менять этот агрегат. Но в связи с тем, что он почти не используется, его и разместили в очень неудобном месте и, чтобы добраться до помпы, необходимо было пробраться в нишу шасси, а затем еще через сплетения трубопроводов и жгутов электропроводки. Сделать это в полушубке оказалось просто невозможно, поэтому пришлось Петровичу его скинуть и налегке провозиться при тридцатиградусном морозе. Когда он закончил и одел этот уже сильно остывший предмет одежды, то первым делом он от души выматерился. Сюда бы, дескать, того дурака, который эту чертову помпу туда засобачил. Но, когда Петрович обернулся, его сразу бросило в жар: внизу, возле стремянки, стоял генеральный конструктор этого самолета.
   - Извините, Андрей Николаевич - опешил техник.
   - Ничего, ничего, это Вы меня извините - сказал Туполев и ушел.
   Сослуживцы по-разному отнеслись к этому случаю, но вскоре Петрович пожалел, что рассказал о нем, потому что перевели его в другое место. Подальше, так сказать, от греха. Официально, конечно, по другому поводу, но в истинной причине он ничуть не сомневался. А через месяц в полк прибыл новый самолет того же типа, и злополучная флюгер-помпа стояла уже в другом месте. Петрович же, сменив несколько мест службы, ушел из армии и подался в гражданскую авиацию.
  
   Тем временем мы уже обошли ангар, и вышли на стоянку. Среди нескольких хорошо знакомых бипланчиков Ан-2 я сразу заметил блестящий двухмоторный самолет, к тому же стоящий наоборот, то есть носом к краю стоянки и хвостом к нам. Я быстро определил, что это - новый чехословацкий Л-410, видеть которых мне пока доводилось только на картинках. К моему удовлетворению, мы направлялись именно к нему. На траве перед самолетом стоял тягач и человек пять техников. Авиаторы перешучивались с летчиками. Самолет же явно собирался улетать. Мы наскоро поздоровались со всеми. Техники покосились на меня и мой фотоаппарат, но никто не проявил ко мне особого интереса, и все переключились на дядю Мишу.
   - Посмотри, какая птичка красивая - сказал один.
   - Особенно фюзеляж - подхватил второй - не нужно на дачу?
   - Сарай получится - высший сорт - заверил третий.
   - Да - добавил четвертый - а крылья на скамейку. Жаль, целиком эту штуку никуда не приспособишь.
   - И как самолет она никудышная, - закончил последний.
   Тут из открытой форточки кабины высунулся командир самолета.
   - Эй, трепачи! - крикнул он - буксировать кто будет?
   Я успел подумать, не великоват ли "Урал" для такого самолетика, но, к моему удивлению, никто к машине даже не обернулся. Только двое техников подошли к самолету, уперлись в нос и, не особо напрягаясь, толкнули его. "Четыреста десятый" мягко выкатился по кривой задним ходом со стоянки на свободную площадку. Командир снова высунулся из форточки. - Мужики! - улыбнулся он - У вас неплохо получается! Толкайте до Петрозаводска - с меня бутылка коньяка.
   Ждать ответа он не стал, форточка захлопнулась, и тут же послышался шум первого запускаемого двигателя. Когда самолет укатился от нас, дядя Миша познакомил меня с техниками.
   - А я-то думаю, что это он с фотоаппаратом? - обрадовался один из них, представившийся Николаем. Впрочем, все его звали не иначе, как "Колян" и от других его в первую очередь отличал хорошо подвешенный язык.
   Официальная часть нашего знакомства прошла довольно сухо, если не считать того, что этот самый Колян попытался несколько раз свести разговор к хохме и только одергивания дяди Миши не позволили ему завладеть инициативой. Но как только я закрыл блокнот, люди сразу раскрепостились. А на мою просьбу рассказать поподробнее о работе техника сразу последовало предложение показать все в натуре. Трое из моих новых знакомых уехали на тягаче, а оставшиеся, в том числе и великий хохмач Колян, продолжили работу на одной из "Аннушек", что находились здесь же, на стоянке. Они и пригласили меня "к нашему шалашу". Дядя Миша присел на колесо и откинулся спиной на стойку шасси, предоставив меня в их распоряжение.
   Через несколько минут я уже имел некоторые представления о предварительной, предполетной и послеполетной подготовках и видах регламента. После краткого ликбеза по обслуживанию авиатехники, я задал вопрос:
   - А что, этот Л-410 настолько плох?
   - Почему? - удивился Колян - Как сараю ему цены нет!
   - Слышь ты, мудрило! - вмешался дядя Миша, успевший слегка придремать в тенечке - Тебе человек конкретный вопрос задал, и он к твоим остротам не привык.
   - Если серьезно - улыбка куда-то внезапно пропала с лица Николая (а без нее прозвище "Колян" к нему как-то не идет) - Нельзя о машине сразу что-то определенное сказать. Но посмотри сам: самолетик маленький, шасси низкое, да еще убирается. Вроде неплохо, но это пока по бетону катаешься. А если грунт, да еще раскисший? Грязь из-под колес вся начнет через все дырки в ниши шасси набиваться. Поди-ка ее вычисти оттуда. Много скорости эта уборка не добавляет, а возни больше, да и надежность хуже. Да еще не дай бог поздней осенью эта грязь замерзнет в полете да шасси заклинит. Не знаю, как у чехов, но у нас грунтовых аэродромов хватает. Климат же здесь, на севере - сам знаешь. Потом моторы явно слабоваты, да и ресурсом не отличаются. Менять придется частенько. Хотя, их, может, и доведут до ума, но вот скажи: сколько человек он возьмет?
   - Пятнадцать - ответил я, быстро вспомнив все, что я успел о нем прочитать.
   - Это он у себя на родине, может, и возьмет пятнадцать. Но здесь после установки нашего родного оборудования хорошо, если десять поднимет. Советские микросхемы, как известно, самые большие в мире. А уж про достопочтенный СРО и говорить не стоит. Знаешь, что такое СРО?
   Я, естественно, не знал.
   - Так пойдем, покажу. - Николай потянул меня в самолет.
   Оказалось, что СРО - это самолетный радиоответчик. Назначение этого устройства состоит в идентификации "свой- чужой" и самым главным его элементом является кодовый барабан солидных размеров и не менее солидной массы. На самолете его разместили между креслами пилотов.
   - Впечатляет? - поинтересовался Николай - Только эта дура весит полсотни килограмм, а весь СРО не меньше, чем мы с тобою. И еще этот барабан должен быть взорван при угрозе захвата. Видишь штепсель? А вот гнездо. Перед полетом надо его туда воткнуть, чтобы питание на электрозапал подавалось. Попробуй сам.
   Я попытался это сделать, но, видимо, опыта не хватило: гнездо находилось в глубине узкой ниши, в которую рука никак не проходила. Зажав штепсель двумя пальцами, я попытался дотянуться до гнезда, но и пальцы оказались слишком коротки. Подумав, что меня просто разыграли, я отложил это занятие.
   Как ни странно, Николай по-прежнему не улыбался.
   - Не расстраивайся - сказал он - немногие могут это сделать. Я, например, не могу.
   - А как же летают? - поинтересовался я.
   - А как летали, так и летают. Кому он нужен, барабан этот? Хотя был однажды на Дальнем Востоке случай, что сбился Ан-2 с курса и прилетел в Америку. Летчики как поняли, куда попали - давай на кнопку подрыва нажимать. Бесполезно, естественно. Попытались сами вилку воткнуть - с тем же успехом. Ну а к ним уже местные аборигены подъехали.
   - И что? - спросил я, представляя себя на месте командира экипажа.
   - А ничего. Что, спрашивают, заблудились? Заправили бензином и отправили домой. Потом и у нас тут шум большой был да проверки всякие, и снова все стихло. Хотя кое-кого из списков на летную работу вычеркнули. Ладно, пошли на двор.
  
   Мы вышли из самолета, и я поинтересовался, что это за списки на летную работу.
   - А, Колян уже и в жилетку поплакаться успел! - заключил его напарник, копавшийся в моторе.
   - А почему бы и нет? - парировал Николай, снова превратившийся в веселого балагура, - Жилетка свежая, твоими слезами еще не намоченная.
   Лучше расскажи, как сам хотел в бортпроводники податься. Знаешь, как они классифицируются? Летно-подъемный состав!
   - Летно-подпрыгивающий - поправил дядя Миша, снова успевший придремать, сидя на колесе. До сих пор не пойму, как можно дремать, сидя в таком положении. Отсутствие опыта, наверное.
   - А что, Вас тоже исключили из этих списков? - спросил я у Сергея.
   Колян от души засмеялся.
   - Да он там никогда и не был! - сообщил он - Все технари делятся на "слонов" и "тараканов". "Слоны" еще могут уйти на летную работу, а вот "тараканы" - никогда. А мы с Сережей - "тараканы". Правда, Серый? - Колян слегка толкнул его в бок.
   - Правда, мой усатенький! - отозвался Сергей и резко протянул руку, видимо, поймать Коляна за ус, но тот вовремя отскочил.
   - Значит, все бортмеханики - это бывшие техники? - снова задал вопрос я.
   - Ну, где ты видел бортмехаников? Это раньше они были, а сейчас кругом бортинженеры летают. Хотя на истребителях летают просто техники. Но только в учебном центре.
   - На двухместном истребителе? - удивился я.
   - Зачем? На одноместном. Летчик в кабине, а он на крылышке.
   Дядя Миша приоткрыл один глаз и посмотрел на Николая, но, быстро оценив ситуацию, мысленно махнул рукой и снова задремал.
   - Необычная шутка - сделал вывод я. И вывод, как оказалось, неправильный.
   Колян с нескрываемым удовольствием начал рассказывать. Вообще у меня сложилось мнение, что всем его шуточки уже поднадоели, а в моем лице он нашел свежую благодарную аудиторию.
  
   Такой случай, оказывается, действительно был. Немаловажной причиной его сыграло некоторое пристрастие технического (как, впрочем, и летного) состава к определенным техническим жидкостям. Проще говоря, к спирту. Как-то раз во время ночных полетов техники собрались в курилке побаловаться этим напитком.
   Курилка находилась недалеко от места старта, и взлетающие и садящиеся самолеты оттуда были хорошо видны. Когда на взлетную полосу вырулил очередной истребитель, один из техников вдруг вспомнил, что забыл снять чехол с ПВД.
   ПВД - это приемник воздушного давления, небольшая, но прочная трубка, обычно расположенная на крыле ближе к его концу и необходимая для определения скорости самолета. Если она зачехлена, то приборы, конечно, не смогут показывать значение скорости в численном выражении, оставляя летчику возможность ощущать ее только своей задницей. Зная это, техник бросился к самолету, подбежал к крылу и успел сорвать чехол за мгновение до того, как истребитель начал разгон. Времени отбежать уже не осталось, и человек оказался зажат между ПВД и крылом взлетающего самолета. Летчик этого, конечно, не видел: по сторонам он не смотрел, да и все равно ночью темно. Но после отрыва от земли он почувствовал, что самолет очень трудно управляется и норовит завалиться на бок. Поднявшись над плотной облачностью, ему удалось невероятным усилием развернуться к луне, и только сейчас он увидел, что на крыле его самолета, перегнувшись пополам от набегающего потока, летит человек. В тот же миг он сообщил об этом на землю и запросил срочную посадку с обратным курсом.
   На земле случился большой переполох, но просьбу немедленно выполнили. Когда самолет остановился на взлетной полосе, то летчик тут же кинулся к технику, стянул с крыла и, заметив застывшую счастливую улыбку на его лице и закрытые глаза, он осторожно спросил:
   - Живой?
   - Ой! - тот с трудом открыл глаза, - Товарищ капитан, я так боялся, что Вы разобьетесь...
   Ответить ему летчик не успел, потому что уже подъехала машина с врачом и командиром. Врач, осмотрев пострадавшего и не найдя у него абсолютно никаких повреждений, шепнул командиру:
   - Нужен спирт, срочно.
   Требуемая жидкость, конечно же, быстро нашлась. Врач отмерил спирт, добавил воды и хорошо перемешал. Получилось около полулитра. Все это он предложил выпить вернувшемуся из полета технику. Тот не заставил себя упрашивать, осушил банку и тут же заснул.
   - Зачем это? - удивился командир.
   - Сейчас до него еще не дошло, что случилось. Когда он это осознает, с ним может случиться шок. А спирт снимет стресс, - пояснил врач.
  
   Вот так - добавил Колян - техники не только в моторах ковыряются.
   Глядя на Сергея, я вдруг подумал, что сейчас лето и тепло, а что делать зимой, когда мороз: ведь Ан-2 очень маленький самолет и большой ангар для него, мягко говоря, великоват.
   - А зимой вы в ангаре работаете? - спросил я у него.
   - И в ангаре тоже - ответил Сергей - но не в этом большом. Наши ангарчики - вон стоят.
   Сергей махнул в сторону двух крошечных деревянных зданий с круглыми дырками в фасаде, которые придавали им сходство с собачьими будками больших размеров.
   - Но ведь самолет туда не поместится - я быстро соизмерил размеры "будки" и Ан-2.
   - А зачем? Раздвигаем стенку, подгоняем самолет носом вплотную и закрываем. Получается мотор внутри, а все остальное на улице. Просто и оригинально.
   - Кстати, с Л-410 так не получится - добавил Колян.
  
   Тут в наш диалог вклинился дядя Миша.
   - Слушай, академик! - сказал он Коляну - Хватит уже трепаться. То ему не так, се ему не этак. Конструктор нашелся. Смотри, договоришься.
  
   На этом наша встреча окончилась и, попрощавшись с новыми знакомыми, мы пошли дальше, причем дядя Миша был явно не в духе. Однако после я не раз вспоминал этот монолог. Не знаю, почему этот самолетик так сразу не приглянулся опытному технику, но, несмотря на крайнюю категоричность и резкость своих суждений, в чем-то Николай, наверное, оказался прав: у нас я этих самолетов так больше и не видел. Но, с другой стороны, где только они не прижились. Летают даже за Полярным кругом. А спустя несколько лет мне довелось лететь на Л-410. В салоне было только шесть человек, хотя в кассе билетов не было, а возле регистрационной стойки стояли люди, вопреки всему не терявшие надежды улететь этим рейсом. Хотя, возможно, это было следствием совсем другой причины.
  
   После стоянок дядя Миша привел меня в совсем необычное сооружение - летный тренажер. Его "хозяин", тоже Николай, но Прокопьевич, собрат по несчастью дяди Миши, не отказался дать интервью, а затем провел для меня небольшую экскурсию по своему хозяйству.
   В центре здания находилась большая комната, где вдоль стен вертикально стояли два огромных макета аэропортов. Рассмотрев один из макетов, я заметил, что на наш аэропорт это не похоже.
   - А зачем? - пожал плечами Николай Прокопьевич - Летчик должен видеть полосу, а по сторонам ему смотреть все равно некогда.
   Сверху и снизу подмакетников были проложены рельсы, по которым передвигались легкие металлические рамы, напоминавшие козловые краны, только вместо крюка они несли по одной телекамере, причем сами телекамеры соединялись с фермой еще через один механизм, позволяющий немного перемещать их вверх-вниз и в стороны. Вся эта система служила для создания иллюзии полета: при тренировке летчик смотрит на изображение, передаваемое движущейся камерой, которая реагирует на действия пилота так же, как настоящий самолет. Конечно, весь полет система показать не в состоянии, но самые ответственные моменты - взлет и посадку - она имитирует. А после взлета камера выключается, и все знают, что самолет ушел в облака. Конечно, управлять даже таким упрощенным процессом - дело совсем непростое. Сегодня с этим бы, наверное, справился один персональный компьютер помощнее, причем стали бы ненужными и макеты с телекамерами, однако, тогда компьютеров, в нашем понимании, просто не существовало. Но без электроники система все равно не могла обойтись, поэтому соседнюю, примерно таких же размеров комнату, занимала большая вычислительная машина, управлявшая всем этим хозяйством, а в концах двух небольших коридоров, отходивших от этой части здания, располагались макеты кабин самолетов: Ту-134 и Ан-24. О первой мне кратко рассказал сам хозяин. К сожалению, не могу похвастаться тем, что запомнил хотя бы четверть того, что узнал про расположение и назначение приборов, поэтому, если вдруг очень понадобится, не смогу предложить свои услуги по угону самолетов этого типа. Во вторую кабину Николай Прокопьевич предложил нам пройти самим, сославшись на занятость.
   - У вас есть минут пятнадцать, а потом придет экипаж - сообщил он.
  
   Так во второй кабине мы оказались вдвоем с дядей Мишей. Он мастерски даже не сел, а, скорее, взлетел на правое кресло, предоставив мне левое командирское.
   - А я думал, что Вы мне тоже что-нибудь расскажете.
   - Обязательно - подтвердил дядя Миша. Только командиром я никогда не был. Как говорится, наше дело - правое: не мешай левому.
   Чтобы подняться на место командира, мне пришлось встать ногой на шаткую металлическую ступеньку. Немного неуклюже угнездившись в кресле, я еще раз, "задним числом", невольно полюбовался тому, как ловко дядя Миша занял рабочее место второго пилота.
   - За нашими спинами - пояснил дядя Миша, заметив, что я осматриваюсь - места штурмана и бортрадиста
   И тут я понял, чего недостает в кабине.
   - А где же сидит бортмеханик?
   - Да мы же прошлись по его креслу! Смотри.
   Дядя Миша встал, оттянул фиксатор той самой ступеньки, по которой я уже проходил, и перевернул ее. Получилось еще одно кресло, правда, без спинки и не такое удобное, как у летчиков.
   Я медленно осматривал приборные панели, разместившиеся спереди, справа, слева и даже сверху от кресел пилотов и пытался найти что-то знакомое. Едва ли не единственным прибором, известным мне, оказался авиагоризонт - закрытый стеклом двухцветный шарик с фигуркой самолета. Еще через некоторое время я нашел высотомер и указатель скорости. О назначении большинства остальных приходилось только догадываться.
   - Ну, раз освоился, - дядя Миша наклонился ко мне - проведем краткий курс самолетовождения. В первую очередь необходимо включить МСРПП-12, но это сделает второй пилот, то есть я. Правда, только на тренажере, в реальной жизни его включает бортрадист, ему тянуться ближе.
   - Не понял, что надо включить?
   - МСРПП, или Магнитофонная Система Регистрации Параметров Полета, проще говоря, магнитофон или, еще проще, "Черный ящик".
   - А где сам "черный ящик".
   - На своем месте, конечно.
   - А посмотреть можно?
   - Да зачем он тебе? Это два оранжевых шара из ударопрочного металла.
   - А почему оранжевых?
   - Чтобы искать легче было, когда самолет разобьется и все разлетится в разные стороны - дядя Миша постучал по дереву (летчики - народ суеверный).
   - А что там записывается?
   - Все. От показаний приборов до переговоров экипажа. Часто эта пленка становится единственным ключом к разгадке катастрофы. Если не кончится (он опять постучал).
   - А это возможно?
   - Бывало, к сожалению. Однажды пленка кончилась за сорок минут до катастрофы. Теперь перед каждым полетом пишут, сколько ее осталось.
   - А причину катастрофы тогда выяснили?
   - Точно нет, но предполагают, что экипаж потерял ориентировку. Самолет часто менял высоту и курс, но как это произошло и почему они не вышли на связь - непонятно.
   - Неужели с земли не заметили того, что самолет летит необычно? - я уже не мог успокоиться.
   - Да понимаешь... - попытался пояснить дядя Миша, - на земле тоже люди сидят, и им тоже свойственно ошибаться. К сожалению. Не так давно диспетчера "потеряли" Ан-12. Самолет шел на большой высоте, когда произошла разгерметизация. Экипаж отключился сразу же. Два часа они летели без управления и связи, причем автопилот сам несколько раз сменил высоту и курс, а земля это прохлопала. Переполох начался, когда экипаж очнулся и вышел в эфир с воплем "Где мы?". Вот так.
  
