Шабанова Мария Валерьевна : другие произведения.

Одной дорогой. Глава 7. Призраки прошлого

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Говорят, что все встречи не случайны. Совсем не случайны. Уважаемые читатели, комментарии и оценки, как всегда, приветствуются.


      -

    ГЛАВА 7

    ПРИЗРАКИ ПРОШЛОГО

  
   Энимор вспоминал древние руины, затерянные в лесах провинции Рикасбери, ставшие последним пристанищем разбойника Виммаша, которым он некогда был. Храм Маилгарда, возможно, самый большой в провинции, восемь веков назад поражал своей красотой и величием, здесь совершались главные таинства новой для Итантарда религии. После прихода в мир демона Фосгарда религию предали забвению, а здание храма отдали инженерам, дабы они могли проводить свои опыты вдали от людей. За время их пребывания там святилище приобрело новые гротескные черты, но ничуть не потеряло в великолепии. Третья эпоха - эпоха расцвета науки и техники - закончилась почти так же печально, как и предыдущая, а в новой эпохе для старого святилища не нашлось применения - люди забросили его и обходили десятой дорогой, движимые суеверными страхами.
   Почти за два века ветра и время выщербили истертые каменные ступени, обрушили колонны, облупили красочные фрески, растрескали и уничтожили уникальные каменные плиты, которыми был выложен пол. Святилище, как последний в своем роде древний исполинский зверь, уходило в небытие, унося с собой странную веру, привезенную жителями Палланет Ракко. Единственное, что пока еще не сдавалось безжалостному времени - храмовые катакомбы, надежно спрятанные от любопытных глаз. Как раз они и стали идеальным укрытием для многочисленной банды лихого разбойника Виммаша, потратившего не один месяц на их детальное исследование.
   Именно там в свой последний день в глубокой задумчивости Виммаш делал бессмысленные засечки на кромке стола, за которым сидел, и делал это он так усердно, что вскоре и его колени, и пол вокруг был усыпан мелкими щепками. В тревожном молчании перед ним толпились несколько десятков бандитов. Только что дозорный принес плохую весть - местные рыцари, которые уже пару недель охотились за бандой в целом и их главарем в частности, нашли тайный вход в разбойничье логово.
  - Рыцари сюда не попрут - будут стоять в оцеплении, - спокойно произнес Виммаш, продолжая уродовать стол. - Не барское это дело - по катакомбам таскаться. Сюда пошлют солдатню. Сколько? Сотню? Две? Не знаю. Нас шестьдесят три бойца. Шестьдесят три отменных головореза в темных коридорах, на своей территории.
  - Хочешь принять бой? - спросил один из отменных головорезов. - Мы так не работаем.
  - Может предложишь сдаться? Если кто желает - я отговаривать не стану. Лично свяжу и выкину на поверхность, как только подойдут войска.
   В зале снова нависла тишина - желающих не оказалось.
  - Значит, бой.
   В подземельях поднялась шумная суматоха - разбойники готовились к битве, носились по коридорам, что-то кричали друг другу. Пляшущее пламя факелов нервно трепетало, бросая жаркие неверные блики на каменные стены катакомб, на черные, как вороново крыло, волнистые волосы Виммаша, на загадочную ухмылку, игравшую на его губах, на кинжал, рубящий край стола.
   "Смерть - это ни в коем случае не конец. Смерть - это начало больших перемен. Одна коротенькая жизнь, один быстрый взмах клинка, одна маленькая смерть - и вот уже надвигается волна, которую не удержать и не остановить. И все потому что в лес вошли двое, а вышел только один - я".
   Виммаш был взбудоражен охотой, которая велась за его головой - еще никогда награды за него не были такими высокими, никогда такое большое количество людей одновременно не желало его смерти. Знаменитый разбойник был польщен и тронут таким вниманием к собственной персоне. Он с нетерпением и трепетом ждал развязки истории, и чувствовал себя как именинник, ради которого устроили большой и пышный праздник.
   Когда часовой доложил, что войска на подходе, Виммаш понял - настал его звездный час, час, когда он вспыхнет, как комета, и пронесется по небосклону. Час, который запомнят надолго.
   Демгардские солдаты прорубили тяжелые дубовые двери и совершенно напрасно испортили резьбу и потратили силы - они были незаперты. Ворвавшись внутрь, они пробежали вниз по широкой лестнице, размахивая оружием и выкрикивая боевой клич, и, как оказалось, тоже совершенно напрасно. Первые ряды остановились в нерешительности - в катакомбах было темно и тихо, только крысы скребли где-то да капли воды отсчитывали секунды.
  - Здесь что, никого нет? - шепотом спросил один из них. - Странно.