   Дядя Миша внимательно посмотрел на меня и вдруг сказал:
   - Ты, небось, думаешь, что все тут тебе только байки травят. Отчасти и это правда, здесь на это дело мастеров хватает. Хотя, впрочем, где их нет? Но в авиации на результатах разборов этих самых происшествий все руководства основаны. Так что каждый на какой-либо вопрос что-то похожее обязательно вспомнит. На примере оно проще показать. И все наши инструкции этими случаями и продиктованы. И часто с кровью они, случаи-то. А что среди всего и курьезы попадаются - так в этом ничего необычного нет. Это уж потом они анекдотами становятся, а на самом деле этот юмор тоже кровью пахнет.
   Я промолчал.
   - Ладно, хватит о грустном, - продолжил дядя Миша - Что такое штурвал, ты знаешь, для чего он нужен - тоже. Номер на штурвале - это номер самолета, чтобы не вспоминать каждый раз, на чем летишь. Перед полетом надо проверить плавность хода штурвала. Так. Теперь ставь ноги на педали, проверь плавность. А теперь одна тонкость. Если подать вперед только носки ног, самолет снимется со стояночного тормоза.
   Я сделал это и раздался резкий щелчок.
   - А как обратно поставить?
   - Чтобы поставить на тормоз, надо потянуть за вот эту ручку.
  
   Красная ручка с трафаретной надписью "Стояночный тормоз" оказалась чуть ниже штурвала и напоминала модную в то время дверную "кнопку". Да и в работе было сходство: и ту и другую надо тянуть. В течение следующих минут я узнал, что именно необходимо сделать, чтобы подготовить самолет к запуску двигателя. Сам же запуск оказался гораздо проще, чем я думал: многое берет на себя автоматика, хотя и не избавляет от необходимости контроля.
   - После этого - продолжал дядя Миша, - запрашиваем разрешение, снимаемся с тормоза и выруливаем на старт.
   - А переднее колесо управляется от штурвала или от педалей? - спросил я.
   Ответ был несколько неожиданный:
   - Ну, ты даешь! Для колеса свой руль. Видишь рукоятку?
   Оказалось, что слева от командирского кресла расположена небольшая вращающаяся крестовина, которая и служит для поворота переднего колеса.
  
   На этом обучение пришлось прервать, потому как отпущенные нам пятнадцать минут истекли. Мы встали со своих мест, и я уже собрался выходить наружу. Но дядя Миша меня остановил.
   - Подожди, сейчас увидишь это все в действии - сказал он и показал на кресло штурмана - садись сюда, все равно будет свободно.
   Сам он сел на место радиста. Как оказалось, зря: только успел он устроиться в кресле, как в кабину вошел экипаж, и дяде Мише пришлось встать, чтобы ответить на радушные приветствия и рукопожатия летчиков.
   Со мной они поздоровались более сухо, и опять каждый потихоньку покосился на мой фотоаппарат. Я попытался проследить за действиями экипажа, но, мне показалось, с таким же успехом можно рассматривать лопасти вращающегося винта. Командир, щелкнув несколько тумблеров, прыгнул на свое место. Именно прыгнул, слова "зашел" или "занял" здесь для описания совершенно не подходят. Второй пилот, сделав тоже самое, быстро оказался на своем, а бортмеханик (простите, бортинженер) коротким уверенным пинком переведя кресло-ступеньку в рабочее положение, тоже сел и сразу принялся за свои выключатели. Под трель щелкающих тумблеров и поток коротких сообщений членов экипажа о включенном оборудовании, кабина ожила прямо на глазах, и вот уже командир доложил земле о готовности к запуску двигателей. Еще несколько щелчков - и послышался нарастающий гул. В следующий небольшой промежуток времени слышался только голос бортмеханика, коротко докладывающего о состоянии двигателя, затем, наконец, он заключил:
   - Температура падает, обороты растут. Запуск окончен.
   Опять доклад командира, запрос разрешения на запуск второго двигателя и снова повторение той же процедуры.
   Имитация выруливания на взлетную полосу оказалась сведенной до минимума: после, уже ставшего для меня привычным, радиообмена типа "разрешите - разрешаю", на этот раз относящегося к рулению, включился проектор, установленный, похоже, над кабиной и на экране перед летчиками появилось изображение того самого аэропорта, что я видел на макете. Перемещением РУДов, или Рычагов Управления Двигателями, бортинженер вывел моторы на взлетный режим, снова серия коротких докладов о готовности к взлету и опять запрос разрешения у земли.
   Сквозь шум, усердно создаваемый имитаторами моторов и оборудования, я все же расслышал щелчок стояночного тормоза и самолет начал разгон. Руки мои инстинктивно сжали подлокотники кресел, однако кабина даже не шелохнулась. В остальном иллюзия разгона была полная. Натужный рев моторов, взлетная полоса, все быстрее набегающая на нас, подрагивание стрелок приборов заставили забыть, что мы находимся в сооружении, которое летать в принципе не способно. Но вот картинка на экране, продолжая набегать на нас, пошла вниз. Командир дал команду убрать шасси, бортинженер опять поколдовал над своим пультом, и появился новый звук, который, впрочем, быстро затих. Одновременно погас и экран.
   - Шасси убрано - доложил командир - Горит индикатор "Стружка в масле", взлет продолжаю.
   Тут дядя Миша тронул меня за плечо:
   - Пойдем - тихо сказал он - дальше будет мало интересного, а времени у нас осталось не так уж много.
   Я взглянул на часы. Действительно, больше часа пролетело совершенно незаметно. Мне хотелось досмотреть этот полет до конца, да и записей накопилось столько, что пора было приводить их в порядок. Но отказаться от продолжения нашего небольшого путешествия я был не в силах, поэтому я быстро встал и вышел из кабины. Оказавшись в центре здания, мы снова встретились с Николаем Прокопьевичем.
   - Ну, каков курсант попался? - спросил он у дяди Миши, кивая в мою сторону - Способный?
   - А я других не беру, - ответил тот - Покажи лучше, как твое хозяйство работает.
   - Это сколько угодно, пойдем.
   Мы снова вошли в комнату, где стояла вычислительная машина. Теперь тут кипела работа. Целая бригада сидела за пультами и занималась созданием разных пакостей. По крайней мере, так выразился Николай Прокопьевич. Они внимательно следили за показаниями контрольных приборов и действиями экипажа, периодически подбрасывая им разные неожиданности. При помощи тумблеров и рукояток здесь можно было устроить тренирующемуся экипажу любой сюрприз: от включения уже известного мне индикатора "Стружка в масле" до пожара в двигателе. В реальной жизни летчик за всю свою карьеру может не встретить столько отказов и аварий, как за один полет на тренажере. Но готовность к нештатной ситуации, привитая при помощи тренажера, может оказать решающую роль, когда от слаженной работы экипажа будут зависеть не только их жизни, но и жизни пассажиров.
   Тем временем самолет уже "подлетел к аэродрому" и на включившемся экране пульта снова появилось уже знакомое мне изображение взлетно-посадочной полосы.
   - А сейчас - сказал Николай Прокопьевич - у них шасси не выпустится.
   Он переключил что-то на своем пульте. И, действительно, через несколько секунд командир экипажа доложил об этой неисправности.
   - Идем на второй круг - сообщил динамик и изображение полосы снова поползло вниз - горит индикатор "Стружка в масле".
   - Ну, ты силен на гадости - заметил дядя Миша, обращаясь к Николаю Прокопьевичу.
   - Так стараемся - ответил тот, занятый на пульте.
   Дядя Миша повернулся ко мне и сказал:
   - Ладно, нам пора.
   Попрощавшись со всеми, мы вышли из комнаты. Я не удержался и спросил:
   - А что это за индикатор - "Стружка в масле" и что с ним надо делать?
   - Стружка - она и в Африке стружка, - пожал плечами дядя Миша. - Если она в масле появилась - значит, или двигатель начал разрушаться или масло залили с какой-то гадостью. Но если двигатель новый, то он пока приработается - стружка обязательно будет. Да этот индикатор часто и ошибочно срабатывает, особенно если масло остыло или когда двигатель резко увеличивает обороты. И вообще-то это больше для техников сигнал, им, может, масло менять придется, а экипажу с ним делать нечего. На тренажере - это так, проверка на вшивость: заметил - не заметил.
  
   Дальнейший наш путь проходил мимо мастерской, скромно приютившейся в деревянной пристройке. Хотя туда мы не заходили, я обратил внимание на два стоящих рядом рекламных щита, видимо только что покрашенных. На левом был нарисован взлетающий самолет и размашистое приглашение "Летайте самолетами Аэрофлота - экономьте время", на правом же, под изображением бегущего перед автокаром человека, красовалось предостережение: "Сэкономишь минуту, а можешь потерять жизнь". Я высказал дяде Мише предложение повесить их где-нибудь в этом же порядке, но он только рукой махнул:
   - Думаешь, кто-нибудь на них смотреть будет? - спросил он - Да у нас тут три года плакат висел с надписью "Категорически запрещается стоять в плоскости вращения воздушных винтов" и в скобках - "Кроме работников аэропорта". Видать, математик сочинял. И сейчас бы тот плакат висел, если бы другой умник не прочитал.
   - А куда мы сейчас? - спросил я.
   - А сейчас мы к диспетчерам зайдем. Внизу ты уже побывал, на работу техников посмотрел, почти полетал немного, осталось только посмотреть, как воздушное движение управляется.
  
   Управлением воздушным движением (или, сокращенно, УВД) занимаются, конечно, диспетчера. Их рабочее место расположено в круглом стеклянном помещении над аэровокзалом, куда мы попали, пройдя через контрольный пункт со строгим вахтером, который, конечно же, тоже оказался хорошим знакомым дяди Миши. Несмотря на стеклянные стены, в помещении царил полумрак, в котором хорошо выделялись огоньки пультов и контрольных экранов. Но тишины, характерной для темных уголков, здесь не было: стоял монотонный шум приборов и вентиляторов, в который вмешивались команды диспетчеров. Разобрать что-то мне, как постороннему человеку, оказалось не под силу. Наше появление не произвело никакого замешательства, только один человек обернулся, встал и подошел к нам. Он негромко поздоровался и дядя Миша представил нас друг другу. Моего нового знакомого звали Олег Николаевич, и я успел сделать вывод, что имя Николай - в авиации довольно популярное. В этот день он был начальником смены. В первую очередь он выяснил все вопросы с дядей Мишей.
   - Я уже думал, что вы и не придете - все также негромко сказал он.
   - А я разве когда обманывал?
   - Так ведь сегодня ты - птица подневольная.
   - Ты теперь тоже. Показывай свое хозяйство, да причешись, а то так лохматый в газету и попадешь.
   - Да в темноте мою шевелюру не видно, а вот фотографировать меня не стоит: лысина пленку засветит.
   Дядя Миша только и хлопнул его по плечу.
   После ставшей уже привычной официальной части, Олег Николаевич повел меня в обход "своих владений", потихоньку давая пояснения. Как я узнал, диспетчера бывают разные. Одни командуют рулением, то есть наземными маневрами самолетов, другие - взлетом и посадкой, третьи - полетом по кругу. И, конечно, полетами на маршруте, и там тоже все разделено на зоны. Поэтому полностью проследить полет самолета с одного рабочего места просто невозможно. Олег Николаевич повел меня от пульта к пульту, по дороге негромко рассказывая о диспетчерской работе. Рассказ его все время прерывался, когда он останавливался у диспетчерских пультов, наблюдая за происходящим на экранах. Я уже замечал, как дядя Миша начинал потихоньку нервничать и все чаще смотрел на часы. Олег Николаевич тоже обратил на это внимание, и мы поскорее вернулись в начальную точку нашего похода.
   - Понимаю, что вы спешите - сказал Олег Николаевич, - да поймите правильно: у нас тут свободного времени почти нет.
   - Ну, ты как, все уловил или вопросы есть? - спросил дядя Миша, скорее, в шутку, чем всерьез.
   - А можно посмотреть, взлет или посадку от начала и до конца? - спросил я.
   - Можно - согласился Олег Николаевич, - но на взлет, пожалуй, смотреть нечего, запрос-разрешение и все. А вот посадка - это интереснее. А что больше интересует - гражданский самолет или военный?
   - А не все ли равно?
   - Да не скажи. Впрочем, пошли, сам увидишь.
   Олег Николаевич снова подвел меня к одному из пультов и сказал несколько слов сидящему за ним оператору. Тот, не отрывая взгляда от экрана, кивнул головой и стал пояснять свои действия.
   - Вот подходит гражданский борт, сейчас он запросит разрешение.
   Оператор щелкнул выключателем и ожил динамик на пульте. В первые секунды из него доносились только помехи, но скоро раздался голос командира подлетавшего самолета и действительно запросил посадку.
   Оператор сообщил особенности погоды у земли и еще некоторые технические детали и дал добро.
   - Все - он чуть обернулся ко мне, не отводя взгляда от экрана - дальше он сядет сам. А вот следующим за ним идет истребитель. Сейчас дадим ему ту же информацию.
   Уже знакомая мне процедура повторилась. Голос из динамика сообщил свой позывной и запросил разрешение, на что получил ту же информацию, что и севший перед ним самолет.
   - Сейчас обратите внимание, - снова пояснил диспетчер - никаких действий с его стороны нет. По сути дела я должен ему подавать команды на каждую операцию, а сам он даже скорость не сбросит.
   И действительно, из динамика снова послышался тот же голос и снова запросил посадку.
   - Посадку разрешаю - как ни в чем ни бывало, повторил диспетчер.
   Летчик успел запросить посадку еще пару раз. Наконец, диспетчер не выдержал и сказал:
   - Я, конечно, могу разрешить Вам посадку, но посмотрите на свою скорость: она позволит Вам остановиться только за рекой. Идите на второй круг.
   Из динамика понеслась сочная нецензурная брань, поэтому диспетчер быстро его отключил.
   - Ну, тут - личное, - скромно пояснил он.
   Я поблагодарил за рассказ и присоединился к дяде Мише, который уже снова успел постучать по часам. Подходило время встречи с Владимиром Ивановичем, поэтому мы направились прямиком в штаб. По дороге дядя Миша снова принялся меня инструктировать:
   - Смотри, это все тоже не для печати. Олег, конечно, любитель похохмить, но я бы на его месте этого не показывал. Особенно постороннему человеку. Прости, конечно, за откровенность.
   - Да я понимаю - начал я, но договорить мне не удалось.
   - Да ты не перебивай. То, что я тебя привожу - людей немного раскрепощает, и они позволяют себе лишнее, но, с другой стороны, впечатления твои будут не такими сухими. Будь ты постарше, я бы тоже по-другому к тебе отнесся. А так ты мне в сыновья годишься, да и собрат по несчастью. Но все растолковывать, как ребенку, я тоже не буду: сам уже взрослый дядел, и понимать должен.
   - А почему все-таки такая большая разница между военными и гражданскими летчиками? - спросил я.
   - Так я и думал, что это тебе покоя не даст. Видишь ли, военные летают совсем не за тем, что гражданские. Их основная задача - бой. Некоторые перехватчики вообще управляются по командам с земли, а летчик за штурвал берется только тогда, когда цель глазами увидит. Да и посадку они обязаны уметь делать вслепую, по командам наземных служб. И каждый удобный случай используется для такой тренировки. А много думать военный летчик не должен. Собьют, если задумается. Так что все у них на автоматизме основано. Только не подумай, что они - идиоты. Они знают и умеют гораздо больше, чем обычные рейсовики. И, будь уверен, что надо будет - тот летчик, над которым Олег пошутил, самолет и на пятачок посадит. А вот обижаться он на сегодняшнее не будет - я плохих людей среди них не встречал. Среди штабников да разного начальства - моральных уродов много, а среди летунов - ни одного не знаю. Кстати, на чем тебя медики завалили?
   - Да шумы какие-то нашли на кардиограмме, точно я и не знаю.
   - Ах, шумы... - дядя Миша даже расстроился. - Да ты, брат, не слишком и стремился, значит.
   - Почему? - удивился я - разве можно мимо врачей пройти?
   - Можно. А чтобы не думал, что я заливаю, расскажу про одного летчика. Фамилию не скажу, захочешь - сам узнаешь. У него всю жизнь зрение хромало. А он в летное поступил, всегда к окулисту какого-нибудь друга посылал. И училище закончил, и отлетал сколько лет. А начальство об этом случайно узнало: полк прикрывал учения, гоняли Натовских разведчиков с Норвегии. Перехватчики, что у нас летают, могут летать максимум два максимум часа сорок минут. А его экипажу пришлось пробыть в воздухе на две минуты больше, и садились они уже в болото. Он притер машину так, что и она цела была, да и у него и у штурмана - ни царапины. Но врачи сразу на комиссию потянули. Там и открылось. Но посовещались и разрешили летать дальше. Вот только операцию сделали и зрение у него теперь как у орла. В "Красной звезде" об этом писали, почитай, если интересно. Так вот этот человек стремился в небо, в отличие от некоторых.
  
   Мне стало как-то не по себе. Я и раньше винил себя, что не настоял на повторной комиссии, а теперь и вовсе проклял. Чтобы отвлечься от плохих мыслей, я решил перевести разговор на другую тему и спросил:
   - Это мы сейчас все службы обошли или еще какие остались?
   - Да ты что, - удивился дядя Миша - мы обошли только те, что непосредственно с самолетами связаны, да и то не все: времени-то в обрез. Я думал, тебе, как авиатору это интереснее всего будет. А так еще пассажирская служба есть. Но это лучше не со мной консультироваться, я там всех тонкостей не знаю. Вот свести могу - с кем хочешь. Но это, пожалуй, в другой раз. Медников ждать не любит.
  
   Опасения по поводу опоздания оказались ненапрасными: начальник штаба пришел всего на пару минут позже нас. Он извинился за опоздание и сразу же пригласил в свой кабинет. Дядя Миша воспользовался случаем и заявил:
   - Вот, сдаю подопечного из рук в руки в целости и сохранности, а я исчез, а то оно там у меня почему-то само ничего не делается.
   И, попрощались, он ушел.
  
   Владимир Иванович вернулся явно не в том настроении, что был во время нашей первой встречи. Однако во время нашего разговора вернулся в свое исходное состояние. Он охотно ответил на все мои вопросы и к концу беседы я уже обладал достаточным количеством материала для репортажа. Однако для окончательного блеска мне не хватало самой малости - описания какого-нибудь достижения, что было бы логично: все значительные события у нас приурочены к знаменательным датам и праздникам.
   - Даже и не знаю, чем можно здесь помочь, - задумался Владимир Иванович - к сожалению, никаких ярких событий у нас к празднику не приготовлено. Вокзал в позапрошлом году построили, реконструировать вроде бы пока нечего, новых самолетов на линиях не ожидается. Единственно, что можно отыскать нового - в аэропорту Лозьма ставим новый автоматический радиомаяк. Но это небольшой поселок и вряд ли это заинтересует.
   - Почему? - спросил я - Все-таки событие. А когда намечается установка этого маяка?
   - Да маяк уже монтируют, завтра вылетает самолет с комиссией принимать работу. Если интересно, можно организовать вылет с ними.
   - Спасибо, а нет ли сегодня рейса в Лозьму? Я бы успел на окончание работ и включил бы в репортаж работу комиссии.
   - К сожалению, мы летаем туда два раза в неделю. Теперь, конечно, это будет чаще, там семь поселков вокруг, все по типу "только самолетом можно долететь", а аэропортик - один на всех. Но пока ближайший рейс только послезавтра. Впрочем, такой энтузиазм мне нравится. Стоп!
  
   Владимир Иванович быстро схватился за телефон, набрал номер и спросил у невидимого мне собеседника:
   - Добрый день, это Медников. Там Потапов еще не взлетел? Слушай, задержи вылет на пятнадцать минут, сейчас я ему пассажира подброшу. Нет, просто хороший знакомый. Да легкий он, не переживай. И есть там кто-нибудь на машине свободный, подбросить до стоянки? Давай его ко мне, быстро. Все, до связи, спасибо.
   Затем он обернулся ко мне и сказал:
   - Значит так, прямо сейчас в Лозьму улетает вертолет, это единственный шанс туда добраться. Летишь? Если да, хватай телефон, улаживай все вопросы, сейчас водитель подойдет.
  
   Много времени на улаживание вопросов мне тратить не пришлось: один звонок в редакцию, там обошлось без возражений (впрочем, я там, прямо скажем, не такой уж и необходимый человек), звонок матери на работу - она предупреждена. Теперь можно лететь. Благо, одним из первых правил, которое мне успел привить мой новый шеф, было правило постоянной готовности к командировке. Поэтому такое решение не застало меня врасплох, и в моей компактной спортивной сумке с лямкой через плечо находился самый необходимый "джентльменский набор". Я едва закончил свои приготовления, как в комнату вошел водитель. Это оказался высокий и худой парень моих лет с громким именем Виктор. Впрочем, как он признался, все его называют гораздо проще, только Владимир Иванович сделал исключение, когда нас знакомил. Но и он быстро сменил официальный тон:
   - Слушай, Витек, надо отвезти нашего гостя к Потапову, он уже ждет на стоянке. Быстро сможешь? Прекрасно. Затем он обратился ко мне и провел краткий инструктаж:
   - Значит так, прилетишь туда, найдешь Мухина, это начальник тамошнего аэропорта, Александр Иванович. Он поможет устроиться: там ведь переночевать придется. Я ему сейчас позвоню, пока долетите, он уже будет предупрежден. Он же черканет бумагу, к командировке приложишь. В общем, ни пуха, ни пера.
   - Спасибо - поблагодарил я.
   - Не "спасибо", а "к черту" - поправил Владимир Иванович.
   Потом он подумал секунду и спросил у меня, причем опять со своей хитрой улыбкой:
   - Ты на вертолетах летал?
   - Нет, еще не приходилось, - признался я.
   - Ну, надо когда-нибудь начинать. Заодно узнаешь, что такое настоящий "воздушный гигант".
   Владимир Иванович подмигнул и мы, попрощавшись, вышли.
  
   Свой путь мы проделали молча. Виктор оказался не склонным к разговорам на ходу, да мне, впрочем, было и не до этого: хотя он и не бежал, но шел на своих длинных ногах очень быстро, и поспевать за ним мне было нелегко. Машина оказалась сразу за проходной, причем на этот раз вахтер мною не заинтересовался. Желтый УАЗик - автотрап с выдвижной лестницей, часть которой нависала над кабиной, как-то не производил впечатление автомобиля, на котором можно куда-то быстро добраться.
   - Ну что замер? - поторопил Витек - Садись быстрей.
   Он сел в кабину, и я последовал его примеру. Машина действительно оказалась весьма шустрой и, рванув с места, быстро понеслась в сторону, которую мы уже обошли с дядей Мишей. Вся наша поездка также прошла в молчании, Виктор только о чем-то загадочно улыбался. Продолжительность нашего знакомства не позволяла сделать даже приблизительный вывод об его характере, поэтому я не пытался завязать разговор. Мы проехали уже знакомые мне самолетные стоянки и ангары и быстро приближались к отдельной площадке, занятой вертолетами. Их было не больше десятка, а над всей стоянкой возвышался огромный Ми-6. Я понял, что это и есть тот самый гигант, наша конечная цель. Каково же было мое удивление, когда вблизи я разглядел, что некоторые узлы вертолета зачехлены и к полету он совершенно не готов. Витек вообще не обратил на него никакого внимания и погнал машину куда-то вглубь стоянки. Мы проехали еще несколько вертолетов поменьше и остановились возле крошечного Ми-1, в кабине которого сидел летчик. Строго говоря, вертолет был очень похож на Ми-1, но имел необычную носовую часть, похожую на слегка заостренную стеклянную калошу. Виктор выпрыгнул из машины и махнул летчику рукой. Я тоже вышел и недоуменно уставился на вертолет. Гиганта я представлял себе, мягко говоря, иначе. Однако удивительное еще не окончилось. Левая дверь вертолета открылась, и оттуда выбрался пилот просто невообразимых размеров.
   - Знакомьтесь, сэр - Виктор усиленно скрывал улыбку и придавал себе торжественный вид - Борис Потапов, наш воздушный гигант, сто восемьдесят килограммов живой массы. Уникальный человек: сам себя катает и получает за это деньги.
   - Заткнись - беззлобно сказал летчик.
   Мы смотрели друг на друга. Мне было совершенно непонятно, как он помещается в крошечной кабине. Да и грузоподъемность его вертолета, на вид, была всего килограмм четыреста. Наконец, Борис сказал:
   - Ну, заходи.
   Он снова втиснулся в кабину. Проститься с Виктором мне не пришлось, потому что он решил нас не ждать и уже уехал. Я открыл дверь с другой стороны, которая, строго говоря, не открывалась, как обычная дверь, а сдвигалась назад, и заглянул внутрь. Задний диванчик под самый потолок оказался полностью завален различными свертками, ящиками и коробками, и свободным оставалось только место рядом с пилотом.
   - Садись, не стесняйся - Борис хлопнул по свободному креслу рукой - я, пока ждал, отсюда все назад перебросил.
  
   По его выражению я понял, он совершенно не в духе. Пока я устраивался, он надел наушники и запросил разрешения на взлет. К сожалению, я не расслышал ответ диспетчера, но понял, что этого нам не разрешили.
   - Да я что, по своей воле, что ли? - нервно сказал Борис невидимому собеседнику и поправил микрофон. Значит так, давай я взлечу с места, и на этом закончим. Да что ты, в самом деле, в первый раз, что ли? Фирма гарантирует. Вот это другой разговор. Спасибо, до связи. Он пощелкал выключателями. Мотор затарахтел, и винт над нами стал раскручиваться. Очень быстро он слился в один сплошной диск, и Борис пошел на взлет. Вертолет нехотя оторвался от асфальта и медленно пополз вверх. Однако наш подъем, и без того не слишком быстрый, стал замедляться, и вертолет тяжело завис на высоте вдвое меньше моего роста. Подниматься выше он отказался, несмотря на надсадный рев двигателя. Борис, ругаясь, сквозь зубы, некоторое время боролся с ним, но сдался и, аккуратно посадив вертолет, выключил двигатель. Он немного посидел с закрытыми глазами, откинув голову назад, явно о чем-то размышляя. Потом повернулся ко мне, внимательно осмотрел меня и спросил:
   - Сколько ты весишь?
   - Шестьдесят два килограмма - признался я.
   Он опять задумался, затем снова посмотрел на меня, потом на мою сумку, затем открыл дверь и стал выбираться. Я тоже собрался выходить, но Борис меня остановил.
   - Да посиди, я быстро - сказал он и спрыгнул на землю.
   Амортизаторы облегченно вздохнули, и кабина ощутимо приподнялась.
   После непродолжительной тишины раздался стук ведра об асфальт и булькающий звук. Я выглянул в окно. Моя догадка оказалась верной: Борис сливал бензин. Когда ведро наполнилось, он вылил его на землю в стороне от стоянки и начал наполнять новое. Посчитав, сколько ведер ушло на полив травы, я подумал, хватит ли теперь горючего. Но Борис, видимо, угадал мою мысль.
   - Не дрейфь, - безразлично сказал он - не пропадем.
   Снова заработал мотор. На этот раз мы поднялись чуть выше. Борис опять ругнулся, потом мелко махнул рукой и потихоньку отклонил ручку управления. Вертолет плавно опустил нос и, присев, начал медленно двигаться вперед, постепенно увеличивая скорость и высоту. Благо, мы стояли в самом торце асфальтового прямоугольника стоянки, и путь перед нами был совершенно свободен. С каждой секундой машина все устойчивей держалась в воздухе.
   - Двенадцатый взлет выполнил - доложил Борис.
   Что ему ответил диспетчер, я, конечно, не слышал за шумом двигателя, но речь, обрывки которой все же долетели до меня, была полна экспрессии.
   - А ты сначала догони, - невозмутимо ответил Борис.
   Я посмотрел вниз. Мы уже поднялись достаточно высоко, и весь аэропорт был виден как на ладони. Жалко было упустить такой вид. Поэтому я быстро наладил фотоаппарат и отснял несколько кадров.
   - Ты что, с ума сошел? - равнодушно спросил Борис.
   Рокот мотора почти заглушил его слова, и смысл я уловил больше по движениям губ.
   - А Вам не сообщили, что я - корреспондент? - громко спросил я, стараясь перекрыть шум двигателя.
   - Да одень же наушники! - пожал плечами Борис и достал из-за моего кресла вторую пару наушников с микрофоном.
   Когда я пристроил их на голове, он ответил:
   - Ну, корреспондент. А ты знаешь, что в аэропорту фотосъемка запрещена?
   - Хорошо, учту. Кадры засветить?
   - Ну, это уж сам решай. Не я же корреспондент.
   Последнее слово было особенно выделено голосом то ли сарказма, то ли пренебрежения.
   - Как я понял, мою профессию Вы недолюбливаете.
   - Правильно. Имел, так сказать, опыт общения. Каждый строит из себя знатока всего на свете. Может, так оно у вас и делается, чтобы с человеком в контакт войти, но меня тошнит, когда такие специалисты всякую чушь несут. А когда мне про тебя сказали, что и ты из себя авиатора корчишь, то меня уж зло взяло. Не обижайся.
   - Но я не никого из себя не корчу. - Я действительно хотел стать летчиком, срезался на медкомиссии, да и это задание я получил в основном потому, что у нас все знают, что авиация - на самом деле мое увлечение.
   Борис посмотрел на меня и сказал:
   - Может, конечно, и не врешь. Только, знаешь, я уже наслушался разных историй. Здесь я всего три года, а на старом месте дежурная шутка для заезжих репортеров была - их ко мне направляли. И начиналось. Хотя, ты, вроде, действительно молод еще, и хорошо врать не научился. Но это мы сейчас проверим. Что такое автомат перекоса?
   - Да я больше по самолетам... - попытался возразить я.
   - С Вами все ясно - подытожил Борис и потерял ко мне интерес.
   Я понял, что этот вопрос - мой единственный шанс завоевать его доверие. Поэтому я не стал терять время.
   - Хорошо. Может, я буду не совсем корректен в технических деталях и физике, но в упрошенном виде это можно описать так: лопасти несущего винта работают в сложных условиях. При движении вертолета одна идет навстречу набегающему потоку, а другая - по потоку, поэтому их скорости относительно воздуха разные и создаваемая подъемная сила тоже. Получается, с одной стороны винт сильнее поднимает вертолет и возникает опрокидывающий момент. Чтобы этого не происходило, необходимо сделать, чтобы с обеих сторон подъемная сила была одинакова. Для этого лопасть винта, которая идет вперед, должна быть установлена под меньшим углом, чем та, которая идет назад. А поскольку винт все время вращается, то этот угол для лопасти должен все время меняться. А если необходимо наклонить вертолет в какую-нибудь сторону, то нужно с противоположной стороны увеличивать угол установки и обратно уменьшать, когда лопасть повернется на другую сторону. Все это и обеспечивает автомат перекоса. Конструктивно его можно представить как сдвоенное кольцо, надетое на ось вращения винта. От верхней части тяги идут к лопастям, а от нижней - к управлению. Перемещение кольца вдоль оси одновременно изменяет угол установки всех лопастей, а наклон - циклическое изменение или перекос.
   Выпалив это все, я замолчал и посмотрел на Бориса. Он, в свою очередь, удивленно смотрел на меня. Наконец, он сказал:
   - Молодец! Если честно, был уверен, что не ответишь. Не совсем, правда, корректно, но в целом точно. Особенно про кольца интересно. Из детской энциклопедии, что ли вычитал? Впрочем, это неважно. Признаться, я на тебя разозлился и задал слишком сложный вопрос. Обычно все засыпаются на самом простом: для чего нужен хвостовой винт. Но тебя об этом спрашивать не буду: экзамен ты сдал. Так что прими мои извинения и держи пять.
   Он улыбнулся и протянул огромную руку и, наконец, представился:
   - Будем знакомы, коллега. Боря.
   - А по отчеству? - спросил я.
   - Ну, даешь! - рассмеялся он - Ты еще фамилию спроси. И номер паспорта.
   - Фамилию я знаю. А Ваш паспорт мне вроде бы ни к чему.
   - Вот комик! - мой новый знакомый заметно повеселел, - Зачем тебе отчество? Хочешь обо мне написать? Не надо. А еще раз скажешь "Вы" - высажу.
   - Хорошо, - согласился я и, чтобы поддержать разговор, спросил: - А как этот вертолет правильно называется?
   - Ми-1, - пожал плечами Борис, - а что, не узнаешь?
   - Так ведь у Ми-1 кабина вроде бы как другая, да и впереди только одно кресло, для пилота. А здесь даже двери какие-то странные.
   - Ну, вот, а говоришь, что только по самолетам, - от прежнего Бориного настроения не осталось и следа.
   - В основном по самолетам, - поправил я, - но все-таки.
   - Ну, СМ-2 это, польский вариант Ми-1. Видишь, пятиместный он, для гражданской авиации приспособленный. Можешь не запоминать, их в Союзе мало. А, может, и вообще один. Этот вот - пригнали для испытаний в условиях севера. Испытания закончились, спецы уехали, а он тут остался. Назад гнать дороже посчитали. Да, впрочем, ресурс уже на исходе, скоро все равно спишут. Больше, наверное, не будет - тяжеловат он.
   - Понял. И давно на нем летаешь?
   - Да с тех пор, как его сюда определили. А что, маловата для меня птичка? Это, брат, своя история. Вот ты, говоришь, больше по самолетам. А я вот больше по вертолетам. Ну, нравятся они мне. И малыш этот нравится. А что тяжел я до него - так во всем есть недостатки. Раньше я немного полегче был, хотя, конечно, тоже не маленький. Но вот только курить бросал раз пять. И каждый раз это мне в лишние килограммы обходилось. Вот и получилось, что почти половина грузоподъемности на меня уходит. И все равно на другую машину уходить не хочу. Я тут сам себе командир. И, не ровен час, отвечаю только за себя. У вертолетчика жизнь, знаешь, не сахар. Летаю часто по срочным вызовам, плохая ли погода, хорошая - а летишь. Сейчас вот надо срочно кое-какие запчасти для нового маяка забросить, да еще почтой нагрузили. Но это - тепличный случай. Почта, откровенно говоря, еще два дня полежала бы спокойно. А так чем только не занимаюсь. Обычно геологи заказывают. Было дело - на ледовую разведку летал, чуть не замерз, как двигатель вырубился. Но, слава богу, моряки быстро подобрали. Санитарные рейсы, да всего не перечислишь. Единственное неудобство - шумно здесь, и трясет хорошо. Вон сколько металла крутится. Хотя, тоже - смотря с чем сравнивать. На Ми-6 этих железяк шесть тонн вращается.
   - Может, что-нибудь расскажешь подробнее? - попросил я.
   - Для газеты, что ли? - хитро прищурился Боря - Так ты не у того интервью хочешь брать. Поговорил бы с начальством, и весь материал можно было бы собрать, не выходя из штаба, а ты в такую глухомань собрался. Зачем? На маяк посмотреть? Сомневаюсь, что им кто-то заинтересуется. Рядовой человек вообще ничем не интересуется, а энтузиастов не так уж много. Думаешь, почему я у специалистов, что ко мне приходят, в первую очередь обычно про хвостовой винт спрашиваю? Интересно, все люди с образованием, а никто не знает. А жил на Руси мужик вообще без образования, так он знал. И педальный вертолет построил. Сколько потом пытались - не выходит.
  
   Этот факт, наверное, надо пояснить. Первая документированная идея аппарата, поднимаемого в воздух вращающимся винтом, принадлежит Леонардо да Винчи: среди его бумаг найден эскиз конструкции, которую можно назвать вертолетом. Несущий воздушный винт, представляющий собой обтянутый парусиной деревянный каркас, за отсутствием другого двигателя, должны были вращать сами пилоты, которые размещались на круглой платформе. Но изобретатели первых вертолетов допускали одну общую ошибку: они не знали, что при вращении несущего винта возникает реактивный момент, который стремится раскрутить вертолет в противоположную сторону. И если бы аппарат великого Леонардо и смог каким-то образом оторваться от земли, то закрутилась бы платформа с экипажем. Для ликвидации этого явления и служит хвостовой винт, который тянет фюзеляж в обратную сторону. Этого недостатка, конечно, лишены вертолеты с двумя винтами: реактивные моменты уравновешивают друг друга.
   Случай, о котором заговорил Борис, долгое время был совершенно неизвестен. Можно удивляться или просто не верить, но действительно, на заре века авиации в Российское Военно-Морское ведомство пришло письмо от крестьянина Митрейкина, в котором он рассказывал о построенном им вертолете. К сожалению, рисунок аппарата не сохранился, но, насколько можно судить из текста письма, он был целиком выполнен из дерева и ткани, только в некоторых узлах применялась кожа и резина. Высшие военные чины не проявили интереса к этой конструкции, и письмо отправилось в архив, благо изобретатель не требовал никакого вознаграждения. Возможно, это событие и не выглядело интересным, если бы не одна деталь: в письме Митрейкин упоминает о крылышках-дефлекторах, которые ему пришлось сделать из-за того, что при отрыве от земли его вертолет все время разворачивало. То есть он писал о том самом реактивном моменте, про существование которого в то время знали не все ученые! Это только доказывает, что его вертолет летал. Плохо ли, хорошо - неизвестно, но, по крайней мере, он мог оторваться от земли.
  
   - По-моему, ты слишком строг к людям, - сказал я. - Всегда можно найти что-нибудь, что человек не знает.
   - Для журналиста ты не слишком внимателен - заметил Боря - я строг не ко всем людям, а только к тем, кто хочет считаться специалистом.
   Я взглянул на часы и вдруг вспомнил о слитом перед взлетом бензине. Спрашивать напрямую я постеснялся и стал потихоньку искать на приборной доске указатель остатка топлива (если честно, так и не знаю, как он правильно называется). Боря угадал мою мысль.
   - Смотришь, сколько бензина осталось? - спросил он - Не волнуйся, хватит. Да мы уже прилетели почти.
   - А часто такое делать приходится?
   - Да бывает...
   Борис на минуту задумался и продолжил:
   - Вообще-то, оттого, что горючее сгорает, последствия могут быть немного неприятные.
   - В том смысле, что может не хватить?
   - Нет, в том смысле, что потом можно вертолет и не достать.
   - Не понял.
   - Сейчас поясню. Знал я одних комиков, они летали на Ми-6 и чего-то там тяжелое возили. Ну а дело было летом, жара - как сейчас вот стоит. И решили они искупаться. Выбрали озеро побольше, зависли над серединой, веревочную лестницу спустили и в воду попрыгали. Оставили одного в кабине присмотреть. А тот посидел и тоже в воду полез. Пока плавали - двигатели часть керосина скушали. Вертолет легче стал и приподнялся немного. Как собрались обратно заходить - никто до лестницы достать не может. Что только не делали - все без толку. На время посмотрели, поняли, что сейчас горючее кончится, и поплыли к берегу. А вертолет упал, доставали его потом всей компанией за свой счет.
   - Это что, правда? - не поверил я.
   - Не хочешь - не слушай, - уклончиво ответил Борис.
   - Почему не хочу?
   - Тогда не спрашивай. Только сам решай, о чем надо в газете писать, а о чем - нет.
   - Да вроде бы пока у меня с головой все в порядке. И, потом, такое в печать все равно не пройдет.
   - Ну, если все в порядке - тогда отлично. Ибо в нашем деле главное - не терять голову. А то такое начинается, что потом в анекдоты переходит.
   - А что, например? - поинтересовался я, уже поняв, к чему клонит Борис.
   - Например? - переспросил он - А знаешь, как на тракторах летают?
   - Нет. Но знаю, как летают на танках.
  
   Откровенно говоря, танки летают плохо. Сейчас, конечно, нельзя никого удивить тем, что танк можно загрузить в большой самолет, но это уже воздушные перевозки, а не полеты. Однако мысль доставки этих боевых машин на поле боя по воздуху родилась задолго до появления тяжелой военно-транспортной авиации, способной решить эту задачу. Казалось, решение напрашивалось само собой: на какое-то время самолетом должен стать сам танк. Однако реализовать эту идею так никому толком и не удалось: слишком уж разными оказались эти две машины, которые необходимо было объединить. Тяжелая броня танка совсем не сочеталась с аэродинамикой, а легкая конструкция самолета не имела никаких шансов выжить на поле боя. И не удивительно, что до практической реализации дожили только два проекта. Первый из них, "Летающий танк" Кристи, был специально создан с учетом его полуавиационного будущего, поэтому имел корпус с некоторой претензией на обтекаемость и узлами для установки крыльев и самолетного двигателя. Второй, "Крылья танка" Антонова, как видно уже из названия, представлял собой огромный планер, причем роль фюзеляжа отводилась обычному легкому танку Т-60, на который эта конструкция и устанавливалась. Прибывший к месту назначения у самолета на буксире, танк должен был самостоятельно совершить посадку и, сбросив крылья, вступить в бой. Но до практического применения дело так и не дошло. Боевая машина Кристи так ни разу и не поднялась в воздух. Детищу Антонова повезло немного больше, и оно совершило один непродолжительный полет. Но лобовое сопротивление танка с крыльями оказалось таким большим, что двигатели бомбардировщика, буксировавшего это чудо техники, быстро перегрелись, и танку пришлось срочно приземлиться, подтвердив еще раз известную истину, что "рожденный ползать - летать не может".
  