   В свете зажженного факела перед солдатами предстало великое множество коридоров, лучами расходившееся от зала с лестницей. Послушав еще немного подземную тишину, они стали разбредаться по этим коридорам, уступая место в зале остальным своим товарищам.
   Двое солдат друг за другом медленно двигались по коридору, заглядывая в каждую комнату, но не находя там ничего интересного.
  - Как думаешь, у них есть тайный ход? - спросил тот, что шел первым, освещая очередную комнату. - Эй, ты меня слышишь?
   Не дождавшись ответа от напарника, он обернулся, но увидел только непроглядную тьму в конце коридора.
  - Что за?..
   Солдат не успел закончить фразу - он почувствовал, как чья-то шершавая рука зажала ему рот, как острая боль пронзила горло и как по нему потекло что-то горячее. А через несколько мгновений осталась лишь темнота и тишина.
   Только когда из глубины одного коридора донесся страшный крик, переходящий в хрипение и бульканье, солдаты, все еще толпившиеся в дверях, опомнились, поняв, наконец, у кого в гостях они находятся.
   Разбойники оборонялись в узких коридорах, где им с их кинжалами, небольшими секирами и шестоперами было гораздо удобнее, чем солдатам с длинными увесистыми палашами и тесаками. Но силы были не равны, и бандитам приходилось отступать под бешеным натиском демгардских войск. Солдаты рвались вперед, как псы, спущенные с цепи - они видели Виммаша, который периодически мелькал в каждом из коридоров, командуя своими бойцами. Взять саметтардца Виммаша - вот главная цель каждого из них, сулившая большую награду и звание капитана.
   Отдав несколько приказов, Виммаш подозвал к себе троих своих бойцов и приказал следовать за ним. Идти пришлось недалеко - небольшая комнатушка находилась в тупике короткого коридора и чуть ли не единственная во всех катакомбах имела дверь. Это была святая святых этого места - личные покои Виммаша, в которые никому не дозволено было входить. Потому и сейчас разбойники остановились на пороге в нерешительности.
  - Что ты хочешь? - спросил один из них. - У тебя есть план?
   Виммаш заглянул в глаза любопытному бойцу, которого от такого взгляда мороз продирал по коже.
  - Есть, - загадочно улыбнулся он, погладив круглый бок бочки, почему-то стоявшей в самом центре комнаты. - Подержи-ка.
   Виммаш протянул бойцу свой любимый кинжал. Дорогой клинок из сплава, производимого в пустыне Оркен, рукоять которого была увенчана оскалившейся головой дикой кошки, был известен так же хорошо, как и его хозяин. Бросив пылающий факел тут же, прямо на спутанный длинный обрывок веревки, который немедленно загорелся, Виммаш в спешке отодвинул грубо сколоченную кровать. Разбросав ногой вещи, под ней хранившиеся, и сдернув старую циновку, он под изумленными взглядами бойцов поднял крышку люка.
  - Тут что, тайник? - спросил тот, кому он отдал кинжал. - Или?..
  - Или, - сказал он, ловко спрыгнув в лаз и захлопнув за собой крышку.
   Едва он успел скрыться от ничего не понимающих бойцов, как огонь, бегущий по веревке, достиг бочки. Разбойники, стоящие в дверях, даже ничего не успели почувствовать - волна, состоящая из света, жара и звука, захлестнула их, выбросив из коридора и разрушая все на своем пути.
   Виммаша, находившегося аккурат под эпицентром взрыва, слегка оглушило звуком и присыпало каменной крошкой с едва не обрушившегося потолка. Еще несколько секунд он слышал, как наверху осыпаются камни, потом различал только отдаленные голоса. Когда все стихло, он прижался спиной к влажной скользкой стене, сделал несколько глубоких вдохов.
   "Прощальный концерт удался. Покойся с миром, Виммаш, ты здесь задержался. Скоро найдут твой обгоревший труп, сжимающий алруановый клинок, поплюют на него, выставят на показ. А кто-то безымянный скоро снова выйдет на большую дорогу. И первое, что он сделает - отольет памятник инженерам, которые придумали штуку, которая так чудно горит, и оставили ее для меня. Честное слово, славные ребята, жаль, что так плохо кончили. А рыцари и все, кто был здесь, распустят дурацкий слух о проклятии Фосгарда, которое лежит на этом святилище, которым дурные бабы будут пугать детишек. И все это сделали двое - я и тот знатный сопляк, который не вышел из леса".
   Виммаш наощупь нашел сундук, в котором он незадолго до этого спрятал новую одежду, нож, запас еды и воды. Нащупав нож, он поднес его к лицу.
   "В новую жизнь с новым именем и новым лицом, - подумал он, быстрым и точным движением распоров себе щеку почти до самого уха. - Так-то лучше. У Виммаша такой красоты не было".
   Переодевшись, он впотьмах побрел по тайному коридору, зажимая рукой порез и поднимая ногами брызги застоявшейся воды, подтопившей ход. Напоследок он обернулся:
  - Простите, парни. Вы слишком хорошо меня знали. Хотя, - добавил он, помолчав, - не так хорошо, как следовало бы.
  