   Боря внимательно меня выслушал и сказал:
   - Да, с танками такое проделывали. Но полет на тракторе тоже был, правда, у него свои особенности.
   - Пятый стакан? - предположил я.
   - Нет. Просто погодные условия.
  
   Экипаж, который встретился с летающим трактором, тоже был, мягко говоря, удивлен. Маленький Ан-2 выполнял обычный пассажирский рейс. Низкая облачность с частыми разрывами не беспокоила летчиков, ведь их самолет летел ниже кромки облаков. Командир был занят управлением и сначала резко отреагировал на то, что второй пилот сильно затряс его плечо. Но всего один взгляд на своего помощника отбил всякую охоту ругаться: тот с раскрытым ртом и вытаращенными глазами не мог произнести ни слова, только показывал пальцем куда-то в сторону. Проследив за этим жестом, командир также потерял дар речи, потому что чуть ниже облака летел трактор! Самый обыкновенный гусеничный трактор.
   С этого момента рейс и расписание отодвинулись на второй план, и самолет стал кругами летать вокруг этого чуда. Убедившись, что трактор летит сам по себе, летчики сначала крепко пощипали друг друга, а затем пригласили в кабину одного из пассажиров, и попросили посмотреть в ту же сторону. Внезапно вытянувшееся лицо приглашенного и его широко распахнувшиеся глаза свидетельствовали о том, что он видит то же самое.
   Наконец, набравшись смелости, командир решил сообщить о происшествии на землю. В первый момент у диспетчера возникло желание проверить пилотов на алкоголь, но, когда сказанное подтвердил пассажир, который к тому времени снова обрел способность говорить, на земле начался переполох. Но неожиданно в радиообмен вклинился новый собеседник. Еле сдерживая смех, он сообщил:
   - Мужики! Посмотрите на ваш трактор внимательнее. Видите: сверху что-то блестит? Это трос. Теперь посмотрите еще выше. Видите вертолет? Мы этот трактор везем. И все думаем, чего это вы кругами летаете.
   Всего на какую-то минуту вертолет нырнул в облако, но этого хватило для того, чтобы получилось такое неожиданное продолжение. Конечно, облако он быстро прошел, но экипаж самолета так больше и не догадался посмотреть вверх.
  
   Тем временем мы пролетели группу жилых домов.
   - Это Лозьма? - Спросил я Бориса.
   - Нет, но мы уже подлетаем. Здесь семь поселков вокруг, аэропорт один на всех.
   - А чем здесь люди занимаются?
   - В основном это лесопункты, но есть и совхоз.
   - Совхоз? И что выращивают?
   - Да самый обычный набор для этих мест: картошка, морковь, капуста. В последнее время пытаются рожь сеять. Вон поля их видны, видишь?
   Несмотря на то, что лето уже подходило к концу, прямоугольники полей были совсем не похожи на золотые нивы, так красочно описанные поэтами и художниками. Впрочем, пшеница в наших краях и не растет.
   - Держись, сейчас потрясет, - предупредил Борис.
   Болтанка, хорошо ощущаемая на небольших самолетах, придает авиации некоторое сходство с флотом. Особенно в части морской болезни. Я ею вроде бы не страдал, но на таких маленьких вертолетах тоже еще не летал и приготовился к худшему. Боря заметил мое напряжение и спросил?
   - Пакет дать?
   - Да пока не надо - возразил было я.
   - Не стесняйся, - перебил Борис. - Не все это переносят, и ничего зазорного в этом нет. Если понадобится - вот, в кармашке лежит несколько штук. В окошко не надо, местные жители могут не понять.
   - Да оно же закрыто.
   - Тогда я могу не понять. А у меня характер не такой покладистый, как у тех, кто пассажиров возит.
   - У какого именно? - я уже понял, что меня ожидает еще один рассказ.
   - Знаешь такой самолетик - "Морава"? Летел я однажды на таком. Правда, тогда я полегче был...
  
   Самолет, на котором когда-то довелось путешествовать Борису, полностью называется Л-200 "Морава". Это старший брат уже виденного мною сегодня Л-410. Но, хоть и старший, он гораздо меньше по размеру и грузоподъемности. В его кабине автомобильного типа может разместиться от силы пять человек вместе с летчиком. В Советский Союз из Чехословакии в свое время поступило некоторое количество таких самолетов, но широкого применения они не нашли. В тот день, когда произошла рассказанная история, вместе с Борей летели мужчина с женой и сыном лет двенадцати, причем мальчик сидел в переднем кресле, рядом с пилотом. Как опытный человек, Борис вскоре заметил, что мальчику становится плохо, и сказал об этом. Но глава семейства заявил, что его сын стойкий и все будет в порядке. И действительно, полет прошел нормально, хотя мальчику становилось все хуже, а под конец он уже совсем позеленел. Вторую попытку помочь Борис сделал уже перед самой землей, но самоуверенный глава семейства снова ее отверг. Мальчик крепился, как мог, но толчок при посадке оказался выше его сил, и парня сильно вырвало. До гигиенического пакета он добраться не успел, и рвотная масса вся полетела вперед, полностью залив лобовое стекло маленького самолета. Женщина завизжала. Мгновенно потеряв видимость, летчик резко затормозил, но сумел удержать машину на взлетно-посадочной полосе. Он начал было высказывать своим пассажирам все, что о них думает, но, вспомнив о присутствии рядом представительницы прекрасного пола, замолк и только втихомолку злился.
  
   - Да, - сказал я - ситуация.
   - А ты, смотрю, неплохо держишься, - заметил Борис. - Что же тогда так испугался?
   - Так ведь я не знал, как перенесу болтанку на вертолете.
   - А что - вертолет? Да и потом мы прилетели уже. Вот и аэропорт.
  
   Для того, к чему мы подлетали, слово "аэропорт" было слишком громким названием. Просто частично огороженное грунтовое поле с тремя деревянными домиками. Один из них, как я понял, служил аэровокзалом. Лениво болтающийся полосатый колпак указателя ветра и одинокий самолет Ан-2 на траве указывали на принадлежность этого сооружения к авиации. Кроме этого, виднелись серебристая цистерна, крытый навес, красно-белый вагончик со снятыми колесами и маленький грузовичок УАЗ. А вот взлетная полоса мне чем-то не понравилась. Дело даже не в том, что она была грунтовая, а вид у нее был какой-то не совсем обычный. И тут я понял, в чем дело и спросил Бориса:
   - В начале полосы на самом деле холм или мне только кажется?
   - Ты про этот холмик? - улыбнулся он - К сожалению, не кажется. Только ничего поделать нельзя. Когда выбирали место для аэропорта, не думали, что он такой вредный окажется.
   - В каком смысле "вредный"?
   - Да когда полосу ровняли, срезали его, а он опять вылез.
   - А если грунт под ним выбрать?
   - Да ты думаешь, этого не делали? Дважды целый котлован вырывали, новую землю навозили, а он опять вырастал.
   - Прямо мистика.
   - Да какая мистика? Болота кругом. На сухих местах только поля, поселки, да вот аэропорт.
   - А с холмом что, смирились?
   - Ну, да. Выше не растет, да и летчики ему применение нашли. Они высчитали, что для того, чтобы при посадке на Ил-14 отлично вписаться в полосу, надо коснуться колесами как раз в районе этого холмика. Теперь это наблюдение большую пользу сыграет, когда чаще летать сюда станут. Маяк вон новый уже поставили, видишь, кунг стоит?
   - Что вижу? - не понял я.
   - Кунг, вон та хибара бело-красная. Это и есть маяк.
   Тут я понял, что Борис имеет в виду тот самый вагончик недалеко от навеса, который я заметил чуть раньше. Правда, маяк я представлял себе по-другому.
   - Ясно. Тогда еще два вопроса: Почему аэропорт не со всех сторон огорожен и почему никого не видно? Где же люди?
   Борис от души рассмеялся.
   - Тебе бы проверяющим работать. Но отвечу: во-первых, отгораживаться здесь особо не от кого. Это не город, люди здесь гораздо проще и добродушней. Даже дома не всегда запирают. И обрати внимание, что домов поблизости не видно. Это потому что до самой Лозьмы отсюда километра четыре. Я говорил, что аэропортик один на семь поселков, и это место оказалось самым удачным во всех отношениях. А во-вторых, кого ты хочешь здесь увидеть? Работников здесь аж целых трое: начальник аэропорта, он же и техник и диспетчер и кассир, в общем, и швец и жнец, один техник он же и водитель и заправщик, одним словом, тоже универсал да сторож, он же и дворник. Больше и не требуется: не так уж много здесь и летают. Ну, сейчас еще трое наших радистов здесь, маяк делают. А где все - трудно сказать, может, в этом самом кунге от жары спасаются.
  
   Внизу словно услышали этот ответ, дверь вагончика открылась, и оттуда показался человек. Не выходя на двор, он посмотрел на нас, повернулся, видимо, что-то сказал остальным, кто сидел внутри, и только тогда сошел на траву. Вслед за ним вышли еще пять человек и остановились, глядя на вертолет. Один широкими жестами показал на площадку рядом со стоящим на земле самолетом.
   - А что, радиосвязи у них нет? - поинтересовался я.
   - Да просто ему до этой связи идти лень! - пояснил Боря.
  
   Он аккуратно посадил вертолет на указанное место и выключил двигатель. Группа людей не спеша приближалась к нам. Мы сняли наушники, и вышли им навстречу. Место, куда мы прилетели, оказалось очень тихим. Правда, в первые минуты в ушах у меня еще стоял рокот мотора, рядом с которым пришлось просидеть почти два часа, поэтому мое знакомство со встречающими прошло под этот шумовой эффект. Я извинился, что не очень хорошо воспринимаю адресованные мне слова, на что раздался дружный смех и меня поздравили с воздушным крещением. Люди оказались веселые и доброжелательные, и круг моих знакомых заметно расширился. Как и говорил Боря, среди них оказался техник, сторож и три радиста. Сторож Кузьмич, весьма шустрый старикашка, хотя и был самым старым из всей компании, выглядел бодро, а по язвительности мог дать любому десять очков вперед. Техник Иван Егорович оказался молчаливым мужчиной лет сорока пяти. Возраст подчеркивала заметная седина и, наверное, поэтому, звали его тоже только по отчеству. Два радиста - Олег и Сергей - были не намного младше его. Оба в свое время заканчивали одно училище и были друзьями, что называется, не разлей вода. Третий радист, Виталик, был совсем молодым парнем, скорее всего, моим ровесником. Хоть работал здесь относительно недавно, он свободно чувствовал себя в такой компании. Василий, последний из присутствующих, был местным водителем и приехал специально за почтой.
   Пока мой слух восстанавливался, Борис, как привыкший к этому человек, спокойно беседовал с друзьями. Из разговора я узнал, что начальника аэропорта сейчас здесь нет, его вызвали на общее собрание колхоза. Что самое плохое, обо мне он ничего не знает: Медников позвонил поздно, когда он уже уехал.
   - А зачем ему присутствовать на собрании колхоза? - удивился я.
   - А ты думаешь, здесь только пассажиров возят? - ответили мне - Еще и поля обрабатываем. Видишь - "Аннушка" стоит.
   Только тут я обратил внимание, что на рядом стоящем самолете установлено сельскохозяйственное оборудование.
   - А летчики где? - поинтересовался я.
   - Ну, точно, ты не корреспондент, а проверяющий! - фыркнул Борис. - Ну, хорошо, а когда это собрание закончится? Мне сегодня и обратно улететь хотелось бы.
   - Да скоро уже - ответил ему Василий. - Да и сейчас я туда поеду, вызову его, если что.
   - Тогда гостя нашего прихвати - предложил Боря. - Ему еще с ночлегом надо вопрос решить.
   - Это - запросто. Сейчас почту заберу и поедем.
   - Да, действительно - спохватился Борис. - Принимайте передачу. Я привез железяки, которые вы позавчера заказывали. Наших радистов из-за вашей срочности на уши поставили.
   - Поздно, батенька! - сказал Сергей - Мы уже этот вопрос закрыли.
   - И вообще, - подхватил Олег, - с маяком все дела закончены. Можно хоть прямо сейчас включать.
   - Ну, - Борис обратился ко мне, - я же говорил, что мы тут никому не нужны?
   - А тут радисты-то есть, за ним следить? - поинтересовался я.
   - Вам, товарищ ревизор, - сказал, улыбнувшись, Сергей, - я охотно поясню, что маяк автоматический, обслуживания особого не требует, вот Кузьмич за ним присмотрит, а если что - Боря кого-нибудь из нас привезет.
   - Если взлетит! - добавил Виталик, за что и получил от Бориса хороший щелчок по лбу, но не обиделся.
  
   Дружными усилиями мы быстро освободили вертолет от оказавшегося не таким уж нужным оборудования и почты. Почта отправилась в кузов Васиного грузовичка, ящики с радиодеталями остались на траве. Их надо было перенести в склад, но от моей помощи все вежливо отказались.
   - Ты лучше возвращайся быстрее, а то тут товарищам интересно с корреспондентом пообщаться - пошутил Борис.
   Виталик тоже решил не отставать и добавил:
   - Правильно, такие звери здесь нечасто попадаются, в основном зайцы одни да медведи.
   Впрочем, эта шутка успеха не имела.
  
   Первоначально я планировал в первую очередь поговорить с работниками, но мне пояснили, что до самого поселка не близко и, если я не хочу топать пешком через лес, мне лучше изменить свои планы. Таким образом, выбора у меня не оставалось. Мы с Василием сели в машину, и грузовичок неторопливо покатил по грунтовой дороге. Выехав за пределы аэропорта, мы оказались на очень красивой поляне. Двое ребят лет по десять - двенадцать ловили то ли бабочек, то ли кузнечиков. Василий остановился и, высунувшись в окно, громко свистнул. Мальчики быстро прибежали и запрыгнули в кузов.
   - Это мои бортмеханики - подмигнул мне Вася.
   Мы поехали дальше. По дороге мне пришлось выслушать длинный монолог. Василий, видимо, нуждался не столько в собеседнике, сколько в слушателе. Он говорил о красоте природы и жаловался на удаленность от цивилизации, рассказывал последние новости в поселке и сетовал на частое отсутствие электричества. Особой его любовью пользовались, конечно, его машина и он сам.
   - Представляешь, - хвалился Василий, - этот самый автомобиль год у нас стоял, ржавел. А я, можно сказать, его из металлолома восстановил. Слышишь, как мотор работает? Не работает - поет! Своими руками перебирал. В общем, не машина получилась - ласточка. Даже...
   Неожиданно его речь была прервана. Машина словно напоролась на какое-то препятствие и остановилась как вкопанная. Мы по инерции полетели вперед. К счастью, большую скорость на лесной дороге грузовичок развить был не в состоянии, и это происшествие обошлось мне единственной шишкой, которую я получил, крепко въехав лбом в ветровое стекло. В ушах звенело.
   - Ну и денек! - подумал про себя я, - весь день то жужжит, то звенит.
   Василий же удержался за руль и потому не получил никаких повреждений. Самым удивительным было то, что я не заметил какого-либо препятствия на дороге. И сейчас путь впереди был чист. Внезапно раздался мальчишеский крик:
   - Дядя Вася, опять кардан оборвался!
   Мы вышли из машины. Причина нашей внезапной остановки была прозаической: конец карданного вала, ведущего к передней оси, оборвался и он, упав на дорогу, превратился в стопор.
   - Ну и ласточка! - вырвалось у меня.
   - А что ты хочешь? - запротестовал Василий, - Запчастей нет, вообще ничего нет. Собрал из того, что было, а кое-что - из того, чего и не было.
   Он повернулся к ребятам и сказал:
   - Ну, хлопцы, давайте за дело.
   Мальчишки вытащили из кузова кусок алюминиевой проволоки и полезли под машину. Глаза у меня поползли на лоб.
   - Может, я пешком дойду? - несмело предположил я.
   - Нервный ты какой-то, - посочувствовал Вася. - Не переживай, оно сто лет держалось и еще продержится.
   - Да я вижу...
   - Так, хватит. Пойдем, прогуляемся.
  
   Делать было совершенно нечего, поэтому мне пришлось принять это предложение. Мы сошли с дороги в лес. Он был не настолько густой, чтобы называться чащей, но и не настолько редким, чтобы в нем нельзя было заблудиться. Василий сразу же нашел гриб, достал нож, срезал его и бросил под какой-то куст.
   - Зачем? - поинтересовался я.
   - Обратно будем идти - заберем.
   Неожиданно раздался тарахтящий звук бензопилы и, через несколько секунд, шум падающего дерева.
   - Это изыскатели шумят, - пояснил Вася. - Пойдем, в гости сходим.
   Мы вышли на лесную тропинку, и пошли по ней. По дороге Василий продолжал свой странный сбор грибов. Еще несколько штук, срезанных его ножом, отправились под деревья ждать нашего возвращения. Ради интереса я стал считать их количество и успел добраться до одиннадцати, когда мы вышли на просеку. Группа людей человек десять стояла возле поваленного дерева. Один из них, видимо начальник, о чем-то крепко ругался.
   - Ну, куда же ты смотрел? - отчитывал он кого-то - Что, вверх голову поднять никак нельзя? Это хорошо, что все целы остались. И что теперь с этим делать будем? В поселок идти?
   Присмотревшись внимательней, я понял причину его негодования: лежавшее на земле дерево имело на верхушке крепления для проводов и, пока находилось в вертикальном положении, считалось столбом линии электропередачи. Сама линия проходила по этой самой просеке. Нити проводов, оборванные при падении столба, еще вяло болтались. Наше появление быстро заметили.
   - Ну вот, за нами уже пришли, - упавшим голосом сказал начальник.
   Когда мы подошли ближе, он облегченно вздохнул:
   - Ох, да это Вася. Здорово, а мы тут вам перебои со светом обеспечили. Кстати, как это вы так быстро добрались? И кого это к нам привез? Электрик? Ну, замолви за нас словечко, как старый знакомый. Представляешь, единственная линия на всей трассе, и ту повредили.
   - Да будет свет! - ответил Василий - Вообще-то мы здесь случайно. Опять моя колымага поломалась, слышим - шум, ну и зашли на огонек. А это - не электрик, это корреспондент с области. Познакомьтесь.
   Мы познакомились. Самих изыскателей оказалось шестеро - суховатые бородатые мужики. Остальные были работниками, временно нанятыми в поселке - молодые парни, по возрасту то ли старшеклассники, то ли только что окончившие школу. Начальник партии, высокий и худой Анатолий Иванович, или, как все его звали, Толик, несмотря на свой строгий вид, был веселым и общительным человеком. Впрочем, поговорить мне с ними не довелось: все наше общение свелось к разговору Анатолия с Василием. Первый жаловался на судьбу, второй уговаривал не расстраиваться.
   - Да сейчас вот до Лозьмы доберемся, скажу, пришлют аварийку. - заверил Вася, - Кстати, к нам еще кто-то едет.
   Приближающийся звук напоминал шум трактора, поэтому я не удивился, когда показался желтый вездеход с короткой крановой стрелой.
   - А вот и электрики! - обрадовался Вася, - Сами приехали!
   Вездеход подъехал ближе и остановился. Из него вышли трое мужчин, без особого интереса посмотрели на поваленный столб, затем один подошел к нам.
   - Разрешите представиться, - бодро отрапортовал он - бригадир Иванцов, местная электросеть. Что, завалили?
   - Да понимаете... - начал было оправдываться Анатолий Иванович.
   - Все понимаю, - перебил его бригадир, не вы первые и не вы последние. Сейчас исправим, только в следующий раз давайте поаккуратнее, договорились?
   Ждать ответа он не стал, а пошел к своим спутникам. Те времени даром не теряли, и уже начали пилить дерево на новый столб.
   - Да, легко отделались, - подытожил Толик.
   С той стороны, откуда мы пришли, раздался гудок автомобильного сигнала.
   - Ну, нам пора, - сказал Вася.
  