   Сейчас Энимор сидел у погасшего костра, задумчиво тыкая палкой в золу. Рядом с ним сидел Гестага, увлеченно разглядывающий пойманную мышку, которую держал за хвост. Перед ними стояли запыхавшиеся Амкут, Вихат и Кордо - они только что вернулись с разведки с неутешительными вестями - как они ни искали, обнаружить следы Асель не удалось.
  - Она как сквозь землю провалилась! Я же видел, куда она пошла, - недоумевал Кордо.
  - Да кто эта девка, а, Энимор? - спросил Гестага, крепко зажав мышку между пальцами и дергая ее за маленькие ушки.
   Мышь жалобно запищала, когда Гестага принялся выворачивать ей лапки. Энимор молча наблюдал. Гестага был лучшим бойцом в его отряде - кроме виртуозного владения тесаком, он был напрочь лишен чувства жалости и сострадания, и никогда не мучался сомнениями по поводу необходимости очередного убийства.
  - Моя старая знакомая. Одно время мы разбойничали вместе.
  - И с чего ты взял, что ей можно доверять?
  - Этого я не говорил. Единственное, что я знаю, так это то, что меня она никогда не обманывала. Или обманывала так ловко, что я и не заметил.
  - А как же, тебя обманешь, - засмеялся Гестага, продолжая издеваться над мышкой.
  - Я хочу услышать мнение каждого из вас, - сказал Энимор, в душе надеясь, что какая-нибудь неожиданная мысль, озвученная кем-нибудь из бойцов, решит исход дела.
  - А не может она быть запроданной какому-нибудь подонку, которому мы перешли дорогу? - прищурился Гестага.
  - Это вряд ли. Раз уж она уж гуляет на воле без гири на ноге - значит и не служит никому. Кроме как цепью, ее привязать нечем, ничего ей бросить не жалко - это я точно знаю.
  - Так сколько воды утекло с тех пор - может и обзавелась чем-нибудь... или кем-нибудь дорогим?
   Энимор пожал плечами, хотя был уверен в том, что гордую степнячку, которая носится со своей свободой, как дурень с писаной торбой, не исправит даже могила.
  - Ну, раз так - отчего бы не попробовать? Даже если вдруг что, мы из такого дерьма выбирались, что вряд ли девка сможет нас удивить, - решительно заявил Гестага.
   В его ответе Энимор не сомневался - у этого психопата не было ни тормозов, ни инстинкта самосохранения, а была только жажда крови и денег, потому он без сомнений кидался в любую драку, не очень-то заботясь о последствиях.
   Амкут все это время с безучастным видом созерцал ослепительно голубое утреннее небо, которое виднелось сквозь сеть листьев и веток. Его настолько занимала эта картина, что, когда специально для него повторили вопрос, он, не отрывая взгляда от неба и листьев, выдал ответ, который подходил к любой ситуации подобного рода.
  - Я не мыслитель, Энимор, я арбалетчик. Я стреляю, куда мне скажут. И мне совершенно безразлично - стрелять сегодня или завтра, утром или вечером, здесь или за сотню паллангов отсюда. Делай как знаешь.
  - А коли подохнешь там, ежели что? - спросил Кордо.
  - Если подохну, то не буду стрелять, - философски изрек арбалетчик, все же оказавшийся мыслителем.
  - Не шибко мне эта деваха нравится, - прямо заявил Кордо. - Вы меня хоть режьте, не верю я ей. Но без нее придется то ль шуровать через весь лес незнамо куда, то ль вертаться взад. Так что, хоть я и не верю ей, но я верю Энимору. И, раз уж он говорит, что надобно соглашаться, то я соглашусь.
  - Ну и дурак, вот что я тебе скажу, - Вихат порывисто встал и принялся ходить по поляне. - Какая вера может быть ей, коли она выдает тех, кого еще вчера оберегала? К чему ей это вообще надо? Что ей за то будет?
  - Вот тебе мудрец и мыслитель, Энимор, светило беретрайской философской мысли, - прыснул в кулак Амкут.
   Вихат недовольно засопел. Для него разговор с Амкутом был самой изощренной пыткой из всех, которые он мог себе представить. Порывистого импульсивного беретрайца невероятно раздражали медлительность Амкута и его безразличие ко всему, что по его мнению, должно было волновать нормальных людей. Амкута же раздражал сам Вихат. Потому эти двое не упускали не единой возможности задеть друг друга за живое, устроить перебранку или драку. Энимору уже порядком надоело такое положение дел, но ничего поделать он не мог - оба бойца были нужны ему. Он мог их усмирять, разнимать, держать под контролем, но заставить их относиться друг к другу лучше было не в силах командира, будь он хоть трижды саметтардцем со знаменитым взглядом исподлобья.
  - Глухим наркоманам слова не давали, - выпалил Вихат. - Я против этого плана.
   Энимор недобро глянул на беретрайца - раздражаясь, тот не заметил, как стал зарываться, и не подумал о том, что последнюю его реплику командир может расценить как попытку урвать кроху власти.
  - Ну чего ты выделываешься, Вихат? - спокойно продолжал Амкут, пропустив мимо ушей оскорбление. Он уже давно не обижался ни на "глухого", ни на "наркомана", потому что еще с детства запомнил, что на правду не обижаются. - У тебя есть тесак, ты им вроде даже махать умеешь - вот и маши на здоровье! Хватит строить из себя непризнанного полководца, занимайся лучше своим делом.
  - А я, быть может, не хочу подыхать! С чего я должен верить этой не пойми кому - то ль степнячке, то ль бандитке, то ль воровке - хрен разберешь? У ней же на морде написано, что обжулит, в могилу вгонит, а потом еще и сверху спляшет. Будь моя воля, не стал бы с ней якшаться, а уж тем паче дело иметь.
  - На то ты и не командир, - подытожил Амкут. - Если бы всякому паршивому дезертиру давали за всех решать, то Мар Занн Аши, будь он неладен, уже давно бы под себя весь Итантард подмял.
   Вихат, видимо, не усвоил в детстве уроков о правде и обиде, потому ненависть к арбалетчику вспыхнула в нем с новой силой. Вихат действительно был дезертиром - в одну из недавних войн с Заретардом он и Кордо сбежали перед атакой, которая, с какой стороны ни глянь, была дуростью и самоубийством. Естественно, ту битву беретрайцы проиграли, и присутствие двоих рубак не спасло бы дела, но Вихат до сих пор не знал, насколько правильно он поступил. Вернее, он даже был уверен, что поступил в крайней степени неправильно, однако мысль о том, что он все еще жив, сильно притупляла чувство вины.
   Несмотря на все за и против, он до сих пор сильно обижался, когда его кто-нибудь называл дезертиром. Вдвойне обиднее было от того, что его во всеуслышание так назвал ненавистный арбалетчик. Потому, не долго думая, Вихат набросился на него и, сбив с ног, принялся бить по чем зря.
   Эта выходка окончательно вывела из себя Энимора, который и так был не в духе. Вскочив, он стремительно пересек поляну и, дернув Вихата за шиворот, оттащил его от Амкута. Дождавшись, когда беретрайец выпрямится, Энимор зажал его горло между своим плечом и предплечьем. Глаза Вихата округлились от неожиданности и страха.
  - Пусти, - прохрипел он. - Пусти, задушишь!
  - Задушу, - шипел ему на ухо командир, медленно сгибая руку в локте. - Задушу гада. Надоел ты мне. Сколько раз предупреждал тебя? Сколько раз обещал повесить за драки и прочие выкрутасы? Жаль только веревку искать долго, придется голыми руками...
   Вихат цеплялся пальцами за руку Энимора, пытаясь отстранить ее от горла, но командир держал его мертвой хваткой, и грязные ногти только беспомощно скребли по иссеченному железному наручу. Вихату стало нечем дышать, в глазах потемнело, в мозгу проносились неясные мысли. Ослабевшие руки теперь хаотично дергались, ноги скользили по земле, взъерошивая прошлогодние листья, из груди вырывались слабые хрипы.
   Остальные бойцы безмолвно смотрели на расправу. Для них Энимор сейчас походил на удава, изображающего гипнотический танец колец. Только когда Вихат уже почти совсем обмяк в руках командира, спохватился Гестага и, подбежав к Энимору, толкнул его в спину, заставив ослабить хватку и выпустить несчастного.
  - Сдурел ты что ли? - шепотом произнес Гестага. - Разве первый раз этот дурень такие штуки выкидывает? Если ты так со всеми будешь, то за неделю всех передушишь, как лиса в курятнике. Мы и так одного бойца потеряли, нам только второго мертвяка недостает.
   Энимор знал, что Гестага прав. Он смотрел на Вихата, который хрипел и корчился на земле, пытаясь восстановить дыхание, на Кордо, который с перепугу так тряс своего товарища, пытаясь выяснить жив тот или нет, что только мешал ему прийти в себя, на Амкута, который решил придерживаться нейтралитета и лишь наблюдать за всем со стороны.
  - Завтра в полдень мы будем ждать их у пещеры, - мрачно сказал Энимор. - Разговор окончен.
  