   Мы простились со всеми, получили приглашение заходить еще и пошли обратно. По дороге Василий собирал оставленные им грибы. Вдруг, он обернулся и сказал:
   - Кстати, если придется пешком идти - топай по этой тропинке, дорога хороший крюк делает, а по ней - прямо, через просеку, потом через ярок - и на месте.
   - А в каком месте она на дорогу выходит? - поинтересовался я.
   - Сейчас увидишь.
   Так, не сворачивая, мы вышли на дороги, метрах в пятидесяти от нашей машины.
   - Запомнил? - поинтересовался Вася.
   - Да, вроде... - согласился я.
   Хотя, надо признаться, особых примет этого места не наблюдалось. Впрочем, я не и рассчитывал когда-либо воспользоваться этой информацией. Мы сели в кабину, и Василий стал выкладывать собранные грибы.
   - А всего было одиннадцать, - заметил я.
   - Одиннадцать - чего? - не понял он.
   - Да грибов. Ты срезал одиннадцать штук, а здесь только девять.
   - Ну, ты точно ревизор. Или, может, буквоед. Возле одного гриба мы обратно не проходили: возвращались-то по тропинке. А еще один... Ну, прохлопал в спешке, чего придираться-то?
   Он завел мотор, и мы поехали дальше. Дальнейший путь прошел без приключений. Я был рад этому, потому что и первая шишка уже выросла до приличных размеров. Когда машина въехала в поселок, я заметил, что и здесь людей тоже не видно?
   - А что ты хочешь? - удивился Василий - Жарища-то какая! Ребятишки все на речку сбежали, а родители, кто ни на какой работе не задействован, на собрании парятся.
   - Почему же бортмеханики твои не со всеми?
   - Ох, как ты любишь вопросы задавать! Впрочем, вспомни, чего бы сам в их возрасте выбрал: на речку убежать или за рулем посидеть? Не бойся, они сейчас свое наверстают.
   - Тогда все понял. А где собрание?
   - Что значит где? В клубе, конечно. А вот и он.
  
   Вася остановил машину возле единственного двухэтажного здания. Мы с ним вошли в клуб, а мальчишки, сказав "до свидания", побежали куда-то.
   В зале средних размеров кипело собрание. Именно кипело, потому что в помещении стояла такая жара, что не помогали и раскрытые настежь окна.
   На сцене, за составленными в ряд столами, сидел президиум, тоже страдающий от жары. Председательствующий, грозного вида мужчина, допытывал стоящего на трибуне докладчика:
   - Так Вы можете толком объяснить, почему уже второй год мы в минусах сидим? Чего еще не хватает? Уже вон с аэроплана поля прыскаем, а зерно где? В соседнем районе урожайность с нашей даже сравнивать не стоит. А что у них, земля лучше?
   - Так ведь, Семен Игнатьевич, - отвечал докладчик, - ну, невезуха просто второй год. То лето дождливое шибко выдалось, полегло все да погнило. А в это, как назло, жара невозможная, дождей нет. Да и вредители расплодились, хищники, понимаешь. Всякий там суслик - муслик...
   Один из президиума, очень усталый пожилой человек, вдруг хлопнул кулаком по столу.
   - Суслик, муслик! - передразнил он выступающего, - это все х...ня! Элеватор - вот главный хищник! Своего нет, возим к черту на рога. Сколько раз вопрос поднимали: зерно растим, а хранить-то где? В соседнем районе? Нет, бестолковое это занятие - рожь здесь выращивать. Уж сколько раз себя клял, что на эту авантюру поддался. Нашли место, понимаешь, эксперименты ставить! Были бы здесь болота, как у некоторых - отказался бы сразу.
  
   Заметив нас, он сказал:
   - Ну, что вы там, у двери жметесь? Проходите, садитесь! А, это ты, Ершов? Ну, как, привез почту? И кто там с тобой, что-то не узнаю.
   Все повернулись в нашу сторону.
   - С почтой - полный порядок, Иван Петрович! - ответил Василий, - А это - корреспондент с области, но он не к нам. Мухин тут, у Вас? Это к нему гость.
  
   В зале поднялся человек в голубой рубашке без рукавов и посмотрел сначала на нас, потом - на президиум.
   - Иди, принимай гостей, - махнул рукой Иван Петрович, - все равно по твоему ведомству вопрос почти закончен, а остальное - в рабочем порядке.
  
   Мы втроем собрались выйти из зала, но услышали все тот же голос:
   - Ершов! А ты куда?
   - Так я же еще почту не отвез - ответил Вася и выскочил вслед за дверь.
  
   В вестибюле мы познакомились с начальником аэропорта. Человек, который занимает такую должность, представлялся мне замкнутым мужчиной предпенсионного возраста. С обязательными лысиной и свисающим животом. Александр Иванович оказался полной противоположностью моим представлениям. На вид ему было немногим более тридцати, спортивно сложен и коротко подстрижен. И, как и многие его коллеги-авиаторы, добродушный и общительный человек, хотя, как оказалось, тоже со своими странностями. У него они выразились в некоем постоянном желании побухтеть.
   - Ну, спасибо, что вы меня из этого бедлама вытащили! - сказал он нам - У некоторых наблюдается просто удивительная способность мозги компостировать.
  
   Возле клуба мы расстались. Василий на машине поехал в поселковое отделение связи, а мы с Александром Ивановичем пошли к нему.
   - Хоть перекусим слегка, - сказал он, - а то утром поесть толком не вышло, а потом с этими собраниями совсем с голоду подохнешь.
   По дороге я кратко рассказал о цели своего приезда.
   - Да, - задумчиво сказал он, выслушав меня, - молод ты еще, и энтузиазму в тебе слишком много. Ну, ладно, это пройдет. И, честно скажу, ничего интересного ты тут не найдешь. Захолустье.
   - Интересно, что Борис мне то же самое говорил.
   - Борис? Потапов, что ли? Правильно говорил. Он вообще мужик прямой и бесхитростный. А вот Медникова не понимаю. На что он рассчитывал, когда тебя сюда отправлял? Ну, ладно, коли уж прилетел, то помогу, чем смогу. А вообще расслабься и представь, что приехал отдохнуть. Работы здесь все равно не будет.
   Забегая вперед, скажу, что он оказался абсолютно прав. Впрочем, не будь этого энтузиазма - ни осталось бы у меня от того репортажа никаких ярких воспоминаний. Так, серость одна.
  
   Дом Мухиных стоял ближе к окраине поселка и ничем особенным не выделялся. Нина, жена Александра, плотная симпатичная женщина, тоже удивилась цели моего приезда. Она собрала на стол, и мы пообедали. Вопрос с ночлегом решился тоже быстро и просто:
   - У нас и переночуешь, - сказал Александр Иванович - Возражения не принимаются. Хватит того, что моя благоверная меня пилит за то, что радисты там обосновались. Семенова я еще могу как-то понять...
   - А Семенов - это который? - поинтересовался я.
   - Да самый молодой, Виталик. Так вот, этому, ладно, еще романтики хочется, но остальные-то вроде бы уже солидные люди. И едят одни консервы. Туристы, понимаешь. Кузьмич, конечно, рад: какая никакая - а все компания.
   - А он - что, все время там обитает?
   - Ну, да, вроде местного аборигена. С тех пор, как один остался, так дома редко появляется.
  
   Закончив с едой, мы стали собираться в обратный путь. Вернее сказать, сборами занялась Нина: она откуда-то достала несколько свертков, пакетов и сложила все это в плотную сумку на "молнии".
   - Вот - сказала она, передавая сумку нам, - отвезете товарищам своим, а то ведь там на сухомятке сидят.
   - Это тебе держать придется - сказал мне Александр - У меня руки будут заняты, а положить некуда.
  
   Смысл его слов я понял, когда он вывел мотоцикл. Уже за воротами, он махнул рукой жене и сказал мне:
   - Садись, поехали.
   - А шлем одевать не надо? - спросил почему-то я.
   - А что, голова мерзнет? - пошутил Александр, - не волнуйся, я езжу очень аккуратно, еще никто не свалился.
   - И ГАИ не возражает?
   - ГАИ? Да здесь один милиционер на весь поселок. Я же говорю - захолустье.
   Я сел сзади и мы поехали. Александр действительно оказался очень аккуратным водителем. Мотоцикл двигался быстро, но не слишком и даже почти не трясло, хотя дорога ровностью не отличалась. По пути я рассматривал погоны на рубашке Александра и, решив не откладывать вопрос на потом, спросил:
   - Знаки на погонах означают то же, что и у военных?
   - Что? А, погоны... И кто уже донес?
   - О чем? - не понял я.
   - Да про погоны, о чем же еще.
   - Не понимаю. Вообще-то я и пообщаться ни с кем не успел. А что, это какая-то тайна?
   Александр повернул было ко мне голову, какое-то мгновение изучал меня, но тут же снова повернулся и стал смотреть вперед. Подумав несколько секунд, он рассказал мне свою историю.
  
   Хотя между знаками различия гражданской авиации и воинскими званиями можно провести некоторую аналогию, строгого соответствия между ними не существует. К тому же, количество и ширина полос на погонах Аэрофлота зависит исключительно от занимаемой должности. Конечно, существуют документы, которые устанавливают эти знаки различия, но, по старинному русскому обычаю, в инструкцию смотрят только в крайнем случае. А поскольку в этом вопросе трудно представить крайний случай, то неудивительно, что даже хозяева погон часто не могут объяснить, что же означают их нашивки. Пока форму носили только летчики и командный состав, никто не обращал на это никакого внимания. Но когда единая форменная одежда была введена и для всего наземного состава, началась неразбериха. Александр Мухин, в то время еще авиационный техник, оказался героем очень необычной истории. По стечению обстоятельств, перед Новым годом понадобилось ему навестить родственников, живших где-то в средней полосе. Где именно - он не уточнял, но путь лежал через Москву. Зная о том, как трудно бывает улететь перед праздником, Александр решил воспользоваться нововведением, и таким образом упростить себе хлопоты с билетами. Старичок кладовщик, выдавший форму, поинтересовался:
   - Погоны какие давать?
   - А я и не знаю, какие мне положены, - честно ответил Александр.
   - Ну, так и я не знаю. Выясни и приходи.
   Чтобы быстрей решить этот вопрос, техник Мухин пошел расспрашивать своих друзей. К сожалению, никто ничего не смог ему сказать. Наконец, нашелся один специалист, который, подумав немного, сказал:
   - Если не ошибаюсь, тебе нужно полторы.
   - Полторы чего?
   - Полоски конечно. В том смысле, что одна - пошире, а вторая - поуже.
   Чтобы не слишком отвлекать человека, Александр не стал больше ничего уточнять, а вернулся на склад.
   - Полторы, так полторы - сказал кладовщик.
   Он достал несколько пар погон с полосами разной ширины, и все они подходили под это описание. Подумав немного, старичок выбрал наугад.
   Мухин спокойно пришил их к пиджаку, не подозревая, что, по незнанию, кладовщик выдал погоны со слишком широкими полосами, предназначенные для высшего командного состава. Если провести воинскую параллель, они примерно соответствовали званию генерал-майора. Возвращаясь обратно, ничего не подозревающий Александр безо всяких проблем взял билет в служебной кассе и сел в самолет. В теплом салоне он снял свое "гражданское" пальто и остался в форменном пиджаке. Этот рейс выполнял московский экипаж, Мухин никого из них не знал. Но его тоже никто не знал, поэтому стюардесса, разносившая газировку, увидев человека с такими погонами, решила, что они везут кого-то из министерства. Она сказала об этом экипажу, а те сразу сообщили в аэропорт назначения. Там, естественно, никому не было известно о предстоящем визите высоких лиц. Таким образом, худшие опасения подтвердились: из Москвы летит ревизор. Пока самолет летел, в аэропорту стремительно навели необходимый марафет. Московский рейс встречали по высшему разряду: руководство в полном составе, автомобиль к трапу. Разве что оркестр решили не заказывать. Когда из самолета вышел последний пассажир, встречающие заволновались, попросили пояснений у экипажа. Стюардесса показала на Мухина:
   - Вот он, пальто обычное, а пиджак форменный - тихонько сказала она.
   Дальнейший ход событий нетрудно представить.
  
   - А сюда ты как попал? - спросил я Александра.
   - Я сам из Лозьмы. А когда появилась здесь вакансия, никто в эту глухомань ехать не захотел. Вот так и получилось.
   - А я думал - после того случая отправили подальше.
   - Да нет, хотя мне ту историю вспоминали долго.
  
   За рассказом незаметно пролетела дорога. Зная о повадках своих подчиненных, Александр подъехал прямо к красно-белому вагончику. Он выключил мотор, взял у меня сумку, и мы вошли внутрь. Наше появление встретили радостными возгласами. Я осмотрелся и заметил, что изнутри радиомаяк также выглядит совсем не так, как я себе его представлял. Просто шкафы с оборудованием вдоль стен. Ни циферблатов, ни рукояток настройки. Только какие-то съемные выдвижные ящики, иногда с клеммами, лампочками и непонятной маркировкой. Из всего единообразия выделялся лишь небольшой красный огнетушитель необычного вида, с раструбом, вертикально висящий на одном из шкафов, прихваченный тонкой пластмассовой полоской. Рабочего места оператора вообще нет, зато поставлены две скамейки и столик. Похоже, их занесли в вагончик при монтаже, да так они здесь и остались. Вся компания разместилась на этих скамейках. Александр Иванович поставил сумку на стол и сказал:
   - Принимайте передачу. Кое-кто еще беспокоится, чтобы вы тут с сухомятки не померли.
   Он достал свертки. Одобрительный возглас прервался замечанием Кузьмича:
   - Так это же закуска, а чтобы с сухомятки не помереть - жидкость нужна.
   - Действительно, - поддержал его Сергей, - можно бы и отметить завершение работ.
   - Да вы что, с ума посходили? - опешил Александр, - завтра же комиссия прилетает. И вообще, специально к вам корреспондент прибыл, а вы вместо того, чтобы дать человеку возможность поработать, показываете свою неприглядную сущность.
   - А что тут такого? Маяк готов, до завтрашнего дня все равно делать нечего. Да и с человеком на сухую беседовать трудно. Но вот под сто грамм - в самый раз.
   - Да и командировочные, почитай все, целые остались, - добавил Олег.
   - Именно! Так что, Саша, давай крякнем! Сам понимаешь, мы здесь - люди чужие, продадут ли нам горючее - неизвестно. А ты - свой. Так что, не жмотись, организуй своим лучшим работникам небольшое расслабление. И потом, ты же на мотоцикле: туда-сюда - и готово.
   - А, черт с вами! - сдался Мухин - Правда, достанется мне от моей благоверной. Нуда ладно, только поехали кто-нибудь со мной, а то мне сумку девать некуда.
   - Вот это другой разговор! - обрадовался Сергей, - А насчет того, кто с тобой - так кто самый молодой - тот и с тобой! Виталик! На взлет!
   - Э, погодите! - запротестовал Борис, - Ты, Саша, сначала мне ксиву отметь, да я обратно полечу.
   - Ничего, подождешь полчаса, - отмел возражения Сергей и, повернувшись, добавил: - Семенов, не задерживай человека!
   Вопреки моему ожиданию, Виталик ломаться не стал. Его снабдили деньгами, вручили сумку, в которой прибыли переданные Ниной свертки, и он вышел вслед за Александром. Вскоре раздался удаляющийся шум мотоциклетного мотора.
   - Ну, вот! - сказал Сергей, - теперь - полный порядок.
   Он посмотрел на меня и добавил:
   - А чего ты стоишь? В ногах правды нет. Присаживайся.
   - Правильно, правда - в том, чем сидишь! - пояснил Кузьмич.
   Я присел на скамейку и попытался было начать разговор на тему работ по монтажу маяка, надеясь включить эту информацию в репортаж, но Сергей меня перебил:
   - Да успокойся ты, ради Бога! - сказал он, - сейчас под закусь расскажем все, что ты хочешь. Потерпи немного.
   - И как можно по такой жаре про выпивку говорить? - наивно спросил я.
   - Это ты точно подметил! Говорить нельзя, надо действовать! Вот посланцы наши вернутся - и сразу займемся. А то я уже слюной изошел.
   - То-то гляжу - из носа капает! - снова вмешался Кузьмич.
   - Ох, дед! - парировал Сергей, - как хорошо у тебя печень работает!
   - Это почему это?
   - А много желчи выделяет.
   После дружного хохота Сергей продолжил:
   - Кстати, о жаре. Боря, поверни-ка кран немного.
   Борис, не вставая, потянулся к висевшему огнетушителю.
   - Зачем? - испугался я.
   Тот от неожиданности отдернул руку. Все опять посмеялись, только Олег решил дать пояснения.
   - Огнетушитель-то - углекислотный. Если кран немного приоткрыть, то тоненькая струйка углекислоты будет потихоньку выходить и охлаждать воздух. Думаешь, чего это мы по такой жаре в домике сидим?
   Боря опять взялся за кран огнетушителя, который полностью скрылся под его огромной ладонью. Вдруг раздался слабый хруст, и Борино лицо приняло какое-то растерянное выражение. Он поднес руку к столу, и раскрыл ладонь. Там лежали две половинки расколовшегося пластмассового вентиля. Все замерли. В наступившей тишине стал хорошо слышен звук углекислоты, все сильнее выбивающейся из раструба огнетушителя. Через пару секунд тонкая белая струйка превратилась в мощную струю. Крепление не выдержало и огнетушитель, внезапно превратившийся в некое подобие реактивного снаряда, соскочил со своего места и полетел вдоль стены. Пролетев весь вагончик, он ударился об дверь, развернулся и полетел в другую сторону. Сергей опомнился первым.
   - Ложись! - закричал он и бросился под лавку.
   Дважды повторять никому не пришлось, и все последовали этому примеру. Скамейки оказались слишком малы, чтобы под ними можно было спрятаться взрослым людям, поэтому пришлось ограничиться спасением голов. Огнетушитель не успел долететь до противоположной стены, как из-под лавок торчали только зады и ноги. Самые смелые, прикрывая лица локтями, наблюдали за событиями. Хотя было понятно, что долго эта импровизированная ракета летать не сможет, но, когда огнетушитель стукнулся о шкаф с оборудованием, Кузьмич не выдержал и с криком "Приборы побьет!" бросился на перехват. Он выскочил из-под лавки, кинулся навстречу летящему огнетушителю и умудрился поймать его, несмотря на жестокий лобовой удар. Радостный крик оказался преждевременным: металлический раструб сильно охладился, а сила струи была еще слишком велика. Кузьмич не смог удержать добычу, и огнетушитель продолжил свой полет. Дед кинулся за ним, но споткнулся о чьи-то ноги и повалился на пол. А еще через несколько секунд рядом приземлился обессилевший красный цилиндр. Люди начали выбираться из укрытия. Их глазам предстала не слишком радостная картина: кругом лежали хлопья снега, а посреди пола - дед Кузьмич. Когда Кузьмича подняли, его левый глаз начал заплывать.
   - Да-а, - протянул Сергей, - угораздило же тебя. Фингал будет отличный. Ну, ничего, сейчас примешь нашего лекарства, и все будет хорошо.
   - А что это за лекарство? - поинтересовался я.
   - Это - фирменное аэрофлотовское средство от всех болезней: один грамм цитрамона и две капли воды на стакан водки.
  
   Тут дверь с треском распахнулась, и на порог влетел перепуганный Мухин.
   - Все живы? - осведомился он.
   Следом, сильно хромая, вошел Виталик. Из сумки, которую он держал в руке, капала бесцветная жидкость. Ее специфический запах вызывал самые нехорошие опасения.
   - Так, - снова заговорил Александр, - пошли в курилку, там поговорим.
   Все нехотя перебрались под навес и закурили. Сергей кратко рассказал о происшествии.
   - Ясно, - сказал Мухин, - но, мужики, беда не приходит одна.
   Он грустно взглянул на сумку в руках Виталика и вздохнул. Из нее все еще капало. Сам Виталик сидел, сгорбившись, и смотрел в землю.
  
   Дело в том, что история с огнетушителем имела свое развитие и за стенами вагончика. Время, когда пошла сильная струя углекислотного снега, совпало с возвращением посланных за водкой. Когда Виталик увидел, что изо всех щелей кунга повалил белый дым он, забыв, где находится, схватился за голову, привстал от неожиданности и с воплем ужаса "Взорвались!" свалился с мотоцикла. Находившиеся в сумке четыре бутылки разбились. Все.
  
   На некоторое время воцарилось томительное молчание. Прервал его Иван Егорович.
   - Вообще-то, - сказал он, - мы еще очень хорошо отделались. Истории с этими огнетушителями иногда хуже заканчиваются.
   - А как они могут закончиться? - спросил я.
   Иван Егорович, как обычно был не склонен к разговорам.
   - Пусть Сергей расскажет, у него лучше получится, - ответил он.
  