   Первым, что увидел Анвил Понн Месгер, открыв глаза, был большой серый волкодав, внимательно наблюдавший за ним. Не поняв, что происходит, сыщик снова зажмурился и попытался вспомнить последние события. "Лес, охотники за головами, лесник, Поедательница... ох. Эта страхолюдина еще. Может быть это тоже был кошмар?" - с надеждой подумал он. Однако его чаяниям не дано было сбыться - в следующую секунду он почувствовал, что его руки стянуты за спиной в районе локтей и, судя по ощущениям, стянуты уже давно.
   Он открыл глаза снова. Собака никуда не делась - она все так же пристально смотрела на него, вывалив большой розовый язык. Осторожно, стараясь не привлекать внимания волкодава, Анвил повел глазами, пытаясь осмотреться. К своему удивлению, он находился в доме лесника, из которого его вчера выгнали, но хозяина нигде рядом не было. Судя по свету за окном, было уже утро, и Анвил решил, что невежливо так злоупотреблять гостеприимством незнакомого человека и пора бы отсюда убираться.
   Помня о больших, острых и многочисленных зубах пса, сыщик острожно пошевелился, следя за реакцией волкодава. Реакции не последовало, и он пошевелился еще раз, уже смелее, и при этом чувствовал себя невероятно глупо - он был уверен, что собака видит все, что он делает, но смотрит на него как будто со снисхождением. Последний раз у него было такое чувство, когда он врал своей бывшей возлюбленной, и при этом она знала, что он врет, а он знал, что она знает.
   Задумавшись, Анвил не рассчитал усилий и от неаккуратного движения упал со скамьи. Полет был недолгим, но запоминающимся, а падение - весьма болезненным. Коснувшись пола, он замер в ожидании того, что пес кинется на него, однако тот только залаял, и вскоре дверь отворилась и в комнату вошел сам лесник.
  - Ну что, очухался? - спросил он Анвила, и не думая помочь ему встать или хотя бы принять более удобную для разговора позу. - Видал я в гробу таких гостей, как ты, вот что. Одни неприятности мне от тебя - сначала что-то умыкнуть пытался, потом это чудище на голову свалилось...
  - Да не пытался я ничего стащить, добрый человек! Клянусь тебе Алсидриандом, Кестиандом и...
  - Ну, может и не пытался, может я вчера и погорячился маленько.
  - А что вчера случилось? И почему у меня руки связаны?
  - Руки... ну дык это для безопасности. А то, понимаешь, ходят тут всякие, а потом ведра и котелки пропадают.
  - Но я не вор! - в отчаянии воскликнул Анвил, не представляя, как он сможет это доказать, если понадобится.
  - Ладно тебе, не верещи, как порося недорезанное, - пробурчал лесник, снимая веревки с рук сыщика.
   Наконец-то Анвилу удалось подняться - руки затекли и в ближайшие минуты были непригодны к использованию, и это время он решил потратить с пользой.
  - Вчера страхолюдина была... что с ней стало?
  - Может была. А может и не было, - как-то туманно проговорил лесник.
  - Что значит не было? Я же собственными, вот этими вот глазами видел ее - страшная, как черт болотный, и глазищи такие, и ручищи, как у столетней старухи...
  - Не знаю что ты там видел, а я ничего не видал. Пес залаял - слышал, вышел на улицу - вижу, кто-то побежал, а ты без сознания на пороге у меня лежишь. Не бросать же тебя.
  - Спасибо тебе, добрый человек! Да благословят тебя Алсидрианд, и Кестианд, и...
  - Да слышал я это уже. А страхолюдины никакой не видел. Так и скажи всем, кто спросит - не видел.
  - Хорошо, - Анвил не понимал, почему лесник так настаивает на том, что не видел чудовища. - А кто спросить-то может?
  - Почем мне знать. Может ты, как это... провокатор, во. Из Хенетверда22, почем знать...
   Анвил поспешил заверить лесника, что к упомянутой организации он не имеет никакого отношения, но после этого всякие разговоры о чудовищах прекратил от греха подальше. После упоминания Хенетверда разговор перестал клеится.
  - Держи свои вещички, - лесник протянул вещи Анвила, небрежно завернутые в его же плащ. - И вымётывайся отседова, пока чего не случилось.
  - Да благос... - начал было Анвил, но осекся, когда увидел взгляд лесника, красноречиво намекающий на то, что сказано уже достаточно. - Все-все, ухожу.
   Сыщик быстро шагал по лесу, на ходу пытаясь экипироваться. Настроение у него было весьма неопределенное - с одной стороны то, что он остался жив после встречи с неведомым, но, без сомнения ужасным чудищем, грело душу, но все же отдых, которого так ждал Анвил, не удался.
   "Да к черту все вообще! - думал он, нервно отряхивая одежду от приставших растений. - Ну, не совсем всё, конечно... Но я хочу хоть поспать спокойно. И пива. И еще надо написать Кеселару, а то подумает, что зря мне деньги платит."
   Анвил вошел в деревню, натянув капюшон настолько, насколько позволял покрой, и решительно направился в кабак. Дверь ему открыл заспанный и помятый трактирщик, который явно был не рад гостю, хотя других у него не было. Не удостоив Анвила даже взглядом, он достал из-под стойки помятый фартук и, протирая глаза, сонно протянул:
  - Чего?
  - Ну, пива. Ригонтардского нет, как я подозреваю, так что давай местного.
  - Никакого нет. Есть самогон. Медовуха.
  - Э, нет, любезный. Надираться с самого утра я не желаю. Принеси поесть чего угодно, не важно.
   Пока трактирщик ходил на кухню, чтобы поставить разогреваться еду, Анвил посчитал оставшиеся деньги и пришел к неутешительному выводу - почему-то их оказалось меньше, чем он думал. Потому сыщик стал составлять в уме письмо работодателю, придумывая, как бы так описать все опасности, которые ему довелось пережить, чтобы старый рыцарь не мог усомниться в правдивости рассказа.
   Хозяин заведения вернулся, неся на подносе яичницу с салом и куском мяса, несколько ломтей хлеба и большую кружку молока. Анвил, уже давно не видевший нормальной еды, чуть не потерял голову при виде еще шкварчащего мяса, а запах жареного сала вводил его в состояние священного трепета, ему было сложно сдержаться и не наброситься на еду, пока она еще была в руках трактирщика. Утолив первый голод, Анвил, наконец-то, вспомнил, какова была основная цель его визита в деревню.
  - Скажи, любезный, а можно ли отправить отсюда письмо с кем-нибудь в замок демгарда Канетмакского?
  - Можно, коли есть чем платить. Сегодня как раз охотник наш настрелял дичи к столу демгарда, с ним отправить можешь, он быстро доставит. Ну, конечно, если успеешь его поймать - во-он он, коня седлает, через дорогу, - трактирщик ткнул пальцем в окно.
   Теперь он с удовольствием наблюдал, как Анвил с куском хлеба в зубах кинулся на улицу, чуть было не опрокинув скамью и врезавшись в дверной откос. Он долго что-то рассказывал невысокому бородатому охотнику в коротком кожаном плаще, который был уже готов тронуться в путь.
  - Ну что, отдал? - просил трактирщик запыхавшегося Анвила.
  - Что отдал?
  - Письмо, знамо дело.
  - Так его ж еще написать надо... Кстати, здесь не найдется бумаги, пера и чернил?
   Трактирщик укоризненно смотрел на сыщика, всем своим видом показывая, как мало его волнуют проблемы случайных посетителей.
  - Я заплачу, разумеется, - Анвил с сожалением списал в уме со счетов пару хетегов.
   Все еще сохраняя недовольный вид, трактирщик извлек из-под стойки чернильницу, припавшую пылью, пожелтевший листок бумаги, помятый по краям, и ободранное гусиное перо. Сыщик прикинул, сколько он уже не держал в руках никаких пишущих принадлежностей и, тяжело вздохнув, принялся писать.
  