   Своеобразное воздушное сражение пришлось выдержать экипажу самолета Ан-2, выполнявшего обычный пассажирский рейс. Теперь трудно сказать, что послужило причиной этой истории - то ли заводской дефект, то ли неосторожное обращение, но в полете из висевшего в салоне углекислотного огнетушителя сначала потихоньку, а затем все сильнее стала выбиваться струя белого дыма. Командир, услышав крик ужаса из пассажирского салона, отправил своего помощника выяснить его причину.
   Второй пилот, увидев, в чем дело, растерялся. Он сорвал огнетушитель со стены и зачем-то потащил его в кабину.
   - Куда? - испуганно спросил командир, - Выброси его!
   Второй, не долго думая, открыл форточку и выкинул огнетушитель за борт. Но беды на этом не закончились: изрыгающий белые хлопья металлический цилиндр попал в крыло, обтянутое авиационным полотном - перкалью, пробил материю и застрял в крыле, наполовину выглядывая наверх и продолжая плеваться углекислотой. Среди пассажиров началась настоящая паника, которая стала утихать только после того, как огнетушитель израсходовал свой заряд.
   После полета техники, осматривавшие поврежденный самолет, посоветовали экипажу:
   - В следующий раз кидайте по расчалкам. Крылья сразу сложатся, и никаких проблем не останется.
  
   Как ни удивительно, люди, только что пережившие похожую ситуацию, нашли в себе силы улыбнуться. Я поискал глазами, урну, но ничего не нашел и обернулся, чтобы выбросить докуренную сигарету в траву.
   Обернувшись, я похолодел: буквально вплотную к курилке, в трех метрах от меня и прямо за спиной Виталика, стояла бочка с какой-то жидкостью, из которой доносился запах бензина. Как же я сразу не обратил на эту бочку внимания? Да еще запах... Впрочем, после пережитых событий было не до запаха.
   - Мужики! - осторожно спросил я, - А вы знаете, что тут бочка с бензином стоит?
   Все пожали плечами, дескать, всю жизнь здесь стояла. А Виталик, внезапно обрадовавшись, сказал:
   - Что ты переживаешь? Смотри!
   С этими словами он кинул свой окурок в бочку.
   На этот раз никому никаких команд не понадобилось и все, как подкошенные, бросились на пол. Только Сергей, сильно оттолкнувшись ногами, прыгнул на стоявшего, как ни в чем ни бывало, Виталика, и тоже повалил его на землю. Взрыв заглушил звук падающих тел. Часть легкой крыши из гофрированного пластика сорвало воздушной волной. Когда все затихло, люди осторожно поднялись и стали осматриваться. Сергей встал сам и потянул вверх Виталика.
   - Живой? - спросил он.
   Тот ничего не ответил, а только стоял, недоуменно хлопая глазами.
   - Ну, дела! - высказался Олег, - Не заморозят, так спалят.
   - Скажи, придурок, - стал допытываться у Виталика Мухин, - ты чего в горючку сигаретами швыряешься?
   - Так ведь... Это... Мне Сергей Сергеевич когда-то показывал...
   - Ах, вот откуда ноги растут! - Сергей схватился за голову, - Знал бы я, что ты такой идиот, так бы не шутил. Ты же чуть нас всех не угробил!
  
   Оказывается, примерно полгода назад, с ними произошел такой же случай, только Виталик выступал в моей роли. Сергей, в ответ на его испуганное замечание про бочку с горючим, демонстративно потушил сигарету, обмакнув ее в бензин. Строго говоря, во всех ситуациях в бочке был не чистый бензин, туда сливали остатки разных горюче-смазочных материалов. Но смесь все равно была горючей, и только русской безалаберностью можно объяснить тот факт, что места для емкостей под отработанные горюче-смазочные материалы иногда находятся возле мест для курения. Хотя, возможно, в этом есть некоторое удобство: пришел человек отдохнуть, а заодно и банку вылил.
   - А в чем же разница? - меня тоже заинтересовал этот вопрос.
   - Еще один! - вздохнул Сергей, - Сейчас какой месяц?
   - Август, - ответил я, не понимая еще, к чему он клонит.
   - А полгода назад - какой был?
   - Февраль.
   - Да? Вообще-то это в декабре было, перед Новым годом, но это неважно. Ну а декабрь - это что?
   - Месяц.
   Кто-то засмеялся, но Сергей не обратил на это внимания и продолжал:
   - Понятно, что не луна. Время года какое?
   - Зима.
   - Правильно. А сейчас - лето. Все понял?
   - Нет, - честно признался я.
   - Ладно, специально для гостей поясню. Бензин, да и всякое другое горючее, само по себе не взрывается, а только детонирует. Взрываются пары. Зимой холодно, испарения никакого нет, и рвануть эта бурда просто не могла. А сейчас - лето, да еще вон жара какая стоит. Тут не то, что бензин - и керосин в пары переходит. Наше счастье, что здесь, в бочке, не так уж много и было, даже она цела осталась. А то бы летали бы сейчас очень высоко.
   - Кстати, крыша все-таки улетела! - вмешался Александр, - так что придется остаток дня ею заниматься. А то завтра комиссия нагрянет. Вот влип же я с вами в историю.
   - Не переживай, Саша! - успокоил Сергей, - с этой крышей и делать-то нечего. Сейчас исправим - будет как новенькая.
   - Это подождет, давайте сначала меня домой отпустим! - запротестовал Борис.
   Они с Александром ушли в вокзал, вернее сказать, в избу, исполнявшую обязанности вокзала, но пробыли там совсем немного. Затем Борис попрощался со всеми и забрался в свой вертолет.
   - А ты - что, остаешься? - удивленно спросил у меня Сергей.
   - Да, вернусь завтра вместе с комиссией, - ответил я.
  
   Борис еще раз махнул всей рукой и запустил двигатель. Винт раскрутился, вертолет мягко оторвался от земли и, набирая скорость, скрылся за лесом.
   - Все, давайте к делу приступать, - сказал Мухин, - долгие проводы - лишние слезы.
  
   Кто-то из психологов заметил: если кажется, что сделать работу будет легко, то на самом деле выполнить ее будет трудно. А если кажется, что это будет трудно, то на самом деле сделать ее будет вообще невозможно. Эта мысль хорошо подтвердилась при ремонте нашей несчастной крыши. Вроде бы, единственным разрушением были только пластиковые листы, улетевшие с оставшихся целыми перекладин, и ремонт не стоил выеденного яйца. На деле все оказалось несколько хуже: гвозди, которыми пластик был прибит, остались на своих местах, а вместе с ними никуда не улетели целые куски гофрированной пластмассы. В сорванных листах, соответственно, получились рваные дыры, и закрепить их на старом месте оказалось невозможно. К тому же дело осложнилось отсутствием запасных листов: и эти-то оказались в хозяйстве аэропорта по случаю. Когда, наконец, крыша была восстановлена, сверху она напоминала старое латаное одеяло: из-за отсутствия подходящего материала, пришлось ставить накладки из всего, что попадалось под руку - от фанеры до листового дюраля. Чтобы не портить внешний вид аэропорта, пришлось этот навес еще и покрасить, благо, хоть краска в хозяйстве Мухина нашлась. Одним словом, когда мы закончили, время уже перешло тот рубеж, когда вместо "Добрый день" начинают говорить "Добрый вечер".
   Жара уже спала, и никто не изъявил желания идти в вагончик. Хотя, надо сказать, и охлаждать воздух там было уже нечем. А поскольку перспектива нюхать смесь свежей краски и гари из бочки тоже никого не радовала, пришлось перебраться на новое место. На этот раз мы расположились поближе к вокзалу. Я снова попытался начать работать по прямой специальности, то есть собирать данные для моей многострадальной статьи, но Сергей снова пресек мою попытку.
   - Слушай, - сказал он, - Неужели у тебя ни капли сочувствия нету? Люди устали, как собаки, а ты опять их мучить хочешь.
   - Да почему же мучить?
   - Потому, что не в настроении все сейчас. Работа закончена, а событие это так неотмеченным и осталось.
   - Вообще-то, я предупреждал, что работы у тебя здесь не получится, - поддержал Мухин, - Но ты не расстраивайся, завтра комиссия нагрянет, все будут в боевом виде и расскажут все, что нужно. Фирма гарантирует. Будет, что в газете напечатать.
   - А нам будет, чем подтереться! - съязвил Кузьмич.
   - Ох, дед! - выпалил Олег - И чего на тебя иногда понос словесный нападает? Я бы, честно говоря, обиделся, если бы мое дело так нагло и прямо в лицо обхаяли!
   - Да ладно, переживем, - постарался смягчить обстановку я. - Может, перед тем и прочитают.
   - Так вот и я говорю! - продолжил Кузьмич. Он уже и сам понял, что сморозил что-то не то.
   - Кстати! - спохватился я - я вас покину ненадолго.
   - Куда это? - встревожился Мухин.
   - Да схожу в лесок.
   - Газетку, что ли почитать? - поинтересовался Кузьмич, - Так теперь уже ты обижаешь. Неужели думаешь, что мы так от цивилизации отстали? Вон у нас и соответствующее заведение имеется.
   Он махнул рукой в сторону маленького деревянного туалета.
   - Ага, - поддакнул Виталик, - и кое-что из сервиса там есть!
   За это дополнение он получил короткий тычок в бок от Олега: "молчи, мол". Это меня заинтересовало. Что же эти шутники еще придумали? Узнать можно было лишь одним способом, и я пошел в указанном направлении.
  
   Некоторый опыт общения с авиаторами и их юмором у меня уже имелся, поэтому, открыв дверь, я в первую очередь бегло осмотрел пол помещения. Пока ничего необычного. Деревянные, но крепкие и ладно подогнанные брусья, образующие пол, не содержали никаких следов работы шутников. Деревянное же возвышение в противоположной от двери стороне - тоже. Никаких тросов, веревочек и прочих механизмов. В прибитом к стене почтовом ящике, приспособленном для туалетной бумаги, торчит сложенная газета. Туда же почему-то воткнута сливная ручка от унитаза, и цепочка от нее тянется вверх. Мухи? Ну, было бы странным, если бы этих насекомых здесь не было. Может, я что-то не так понял? Или Олег смутился, что здесь газета торчит?
   Только присев на теплую дощечку, я понял, что здесь лишнее. Конечно, ручка! Зачем она нужна, если сливного бачка здесь никогда не существовало? Я взял ее в руки и рассмотрел внимательнее. Она оказалась самодельной, выточенной из дерева, а вовсе не стандартной фарфоровой. К тому же, на ней ножом было вырезано одно слово: "Слабительное". А это еще как понимать? Конец цепочки, уходивший под потолок, крепился к какому-то колечку. И, что интересно, рядом с ним проходила узкая щель, перпендикулярно пересекающая потолок. Понятно, там ящик. Но что в нем? Ну, хорошо, клиент дергает за веревочку, дверца открывается, а сверху на него... Что же на него? И, самое интересное, - тишина. Конечно, моя разлегшаяся на траве компания не так, чтобы совсем близко, но должны же хоть какие-то звуки или голоса до меня долетать. Кузнечики вон как стрекочут. Затаились, значит. Ну и хрен с вами! Наконец, любопытство взяло верх. Я набрался смелости, дернул за веревочку и невольно вскрикнул, потому что сверху свалился скелет! И тут же с улицы раздался взрыв хохота. Все-таки ждали этого, черти! При ближайшем рассмотрении скелет оказался, конечно же, не настоящий, а школьный. Детишки часто шутят с учителями биологии, одевая эти наглядные пособия в разную одежду, или заставляя их докуривать оставшиеся с перемен сигаретные "бычки". Но такого применения мне еще встречать не приходилось. Интересно, кто изобретатель? Скорее всего, Олег. Ведь он не хотел, чтобы об этой шутке я догадался раньше времени.
  
   Мое возвращение сопровождалось торжественной встречей. Как с зимовки.
   Виталик дудел в воображаемую трубу, изображая туш.
   - Ну, как? - поинтересовался Олег.
   - Отлично! - признался я. - А кто автор этой идеи?
   - Давно здесь висит, - уклончиво ответил он.
   - Целую неделю, - поправил Сергей, - Не слушай его. Олег и автор. Ты бы у него дома побывал. Не квартира - замок. В прихожей и кухне - потолки сводчатые, словно из камней сделаны, кое-где вроде как штукатурка обвалилась и кирпичная кладка видна, светильники старинные, кованые. А в углах - паутина из резины и здоровые пауки сидят, глаза светятся. И все сам, своими руками.
   - Ну, не все сам, - смутился Олег.
   - Ага, скелет из школы приволок, - продолжал Сергей, - Жена - учительница биологии. Списывали старье всякое, так он не дал этот скелет выкинуть. И из-за этой конструкции она его чуть из дому не выгнала. И он его сюда привез. В подарок, так сказать. А здесь смонтировали. В первый же день. А вообще интересная система: складывается очень плотно, а развернется - скелет как живой. То есть... Ну, ты понял.
   - А пассажиры не жаловались? - поинтересовался я.
   - Пока нет. Но еще никто не попадался. Так что ты у нас - первый. И прими поздравления с успешным окончанием испытаний этой системы.
   - Кстати! - оживился Кузьмич, - ведь это дело надо отметить! Саш! Как насчет того, чтобы еще раз смотаться?
   - Да ну вас! - отмахнулся Мухин, - да и поздно уже.
   - Никогда не поздно, - возразил Сергей, - давай быстро: туда и назад.
   - Куда? В поселок? Да Катерина уже магазин закрыла.
   - Рановато вроде. Ну, ничего, в соседний лесопункт смотаетесь. Десять верст - не крюк.
   - Двенадцать с гаком! - поправил Александр.
   Но было уже понятно, что он сдается.
   - Ничего, подождем. Виталик, на взлет! - скомандовал Сергей.
   Когда все стали "подбивать бабки", я подумал, что с меня приключений на сегодня хватит. Поэтому я встал и сказал.
   - Так. Вы - как хотите, а я - пас.
   - Чего это вдруг? - поинтересовался Сергей, - Больше огнетушителей у нас нет и бензина в бочке тоже.
   - Все равно. Я в поселок пойду. От вас, как я понял, сегодня толку не добьешься.
   - Ну, смотри. Саша, отвезешь гостя?
   - Тогда мы никуда не успеем, - заверил Мухин.
   - Ну, подожди немного, пока они съездят, - предложил мне Сергей.
   - Нет, потом от вас не уйдешь! - отказался я.
   - Тоже правильно. Ну, смотри. Дорогу помнишь?
   - Да тут она всего одна. И потом, мне Вася тропинку показал, где срезать можно.
   - И когда только успел? - удивился Александр, - а с дороги лучше не сворачивай, неважно, что он там тебе наплел. С непривычки заблудиться недолго.
   - И если диких зверей встретишь - не пугай! - посоветовал Кузьмич.
   - А что, водятся? - спросил я.
   - Вообще встречаются, - пояснил Мухин, - только ничего страшного. Сейчас лето, волки людей не трогают, медведи сытые. Вот только если встретишь медвежонка - беги со всех ног подальше. А то эти создания безмозглые, сразу играться полезут. А мать увидит - разбираться не будет - задерет на месте.
  
   Я попрощался со всеми, выслушал пожелания спокойной трезвой ночи, и пошел в поселок. Саша с Виталиком уехали в другую сторону. Оказывается, дорога здесь вовсе не одна, но все-таки, я их не перепутал. Расстояние меньше пяти километров я рассчитывал одолеть не более чем за час, даже не срезая пути. Однако, у показанной Василием тропинки, азарт первооткрывателя взял верх, и ноги сами свернули в лес. К тому же, темнота мне не грозила: хотя в этой местности августовское солнце и скрывалось за горизонтом, но ночи, окутываясь легкими сумерками, оставались светлыми. Моя бодрая поступь первопроходца прервалась на просеке. Дело в том, что продолжение тропинки на противоположной стороне отсутствовало, и где его искать - было непонятно. Да и кто мог дать гарантию, что я найду именно нужную мне тропинку? Наверняка, она в лесу не единственная. А спросить не у кого. Я уже собирался повернуть обратно, когда услышал чьи-то не очень далекие голоса. Таким образом, моя участь, как исследователя была решена, и я поспешил в том направлении, благо, идти пришлось по просеке. Как оказалось, спешка была напрасной, потому что вскоре я увидел огонек костра. В одном месте просека расширялась, захватывая большую поляну, и эту получившуюся площадку заняли уже знакомые мне изыскатели. Они сидели возле огня на старом поваленном дереве, приспособленном под лавку, и ужинали, одновременно обсуждая прошедший день. Здесь же стояли две палатки. Мое появление было встречено с той самой теплотой, какая обычно исходит от людей, вынужденных жить в замкнутом оторванном коллективе.
   - Молодец, что пришел! - сказал Толик, когда закончились все приветствия, - присаживайся, гостем будешь. Надеюсь, не спешишь? Или опять машина поломалась?
   - Да, нет. Я на вас случайно набрел. Вот потерял тропинку в поселок.
   - А, это бывает. Да ты садись, не стой. Дима, набери каши миску, а то человек в лесу заблудился, подкрепиться надо.
   - Да я только что с дороги сошел, - попытался оправдаться я.
   Но мои доводы успеха не имели. Мне вручили горячую миску, ложку и кусок хлеба. Чтобы не выделялся.
   - Вот ста грамм - не нальем, - пообещал Толик.
   - А я и не пью, - ответил я.
   - Как, совсем? - удивились все.
   - Ну, можно сказать, да.
   - Тогда - все в порядке. Мы вот тоже здесь не пьем. Вообще-то говоря, в этой местности водка - жуткий дефицит.
   - Ага, - подхватил Дима, выполнявший сегодня обязанности повара, - здесь спиртное на уровне денег котируется. В магазинах ее нет, только по большому блату и только очень хорошим знакомым. Мы к ним не относимся.
   - Верно, - подтвердил Толик, - а чего тебя в эту глухомань занесло?
   - Собираю материал для газеты.
   - Здесь?
   - Почему бы и нет? В местном аэропорту новый маяк поставили, завтра комиссия прилетает.
   - Аэропорт! - хмыкнул Толик, - Слишком громкое для него название.
   - Ну, бывают и поменьше.
   - Может быть, не спорю. Но не видел.
   - А вы новую трассу тянете?
   - Тянем, как видишь.
   - Дорога будет?
   - Вот, что будет - этого никто не знает. Может, и ничего не будет.
   - Как так?
   - Очень просто. Нам задачу поставили, ракетой выстрелили, чтобы направление задать - мы и идем себе, отметки и расстояния записываем. Порой я думаю, что дали нам направление, чтобы побольше лесу свалить.
   - Где, на просеке?
   - Да мы на эту просеку только сегодня вышли, вот пересекли и завтра - опять через лес. Задержались вот только.
   - Из-за столба?
   - Из-за него, родимого! Вот уж угораздило. Понимаешь, нам разрешили работников из местного населения нанимать - сколько понадобится. Ну, а кого здесь возьмешь? Старшеклассников. А это - народ бойкий, как бензопилы взяли, говорят, сейчас все деревья повалим!
   - Зачем?
   - Ну, если оно мешает. В смысле, на линии визирования стоит, обзор загораживает. Ну, так вот, поначалу все пилили да валили. А потом, когда умаялись, уже спрашивают, какую, значит, вам веточку нагнуть? И вот, у просеки, решили еще одно завалить. Чтобы было чем хвастаться, наверное. В итоге и сами понервничали, и окрестности без света подержали.
  