   Алтургеру Кеселару от Анвила Понн Месгера.
   Получив письмо вашей светлости, я немедленно отправился к канетмакскому замку и обследовал все окрестности Южной дороги. Не стану описывать всего, что произошло в этот день, а перейду сразу к делу. Только к ночи мне удалось найти беглеца, который действительно скрывался в лесу. И, неожиданно для меня, он был не один, а в компании некоего Оди и некой Асель. Этой же ночью на них коварно напали охотники за головами, но удача им не улыбнулась и они нашли свой конец на той же поляне, сраженные мечом Сигвальда из Ралааха и стрелой Асель, фамилии или прозвища которой мне не удалось узнать...
  
   Анвила передернуло, когда он вспомнил кровавую сечу в ночи - хоть он на своем веку видал и не такое, но все же это зрелище ощутимо ударило ему по нервам. Откусив кусок хлеба с салом и тщательно его пережевывая, сыщик продолжил письмо.
  
   ...Казалось бы, теперь они смогут легко уйти, но на следующий вечер выяснилось, что эта группа охотников была не единственной. Совершив хитрый маневр, я узнал нечто совершенно бесподобное. Не знаю, обрадует вас эта весть или расстроит, но у Сигвальда из Ралааха нет никаких шансов бежать. Во-первых, вторая группа значительно превосходит первую по численности и вооружению. Во-вторых, Асель предала Сигвальда и Оди, и уже завтра в полдень они будут в плену у командира этого отряда...
  