   Другими словами, я снова попал в шумную веселую компанию. Везет мне сегодня на людей, есть с кем пообщаться. Так, слово за слово, и продолжался бы наш разговор допоздна, если бы вдруг не раздался рев мотора.
   - О, к нам еще гости! - сказал Толик.
   Тут к шуму двигателя добавился удар и звук от падения чего-то тяжелого. Однако мотор не смолк, и через некоторое время снова что-то упало. Все притихли. Звуки доносились со стороны просеки, поэтому все осторожно перешли туда. Источник этой музыки все увидели сразу: по просеке с ревом полз уже виденный сегодня желтый вездеход электриков. Но, он двигался не ровно, а по какой-то замысловатой траектории, все время меняющей направление, и потому его бросало из стороны в сторону. А поскольку просека была слишком узкой для такого способа езды, очень немногим опорам проходившей здесь линии электропередачи удавалось не оказаться на пути вездехода. Налетая на очередной столб, тяжелая гусеничная машина его просто срубала. Затем двигатель надсадно завывал, вездеход переползал через образовавшееся препятствие, и все повторялось. По сравнению с этой картиной дневное происшествие выглядело просто детским лепетом. Кто-то высказал мысль, что нам нужно срочно уходить, чтобы не разделить участь несчастных опор, но, поравнявшись с нами, вездеход остановился. Из открывшейся двери высунулся вдребезги пьяный бригадир Иванцов. Он обвел всех мутным, но счастливым взглядом и нетвердо то ли прокричал, то ли провизжал:
   - Мужики! Мы водку достали! Айда с нами!
   От этого предложения все дружно и испуганно отказались.
   - Нам нельзя, а то завтра работать не сможем! - пояснил Толик, не надеясь, впрочем, на действенность такой мотивировки.
   Однако, как ни странно, бригадир Иванцов не настаивал. Возможно, водки они раздобыли не так уж много.
   - Ну, как хотите! - тем же голосом ответил он.
   Дверь снова захлопнулась, и вездеход двинулся дальше, продолжая сбивать столбы. Некоторое время все ошарашено смотрели ему вслед. Первым, как и подобает начальству, пришел в себя Толик.
   - Однако, дела! - сказал он, - Небось, опять вся округа без света сидит.
   - Как бы снова к нам какие гости не нагрянули, - сказал кто-то, - Работнички наши, наверное, уже рассказали, как днем столб снесли.
   - Надо в поселок сообщить, что тут происходит. От греха подальше.
   - И кого отправим? - поинтересовался Толик.
   - А зачем кого-то отправлять? Я все равно туда иду, передам что нужно, - предложил я, - только подскажите, по какой тропинке идти и к кому обращаться.
   Мое предложение встретили с интересом, потому как покидать насиженное место и топать через лес и обратно никому не хотелось.
   - О, молодец! - сказал Анатолий Иванович, - Тропинку мы, конечно, покажем. О том, что случилось, расскажешь директору совхоза. Его зовут Иван Петрович, фамилия - Терехов. Он сам сообразит, что и кому дальше говорить. А наша благодарность будет безграничной. В пределах наших возможностей.
  
   На том мы и порешили. Я забрал свою сумку, поблагодарил за гостеприимство и попрощался со всеми. Толик сам проводил меня до тропинки.
   - Ну, бывай здоров! - сказал он, - может, когда свидимся еще.
   Мы пожали друг другу и разошлись каждый в свою сторону.
  
   Идти было легко. Жара давно спала, но воздух оставался теплым. Единственное неудобство доставляли комары, вылетевшие на охоту. Вернее, это было вторым неудобством. На первое место все же следовало поставить непреодолимое желание напиться воды. Дима, как повар, имел один недостаток, выражавшийся в чрезмерной любви к специям. И, надо признаться, каша была от души посолена и поперчена. Может, если потом попить вволю чайку, оно было бы и ничего, но как раз этого-то мне сделать и не довелось. Поэтому мне больше ничего не оставалось, как терпеть до поселка, утешая себя тем, что где кончается терпение - там начинается выносливость. Но, видимо, выносливость у меня так и не началась, потому что, как только тропинка спустилась в ложбинку, я сразу осмотрелся, надеясь найти здесь источник. И, конечно, очень обрадовался, когда его нашел. Впрочем, "нашел" - это неточно сказано. Скорее, не найти было бы очень трудно. Тропа, по которой я шагал, наверное, и вела поначалу от поселка к роднику, и только потом ее протоптали дальше. Ключ, бивший из-под земли, образовал маленькое озерко, из которого бодро выбегал ручеек. Сквозь чистую прозрачную воду просматривался каждый камушек на песчаном дне. А на берегу добрые люди потрудились уложить большой плоский валун. Кружки, правда, подвесить никто не догадался. Не долго думая, я отбросил условности, встал коленями на камень, наклонился и стал пить. Родниковая вода показалась удивительно вкусной и прохладной, но мое наслаждение быстро прервалось. Неожиданно я услышал за спиной шаги. Кто-то большой подошел и остановился за спиной, тяжело дыша.
   - Неужели медведь? - пронеслось в моей голове.
   Конечно, Мухин говорил, что зверье сейчас сытое, но знают ли это медведи? Я мучительно пытался сообразить, что необходимо делать в таком случае. Но вспоминался только один рассказ из школьного курса, где говорилось, что надо притвориться мертвым. Надо ли пояснять, что в моей ситуации эта рекомендация была абсолютно бесполезной? Невозможно изображать мертвеца, стоя на четвереньках, а падать лицом в воду не хотелось. Менять позу тоже вроде было глупо. Не знаю, в какую сторону могли уйти мои мысли, если бы сзади что-то не звякнуло. Колокольчик? Трудно представить медведя с колокольчиком. Неужели я испугался коровы? И, словно подтверждая мою догадку, неизвестный зверь за моей спиной протяжно замычал. У меня отлегло от сердца. Я облегченно вздохнул, встал и обернулся. На меня смотрела самая обыкновенная корова. Правда, она была не очень похожа на тучных представительниц своего рода, каких обычно рисуют на картинах и в учебниках. Худой ее тоже назвать было бы неправильно, но сложение ее тела было какое-то плотное и поджарое, как у беговой лошади.
   - Буренушка! - ласково обратился я к ней и протянул трясущуюся еще руку.
   Вместо ответного радушия корова мгновенно приняла боевую стойку, наклонив голову и направив на меня рога. Испытывать ее миролюбие у меня не было никакого желания, поэтому я быстро подхватил сумку и, осторожно обойдя корову, вернулся на тропинку. Она же медленно поворачивалась вслед, держа рога нацеленными в мою сторону. Надо признаться, не слишком приятное ощущение.
  
   Я продолжил свой путь, по дороге думая о встреченной корове. Как учат учебники, породы коров бывают мясными и молочными. Однако попавшийся экземпляр затруднительно отнести к каким-либо из них. Это, скорее, корова особого, лесного типа. В каком-то смысле - идеальный тип домашнего животного. Молоко и мясо дает, и при этом сама пасется, и сама же от волков обороняется. Разве что на зиму в спячку не впадает.
   Рассуждая так про себя, я вышел на окраину поселка. Наверное, конец моей тропинки находился далеко от дороги, по которой я ехал днем с Василием, потому как местность вокруг была незнакомая. Я направился к ближайшему дому, надеясь там спросить у хозяев, как добраться до дома Мухиных. Да и Терехова надо было найти. Но очень скоро пришлось остановиться, потому что откуда-то прибежала собака и стала меня громко облаивать. На лай сбежались еще десятка два ее сородичей и взяли меня в кольцо. Это были то ли лайки, то ли помесь лаек с дворняжками. Все небольшие, но резвые и с боевым характером, подстать корове, что встретилась мне у родника. Видимо, в последнее время мне не слишком везло на домашних животных. И эта свора, отчаянно лая, постепенно сужала круг. Ситуация складывалась не в мою пользу. Растерявшись, я пошарил в карманах в поисках чего-нибудь съестного и обрадовался, когда нашел недоеденный кусок хлеба. Непонятно, как он там оказался. Наверное, в гостях у изыскателей, когда мы пошли выяснять причину шума, я машинально сунул недоеденный хлеб в карман, не найдя место, куда его можно положить - стол там, конечно же, отсутствовал. И теперь с этим кусочком хлеба были связаны мои надежды. Наверное, то же самое думал древнегреческий герой Ясон, держа в руках камень, который необходимо было бросить в строй воинов, выросших из только что посаженых зубов дракона, но мне в тот момент было не до сравнений. Помощь пришла неожиданно: из крайней избы вышел хозяин, обеспокоенный лаем. Он, увидел, что я собираюсь что-то бросить собакам, и спросил:
   - Ты зачем собак балуешь?
   - Как я их балую? - удивился я, - Они же мне прохода не дают!
   Похоже, до него только сейчас дошло, что я не по своей воле стою в центре гавкающего хоровода, и прикрикнул на собак. Как ни странно, они тут же разбежались. Такое впечатление, что собачки выполнили задачу перехвата незнакомца, сдали задержанного с рук на руки, а что дальше - уже не их забота. Тем временем мой спаситель подошел ко мне и укоризненно сказал:
   - Собака сама должна находить себе пропитание. А что ты тут ищешь?
   Я поблагодарил его за освобождение и спросил, как найти дома Мухина и Терехова.
   - Да ты - корреспондент! Я и смотрю, что человек не наш, а фотокарточка знакомая. Правильно, тебя мельком на собрании видел. Терехова найдешь в его кабинете, он обычно там допоздна засиживается. Вот, прямо по улице, как раз к правлению и выйдешь. А к Мухину... Впрочем, лучше там спросишь, чтобы не запутаться.
   - Спасибо! - сказал я и пошел в указанном направлении.
  
   Ивана Петровича я действительно застал прямо на рабочем месте. Он с кем-то ругался по телефону по поводу отсутствия света. Так что, мое сообщение уже не было для него новостью.
   - У нас это часто бывает, - пояснил он, - но сейчас еще ночи светлые, терпеть можно. Вот зимой - худо. А этот Иванцов уже не первый раз такие номера вытворяет. Не умеем мы с людьми работать. Хороших работников поощрить не имеем права, а с разгильдяями нянчиться приходится. Но ты меня не слушай, это все эмоции. Старческое брюзжание, так сказать. Спасибо, что нашел время, зашел, сказал.
  
   К Мухиным я попал только около десяти часу. Они уже начали беспокоиться из-за моего отсутствия.
   - Ты, наверное, моей смерти хочешь! - сказал Александр, - Моя благоверная уже готова мне голову оторвать, что отпустил тебя самого. И понесла же тебя нелегкая! Говорил же ведь, иди по дороге. Честное слово, еще полчаса и - пошел бы искать.
   - Да вроде бы я не маленький, - попытался оправдаться я.
   - Может быть, и так, да только человек ты здесь - новый. Где же тебя носило?
   - Да тут изыскатели работают, у них побывал. Еще ходил в правление, передал, что бригадир Иванцов из местной электросети столбы вездеходом посшибал.
   - То-то света нет! - Усмехнулся Александр, - А ты, смотрю, время даром не теряешь, уже кучу знакомых завел.
   - Так работа у меня такая.
   - Ну, молодец. Ладно, давай перекусим и спать. Завтра - тяжелый день.
  
   От еды мне пришлось отказаться, зато чайку я попил с большим удовольствием. И во время чаепития рассказал о своих лесных похождениях.
   - Да, - заметил Саша, - нельзя тут тебя одного никуда отпускать. Если не заблудишься - задавят, если не задавят - забодают, а не забодают - загрызут. Хорошо, давайте делать ночь.
  
   Уже лежа на кровати, я попытался дать оценку своему, по сути, первому дню самостоятельной работы. Пока, к сожалению, хороших примеров моей деятельности было не так много. Большей частью я своими успехами был обязан тем, что попадал на общительных людей. Хотя и это иногда давало отрицательные результаты. Всегда находился какой-либо особо активный шутник, который норовил увести разговор совсем в другую сторону. Правда, был и дядя Миша, который не давал никому сбить меня с пути истинного. Да и здесь как-то обходилось. Сегодня. А что будет завтра? С этим вопросом я и заснул.
  
   Утра началось с петушиного крика, от которого я, собственно, проснулся, и звона посуды в кухне, долетевшего до моего сознания мгновение позже: Мухины готовились завтракать. Я не стал залеживаться, а быстро поднялся сам и начал складывать свою постель, дабы не злоупотреблять гостеприимством. За этим занятием меня застал Александр Иванович.
   - О, да ты уже проснулся! - удивился он, А я уж будить тебя иду. Ну, тогда давай закругляйся, и будем завтракать. День предстоит тяжелый.
   - А что намечается тяжелого? - поинтересовался я.
   - Прибытие комиссии - всегда событие. И, обычно, не праздничное.
  
   После завтрака мы снова вдвоем сели на мотоцикл и поехали в аэропорт. Мне опять досталось держать сумку с едой.
   - А чем вчера закончилась вторая поездка? - громко спросил я, перекрывая шум двигателя.
   - Ничем, - ответил Александр, не оборачиваясь, - В одном месте продавщица уехала, в другом спиртного давно не видали, а в третьем, пока добрались - без нас любители нашлись. Так что зря прокатались. А ты молодец, что дома об этом не спросил.
  
   В аэропорту народ еще только просыпался. В сторожке Кузьмича Олег колдовал над электроплиткой, у Кузьмича же позаимствованной. На одной ее половине в сковородке разогревались какие-то консервы, а рядом шумел чайник. Сам Кузьмич сидел в углу и придирчиво рассматривал свое лицо, пользуясь маленьким карманным зеркалом. Физиономия его, надо признаться, представляла собой жуткое зрелище из-за огромного разбухшего фингала, в центре которого смутно угадывался глаз, и шишки на лбу, тоже весьма внушительных размеров. Заметив нас, он отложил свое занятие.
   - И не спится же некоторым! - сказал он, поздоровавшись.
   Мы тоже поздоровались, и Мухин не выдержал:
   - Ну и разнесло же тебя, Кузьмич! Как после большой драки. Или войны.
   - Это огнетушитель Вам синяк поставил? - спросил я Кузьмича.
   - Да нет, - усмехнулся тот, - от него мне только шишка досталась. А фингал я о чью-то пятку заработал, когда падал.
  
   Александр внимательно рассмотрел шишку и высказался:
   - Шишка тоже впечатляет. Удар был - будь здоров!
   - Ага, - вставил Олег, - Были бы мозги - сотрясение бы было.
   - Ты, философ, за сковородкой смотри! - ответил Кузьмич, ничуть не обидевшись.
   - А как у вас плитка работает, если в поселке света нет? - спросил я.
   - Так ведь мы же на отдельной линии сидим, - пояснил Александр, - Нам нельзя зависеть от состояния Иванцова и его компании.
  
   Все потихоньку собрались в сторожке. После обмена приветствиями,
   Мухин спросил:
   - Ну, что тут у вас новенького?
   - Да ничего, - ответил за всех Кузьмич, - Вот звонили уже, сказали, что вылетают.
   - Что, уже? - удивился Александр Иванович.
   - Уже. У Себастьянова со вчерашнего вечера рейс перенесли на сегодняшний день, он с утра в аэропорту и, говорят, злой, как черт.
   - Себастьянов - это командир? - спросил я.
   - Он самый. Как говорится, Себастьян, Себастьян, не узнает своих крестьян. Ты что, вчера с ним не разговаривал?
   - Нет, я говорил только с начальником штаба.
   - А, понятно. Ну, Медников - это добрейшей души человек.
   - Особенно когда выпьет, - пояснил Кузьмич.
   - Он тебя еще в шашлычную не приглашал? - поинтересовался Сергей, - если пригласит - не отказывайся. Во-первых, бесполезно, а во-вторых, не пожалеешь. Он там - личность известная.
   - Ладно, кто к нам летит? - быстро вернул разговор в деловое русло Мухин.
   - Родной летит, собственной персоной. С ним три человека комиссии, а экипаж - Орехова.
   - Извиняюсь, - снова вмешался я, - Родной - это кто?
   - Это - главный инженер по радиооборудованию. Рыбников Федор Матвеевич.
   - Почему же тогда "Родной"?
   - Поговоришь с ним - узнаешь.
   - Все, хватит базарить, - снова прервал Мухин, - давайте, завтракайте, да проверим маяк еще раз.
  
   Александр Иванович ушел в свои апартаменты, а мне пришлось еще раз принять участие в чаепитии: от предложения принять участие в первой части завтрака мне еще удалось отказаться, а отказ от чашки чая никто не принял. Во время этих посиделок мне снова пришлось рассказать о своих вечерних похождениях. Но в самый разгар повествования появился Мухин и сообщил:
   - Так, нам только что позвонили, что самолет вылетел. Пора принимать деловой вид!
   - А когда он будет здесь? - спросил я.
   - Да через час будут точно, - ответил Александр, - даже чуть меньше.
   - А мы с Борисом дольше летели.
   - Так у них же самолет.
  
   Остаток завтрака прошел в более оживленном темпе и приподнятом настроении. А минут за сорок до ожидаемого времени прибытия вся компания дружно разошлась по рабочим местам. В это же время и я смог, наконец, заняться тем делом, ради которого, собственно, сюда и прибыл. Все охотно со мной беседовали, отвечали на вопросы и объясняли непонятные мне детали. Одним словом, эти полчаса я провел с большей пользой, чем всю вторую половину вчерашнего дня. Блокнот наполнялся новыми записями, а в фотоаппарате перематывалась пленка с отснятыми кадрами... Хотя, я уже говорил, что в печать они не пошли. К тому моменту, когда над нами появился краснокрылый Ил-14, у нас царила просто идеальная рабочая атмосфера. Люди даже неохотно оторвались от своих занятий, когда прибывший самолет остановился рядом с вокзалом, и летчики выключили двигатели. Дверь пассажирской кабины открылась, оттуда выглянул полноватый пожилой человек с обширной лысиной. Он махнул рукой и сказал:
   - Привет всем! Нам как - самим прыгать или стремянку найдете?
   Действительно, входная дверь находилась на приличной высоте, но есть ли в хозяйстве Мухина трап? Я, например, не видел. Но мои опасения оказались напрасны: Иван Егорович уже тянул металлическую стремянку на колесиках. Виталик ему усердно помогал, но, как мне показалось, делал он это скорее для того, чтобы показать, что он чем-то занят. Дружными усилиями мы приладили эту конструкцию к самолету, и прибывшие спустились к нам. После бурных приветствий меня познакомили с экипажем и пассажирами самолета. Оказалось, что человек, первый выглянувший из двери, и есть главный инженер Федор Матвеевич Рыбников. Смысл его прозвища я понял уже с первой же фразы, обращенной ко мне:
   - Ну, будем знакомы, родной, - добродушно сказал он, - про тебя там легенды ходят.
   - Какие легенды? - насторожился я.
   - Да, говорят, появился молодой корреспондент с авиационным уклоном и неизлечимым энтузиазмом. Специалисты требуют срочно изолировать.
   - Понял, - ответил я, - передо мной еще один неизлечимый шутник.
   - Молодец, родной! - похвалил Федор Матвеевич, - за словом в карман не лезешь.
   Затем он еще раз критическим взглядом осмотрел присутствующих, задержавшись взглядом на Кузьмиче, и заявил:
   - Что-то вы, родные, все трезвые!
   Пришлось вкратце рассказать ему наши вчерашние приключения. Он внимательно слушал, все время загадочно улыбаясь.
   - Ну, что бы вы без меня делали? - спросил он, - Я как чувствовал, ящичек беленькой прихватил. Мы как, сейчас раздавим или опосля?
   - Давайте сначала с делами покончим! - запротестовал Мухин.
   - Вот уж бюрократ! - отозвался Федор Матвеевич, - Мы уже знаем, что маяк работает, на посадку по нему заходили. А вообще, хрен с ним. Сделаем сначала залет по просьбе местного начальства. Ну, а командированных прошу укладываться!
   - Да мы уже со вчерашнего дня, можно сказать, на чемоданах сидим! - ответил за всех Сергей, - осталось только загрузить.
  
   Экипаж, все прибывшие и Олег поднялись по лестнице, мы откатили стремянку, двигатели снова заработали и самолет улетел. Как мне объяснили, целью этого полета было выяснение работоспособности радиомаяка при подлете к нему с разных высот и ракурсов. Пока самолет летал, мы сидели в вагончике. Сергей с Виталиком посматривали за приборами, изредка делая записи в своих блокнотах. Александр Иванович пропадал где-то у себя. Правда, не все время. Вскоре он пришел к нам, отозвал меня из вагончика и сказал:
   - Ты, я смотрю, стал знаменитым человеком. Только что звонил Медников, интересовался как ты тут.
   - С чего бы это вдруг? - насторожился я.
   - Не переживай, дело здесь не только и не столько в тебе.
   - Не понял.
   - Видишь ли, Рыбников - не дурак выпить. Вся его компания - тоже. И если он сейчас эту инициативу в свои руки захватит, то раньше ночи домой вы не улетите. Формально я ему отдать такой приказ могу, но он даже Медникова может проигнорировать. Придраться к чему-либо все равно будет трудно: самолет у них специализированный, в перевозках не используется, а причин для задержки вылета можно сотню найти. По крайней мере, из командировок он вовремя, а, тем более, трезвым, еще не возвращался ни разу. Так что если хочешь сегодня домой попасть - дави на то, что тебе надо домой, на работу, на свидание - куда хочешь. Но именно сегодня и срочно. Понял?
   - А поможет? - усомнился я.
   - Поможет. Если его знакомый попросит - в лепешку расшибется, а сделает. Так ты у Медникова - единственная надежда.
   - И у тебя? - почему-то вырвался вопрос.
   - А ты уже себе цену набиваешь? Впрочем, смотри, если тебе здесь так понравилось...
   - Хорошо, я понял.
   - Вот и договорились.
  
   Перспектива оставаться здесь еще на неопределенный срок меня совершенно не устраивала, поэтому я принял предложение Мухина. Необходимость немедленного обратного вылета совершенно не обрадовала Федора Матвеевича и немного подпортила веселое настроение, вызванное успешной проверкой маяка. Но, как он выразился, отказывать гостю не принято. Поэтому после оформления и подписания всех необходимых документов все улетающие погрузили свои вещи и приготовились к отлету.
   Рыбников все же остался самим собой: он вынес из самолета позвякивающую авоську с бутылками и отдал Мухину с наказом хорошо отметить сдачу радиомаяка в эксплуатацию.
   Попрощавшись, мы поднялись в салон. Надо признаться, летать на таких самолетах мне еще не приходилось: привычных рядов пассажирских кресел здесь не было. Часть салона занимали шкафы с оборудованием, чем-то напоминающие те, что я видел в вагончике маяка, только с тремя рабочими местами. Как я понял, для радистов, проверяющих работу маяков. Остальное место занимали два столика, десяток кресел и что-то напоминающее бытовой отсек с холодильником, двухкомфорочной плиткой и умывальником.
   - А для чего это все? - поинтересовался я.
   - Неужели ты думаешь, что мы всегда так быстро возвращаемся? - ответил Федор Матвеевич, - нет, родной, порой приходится неделями в какой-нибудь глухомани торчать, пока все дела закончишь. Это здесь маячок один, маленький совсем, да и Олег с Сергеем - люди ответственные и свое дело знающие.
   Я пожал плечами и стал приводить в порядок свои последние записи. Самолет тем временем оторвался от земли и, сделав круг над аэропортом, лег на нужный курс. От моего занятия меня отвлек сам Рыбников.
   - И не лень тебе все время работать? - спросил он.
   Я поднял голову и увидел, что в салоне собрались абсолютно все, даже летчики. Или, может, все-таки, кто-то остался в кабине? Федор Матвеевич откупоривал бутылку с водкой, кто-то расставлял стаканы, а Виталик уже нес из холодильника тарелки с закуской.
   - Вы - что, хотите пить сейчас? - не понял я.
   - Конечно! - подтвердил Федор Матвеевич, - на земле же не получилось. Благодаря некоторым.
   - Прямо в полете? - я уже испугался не на шутку.
   - А что тут такого?
   Я посмотрел на экипаж, поинтересовался:
   - Кто же тогда самолет поведет?
   Все рассмеялись, а Рыбников успокоил:
   - И чего ты, родной, так волнуешься? Я на похожем Иле всю войну оттрубил, так мы без ста грамм в воздух вообще не поднимались.
  
   Оказывается, Рыбников в годы войны был летчиком! Это давало слабый шанс оттянуть застолье. Но о чем я должен заговорить, чтобы это произошло? Разновидностей воевавших Илов было немного. Если не принимать во внимание детали, то это мог быть или штурмовик, или бомбардировщик. Второй больше похож на наш самолет.
   - Вы имеете в виду бомбардировщик Ил-4? - спросил я, надеясь увести разговор на другую тему.
   - Нет. Я имею в виду ДБ-3Ф. Знаешь такой?
   - Так это же и есть Ил-4. Вернее, его потом переименовали в Ил-4. В сорок третьем, по-моему.
   - Верно! - обрадовался Федор Матвеевич, - значит, Потапов не соврал, что ты - специалист.
   - А что, за ним водится?
   Этот вопрос у меня выскочил из-за возникшего беспокойства: стоит ли верить всему, что Борис мне рассказал.
   - Мог и ошибиться, - уклончиво ответил Рыбников.
   Такой ответ, к сожалению, ничего не прояснил, а переспрашивать было как-то неудобно. Чтобы не упускать инициативу, я продолжил расспросы:
   - А после войны Вы где летали?
   - А после войны, родной, мне летать уже не пришлось: медкомиссии опять строгими стали. Так что я в техники подался: все к самолетам поближе. Да в институт поступил. Вот теперь вроде как до большого начальства дорос.
  
   Мой маневр оказался безуспешным: пока мы разговаривали, остальные уже накрыли на стол, и все расселись по местам. Федор Матвеевич не стал задерживать мероприятие и, подняв стакан, произнес тост:
   - Ну, родные мои, выпьем за успех нашего безнадежного предприятия!
   И опрокинул стакан себе в рот. Остальные последовали его примеру, а я так и остался стоять со стаканом в руке, соображая, стоит ли мне пить в воздухе или нет. По крайней мере, я никогда не пробовал. В следующие секунды слышался только хруст соленых огурчиков и жующий звук. Когда, наконец, в салоне снова стал преобладать шум моторов, Федор Матвеевич разочарованно воскликнул:
   - Ну, ты даешь, родной! Так и будешь стакан в руке держать? Или, может, ты не пьющий?
   - Да, вообще-то, - согласился я.
   Это было не совсем так, но принять во время полета меня бы никто не заставил. Потому как последствия могли бы быть самыми непредсказуемыми.
   - Хо, значит, в авиации теперь два непьющих имеется. И ты - один из них.
   - А кто второй?
   - Автопилот! - Рыбников прыснул от смеха.
   Мне стало как-то не по себе.
   - Ну, чего смутился? - успокоил Федор Матвеевич, - Жаль, времени у нас мало, да и закуски почти нет, а то бы я твоим перевоспитанием занялся.
   - Действительно, у него опыт есть, - подтвердил Сергей, - но полный курс обучения может пройти только очень смелый человек.
   - Почему только очень смелый? - спросил я.
   - Матвеевич, расскажи, как ты в морге ночевал! - попросил Сергей.
   Настроение у Рыбникова поднялось, и, пока экипаж готовился ко второй серии, он рассказал мне свою историю.
  
   Мухин мне уже говорил, что Федор Матвеевич из командировок трезвым еще не возвращался никогда. Та командировка, которая послужила толчком к описываемым событиям, исключением тоже не стала. Но организм Рыбникова, не привыкшего употреблять спиртное в малых количествах, имел одну особенность: когда доза принятого алкоголя становилась слишком высока, Федор Матвеевич просто "отключался". Причем намертво. И почти в прямом смысле слова. Дома даже сотрудники единственного в городе вытрезвителя знали это свойство своего частого клиента, а вот в другом городе милиция не смогла правильно разобраться в ситуации, в результате чего Рыбников был доставлен в морг. Очнулся он ночью от жуткого холода в неизвестном помещении и, как говорится, в чем мать родила. Рядом, на полках, лежали другие тела в таком же одеянии. Быстро сообразив, где он находится, Федор Матвеевич добрался до единственной двери в этом помещении и, прикрываясь рукой, выглянул наружу. Была уже ночь, поэтому он увидел единственного человека - старушка-дежурная сидела за столиком с телефоном и, наклонясь к настольной лампе, читала книгу.
   - Бабушка! - осторожно позвал Рыбников, - а Вы не знаете, где мои вещи?
   Старушка с сочувствием посмотрела на воскресшего покойника и ответила:
   - Ох, сынок, там все ваши вещи!
   Она показала в угол, куда была свалена одежда. Федор Матвеевич отыскал все, что требуется, оделся и, уходя, попрощался с дежурной.
   - До свидания, сынок, до свидания! - ответила она, едва оторвавшись от книги.
   Так и осталось непонятным, была ли дежурная такая смелая, посчитала ли Рыбникова призраком или воскрешение покойников в моргах - не такое уж редкое явление.
  
   Как я понял по реакции окружающих, все уже не раз слышали эту историю. Когда присутствующие поуспокоились, я с большим удивлением спросил Федора Матвеевича:
   - И Вы после этого не бросили пить?
   Вместо ответа раздался дружный раскат хохота. Сам Федор Матвеевич, отсмеявшись, процитировал чьи-то строки:
  
   Все может быть, все может статься:
   С женою может муж расстаться,
   Любовник может разлюбить,
   И никто горю не поможет...
   Но чтобы техник бросил пить -
   Такого, братцы, быть не может!
  
   Потом он вспомнил о цели собрания и прикрикнул:
  
   - Я не понял, чего мы сидим? А то уже прилетим скоро.
   Мне стало совсем не по себе от мысли, что сажать самолет будут пьяные летчики. Рыбников взглянул на меня и сказал:
   - Толик, отведи человека в кабину. Пусть все непьющие там посидят. Заодно объясни, как на посадку заходить - мало ли что.
   Один из летчиков встал и, махнув мне рукой, пошел в кабину. Я поплелся за ним, совершенно обалдевший. Он показал мне на кресло второго пилота и, когда я там устроился, начал было объяснять назначение приборов и ручек, а также порядок захода на посадку.
   - Да вы что, серьезно? - похолодевшим голосом спросил я.
  
   Конечно, я читал что-то в художественной литературе, как случайные люди, оказавшиеся за штурвалом самолета, сажали его, спасая тем самым пассажиров от гибели. Но поверить в это я не могу. Хоть убейте. С моей точки зрения, единственная ситуация, когда посторонний человек может аккуратно выполнить посадку - только в том случае, если этот посторонний человек сам является летчиком очень высокого класса. И никак не меньше. Ведь ему необходимо быстро освоиться с управлением незнакомого и, возможно, поврежденного самолета (а иначе, почему это вдруг экипаж оказывается вышедшим из строя?). Лично я этим требованиям, разумеется, не соответствую.
   - Какой ты нервный! - сказал в сердцах Толик, - прямо и пошутить нельзя. Не беспокойся, старик, мы сами все сделаем. И, поверь, все будет в полном порядке! А сейчас автопилот работает, так что ничего не случится.
  
   Он ушел и присоединился к остальной компании. Я начал лихорадочно осматривать приборные панели и вспоминать все, что вчера мне успели рассказать Николай Прокопьевич и дядя Миша. Хотя, конечно, понимал, что это бесполезно. Через открытую дверь из салона доносились звуки застолья. Не знаю, сколько я пробыл в одиночестве, но окончилось все тем, что в кабину вернулся экипаж и меня попросили "с чужого коня".
   - Кстати, - заявил оказавшийся тут же Рыбников, - сейчас я расскажу, как можно с этого самолета спирт слить, не нарушая никаких пломб и замков. Может, пригодиться. Смотри, вот тумблер включения питания противообледенительной системы. Она заправляется спиртом, а на лопасти винта он подается из четырех трубочек, загнутых в виде буквы Г. Когда уходишь из самолета, оставляешь этот тумблер включенным. И пусть самолет закрывают, пломбируют - все, что угодно. А потом подгоняется АПА...
   - А что такое АПА? - спросил я, так и не выйдя из своего напряженного состояния.
   - Это - Авиационный Подвижной Агрегат. Или Пусковой агрегат - и так называют. Такая маленькая электростанция на автомобиле. Видел в аэропорту Уралы с двумя рамами по бокам и проводами на них? Это и есть АПА. Так вот, подгоняешь его к самолету и подключаешь электропитание. Работать начинает только противообледенительная система, и спирт потихоньку капает из нижней трубочки. Остается только банку подставить.
  
   Эта наука не изменила моего состояния. Поэтому все время посадки, пока самолет снижался, я мелко дрожал от страха. И, признаюсь, тихо молился, несмотря на атеистическое воспитание. Остальные, как ни странно, проявляли полное хладнокровие. Опасения мои, к счастью, оказались напрасными: экипаж мастерски приземлил машину. Но дальше алкоголь, видимо, взял свое, и к стоянке мы подъезжали по не очень прямой траектории. Остановились мы возле уже знакомого мне ангара. Когда двигатели выключились, я облегченно вздохнул и присоединился к Федору Матвеевичу и Толику, летчику который учил меня садиться. Они пытались открыть входную дверь, но только мешали друг другу. Остальные тоже приготовились выходить, даже экипаж выбрался из кабины в салон. Я выглянул в иллюминатор и увидел, что к нам едет автотрап. Возможно, тот самый, на котором я вчера ехал к Бориному вертолету. Тут, наконец, Федор Матвеевич справился с непокорной дверью. Он посмотрел вниз и выругался:
   - О, как высоко!
   Толик тут же просветлел и успокоил:
   - Сейчас сделаем пониже!
   Он нетвердыми шагами убежал в сторону кабины, и я с ужасом стал соображать, что же он задумал. Мои худшие опасения оправдались тут же, как только пол под ногами стал проседать: Толик убрал шасси! Я попытался схватиться за что-нибудь руками, но не успел. Стойки шасси убирались неравномерно и самолет, все быстрее проседая, стал еще заваливаться вперед и вбок. Меня бросило куда-то в сторону кресел. Вместе со мной на пол попадали и все остальные. Когда, наконец, падение прекратилось, и самолет лег на бетон, я приподнялся и снова выглянул в окно. Замеченный ранее УАЗик - автотрап мчался к нам как угорелый. Нам надо было подождать лестницу всего две-три минуты. Когда он к нам подъехал, из кабины выскочил разъяренный начальник штаба. Он обалдевшими глазами обвел самолет, потом экипаж, успевший выйти и мнущийся теперь на бетоне, и упавшим безнадежным голосом сказал:
   - Поздравляю всех с мягкой посадкой!
   Потом он снова взглянул самолет, на погнутые винты и медленно, но громко и членораздельно, то ли простонал, то ли прокричал:
   - И-Д-И-О-Т-Ы!
   К этому времени мне удалось, наконец, высвободить застрявшую при падении сумку, и я тоже вышел из самолета. Владимир Иванович, похоже, забыл о моем существовании, потому что, увидев меня, он снова застонал и схватился за голову. Мы так и смотрели друг на друга, а потом он, вспомнив что-то, сказал экипажу:
   - Значит так, разговаривать будем потом. А восстанавливать машину будете за свой счет.
   Затем, он подошел ко мне, и задумчиво произнес:
   - А вот с тобой что делать? Впрочем, надеюсь, и сам не дурак, но надо все-таки поговорить.
   - Давайте, поговорим, - согласился я, уже догадываясь, о чем будет разговор.
   Опять ко мне относятся как к мальчику. Что поделать, возраст желторотого стажера.
   - Ты - комсомолец? - неожиданно спросил меня Владимир Иванович.
   - Да, - ответил я, не понимая, к чему он клонит.
   - Пойдем со мной в шашлычную тогда!
  
   Из полученных инструкций я уже знал, что отказываться бесполезно, поэтому пришлось принять это приглашение. Шашлычная, располагалась почти в самом центре города, на проспекте Мира. Туда мы добрались на новеньком "Запорожце" Владимира Ивановича. По дороге он все время молчал, только однажды, кивнув на ряд недавно поставленных столбов, заметил:
   - Растет наш город. Вот, скоро уже и троллейбус пустят.
   - А цирк до сих пор все в сгоревшем состоянии находится, - заметил я.
   Мой ответ он оставил без внимания. Лишь когда мы расположившись за столиком кафе расправились с едой, он начал разговор.
   - Не буду скрывать, - сказал Владимир Иванович, - что мне в основном известно все, чего тут тебе наши орлы наговорили. Михаил Николаевич вкратце пересказал содержание вашего вчерашнего похода. Потапов и Мухин дополнили историю. Про остальное могу догадываться. Может, если бы ты был постарше, да опыта побольше - отнеслись бы к тебе люди совсем по-другому. Некоторые вещи и сам бы просто проигнорировал. И разговор этот был бы ни к чему. Но так уж получилось. Человек ты, хоть и новый, да и с профессией такой, но чем-то людей к себе располагаешь. Может, именно своей непосредственностью и прямотой. Я пожал плечами и хотел что-нибудь ответить, но Медников заметил мой порыв и не дал ничего сказать.
   - Не суетись, - продолжил он, - это все пока, так сказать, вступление. Так вот, я догадываюсь, какие выводы про нас ты уже сделал и какие, может быть, еще сделаешь. Это - твое право, конечно, только об одном попрошу: не спеши. Представь, что ты побывал за кулисами. На сцене-то все оно хорошо смотрится, а вот обратная сторона не всегда красиво выглядит. И там ни от кого не скрыть, что короны из бумаги, а бороды - из мочалки. У нас тоже, как видишь, свои особенности. Все-таки, все мы - люди. Но не подумай, что и в действительности пассажиров мы вот так же, на авось, возим. Нет, не так все это. Да и было бы так - не летали бы мы никуда. Просто бы не на чем было. Ответственность большая, и на нервах сказывается. Вот отсюда и шуточки все эти, от которых у постороннего человека волосы дыбом встать могут. Потому как, поверь, напряженка эта сильно выматывает. Так, что порой хочется бросить все и уйти куда-нибудь, где спокойнее. А очухаешься - и никуда не уйдешь. Думаешь, чего это такой большой Потапов на таком маленьком вертолете летает? Не рассказывал?
   - Нет, не говорил.
   - И не скажет. Когда-то он был вторым пилотом тяжелого вертолета. Грохнулись они как-то. В полете перестал вращаться хвостовой винт - вертолет завертелся сам и упал. Борис - единственный, кто остался жив. К тому же комиссия сначала всех собак хотела на экипаж повесить. А потом, когда истинную причину нашли, он по-прежнему себе места не находил. То ли потому, что жив остался, то ли разбирательство на нервы подействовало. Он долго лечился и уже собрался, было, уходить из авиации, но потом переучился на маленький вертолет, чтобы не подставлять никого, если что. И тогда же, говорят, толстеть стал, тут к нему и приклеился ярлык "Воздушный гигант". Шутники к нему любили журналистов направлять. Вот придет очередной клиент и начинает показывать, что и он, дескать, в вертолетах соображает, чтобы разговор завязать. Борис же одним-двумя вопросами его на место поставит и пошлет подальше. Часто он вопрос именно про этот злополучный хвостовой винт задавал. Все, видимо, та катастрофа ему покою не давала. Но однажды кто-то из твоих коллег то ли пошутил как-то неудачно на эту тему, то ли еще чего - точно не знаю, но зуб он держит на них. Все знают об этом, и больше никто вашего брата к нему не направляет. В моем же случае - выбора не было. Да и надеялся я, что обойдется все, не скажут ему сразу, а там, глядишь, и поладите. Да разве шило в мешке утаишь? Донесли, стало быть. Так что не обижайся на него.
   - Да мы вроде поладили.
   - Знаю. Но знаю и то, как он тебя принял.
   - А что за причина была, если не секрет?
   - Причина... Незадолго до этого на их вертолете вал хвостового винта заменили. Так из двенадцати болтов на месте оказалось только три, а девять забыли установить. А три - это, как известно, не двенадцать. Не выдержали.
   - А Вы на чем летаете?
   - Ну, выпускали нас на Як-12. А теперь... Знаешь, понятие есть - "Вечный второй". Вот это про меня. К тому же, я сейчас не летаю. Командир должен быть летающим, а начальник штаба - не обязательно. Но речь не об этом. Просьба одна к тебе будет.
   - Какая?
   - Сам еще не догадался?
   - В том смысле, что не все должно в печать попасть?
   - С этим я спокоен, человек ты неглупый. Да и начальство твое, думаю, подскажет, если трудности возникнут. Я не об этом. Постарайся поменьше обо всем этом рассказывать. Знаешь, среди друзей, в разговорах. Кто знает, где и как оно аукнуться может. Скажу честно, жалею я, что так нескладно все вышло.
   - Да все в порядке.
   - Порядок - понятие тоже относительное. Ну, ладно, будем считать этот вопрос закрытым. Давай, подвезу тебя до работы.
   - Спасибо, - поблагодарил я, - но я уже почти на месте. Здание наше здесь же, на проспекте, чуть ближе к площади. Метров триста.
   - Ну, тогда будь здоров! Спасибо за компанию и не поминай лихом.
  
   Мы попрощались, и я пошел. Как я уже сказал, идти мне было недалеко, и через несколько минут я уже был на месте. На крыльце я встретил своего старого друга Витьку Соловьева.
   - Привет! - поздоровался он, - ты уже прибыл? А то шеф тобой интересовался. Где пропадал?
   - Да пришлось помотаться. А ты как?
   - А у меня все по-старому. Ладно, пошли наверх, там расскажешь.
   И он легко взбежал по ступенькам. Я, чтобы не отставать, поспешил за ним, на ходу здороваясь со встречными. А впереди нас ждала интересная работа, новые задания, новые встречи и долгая-долгая жизнь. Долгая и счастливая. Ведь до распада нашего великого и нерушимого государства оставалось еще целых двадцать лет. Вернее, почти двадцать.

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"