   Кое-как влепив последнюю строку, Анвил перевернул листок.
  
   ... А этот командир тоже не так-то прост. Мне удалось выяснить, что у него богатое разбойничье прошлое, и пять лет назад он был известен под именем Виммаш. Мне, к сожалению, это имя не говорит ни о чем, но быть может, Вы что-либо об этом знаете.
   Теперь перейду к делам менее важным, но и они могут оказаться существенными. Нынче ночью на меня напало некое неведомое существо, и я чудом остался жив. Не хватит никаких слов, чтобы описать эту страхолюдину, потому прилагаю рисунок...
  
   Сыщик принялся за рисование, от усердия даже высунув кончик языка. Он был не бог весть каким художником, потому то, что получилось в итоге, можно было назвать и волком, и котом, и даже лошадью. В одном сомнения не было - нарисована была отменная страхолюдина. Довольный проделанной работой, Анвил продолжал.
  
   ... Это чудовище не было похоже ни на кого, из виденных мною прежде, при его виде я почти моментально потерял сознание...
  
   Тут он вспомнил об организации Хенетверд, и решил, что, пожалуй, не стоит столько времени уделять чудовищам, существование которых многие отрицают. Письмо он закончил быстро и немного скомкано.
  
   ...Хотя, возможно, это просто бред, порожденный крайней усталостью.
   За сим письмо кончаю, но продолжаю следить за тем, за кем мне было поручено, и при первой же возможности сообщу новости.
   Да хранят вашу светлость великие духи Кестианд и Камтанд".
  
   Анвил критически осмотрел дело рук своих - неровные строчки с корявыми буквами ползали по листу то вверх, то вниз, а между ними красовалась авторская иллюстрация и несколько клякс. В целом смотрелось не так уж плохо, но сыщик остался недоволен. Сравнив свое произведение с письмом Кеселара, в котором удивительно прямые и аккуратные строчки смотрелись как единый орнамент, он пришел к выводу, что его собственное послание выглядит очень неубедительно, но переписывать было некогда да и не на что.
   Охотник, ожидавший во дворе, уже несколько раз заходил в кабак и грозился Анвилу уехать без письма, но обещанный рамер удерживал его на месте.
  - Отдашь это лично в руки алтургеру Кеселару, - сказал Анвил, глядя как бесцеремонно охотник запихал письмо за пазуху. - Лично!
   Кивнув и забрав обещанную серебряную монету, охотник легко запрыгнул в седло и умчался в направлении Канетмакского замка. Проводив его взглядом, Анвил вернулся к трактирщику.
  - А можно ли снять у вас комнату на день или на два? - поинтересовался он, уплетая за обе щеки остатки завтрака.
  - Комнат не держу. Но чердак есть, если очень надо. Вот недавно там чудак какой-то жил, говорит, писатель. Ему понравилось.
  - Чердак так чердак, все лучше, чем под сосной на мху.
   Анвил не пожалел о своем выборе - чердак оказался на редкость светлым и солнечным, золотые лучи сквозь слуховое оконце попадали на большую охапку такой же золотой соломы, в воздухе кружились микроскопические пылинки. Улегшись на свое спальное место, Анвил пошарил рукой под соломой и извлек оттуда несколько мелко исписанных листов бумаги, очевидно, забытых писателем. Сначала он пытался их прочесть, но смысл прочитанного абсолютно не откладывался в голове. Когда Анвил поймал себя на мысли, что уже пятый раз читает одну и ту же строку, он дал себе обещание, что никогда в жизни не станет читать ни одного произведения этого неизвестного автора, и заснул сладким и таким долгожданным сном.
  
   Утро, начавшееся так солнечно, к полудню потускнело и помрачнело, небо затянуло не пойми откуда взявшимися тучами. Мелкий дождь сеял, не переставая, с обеда, и едва успевшие высохнуть дороги снова раскисли.
   Одинокий всадник медленным шагом ехал по дороге, огибавшей Канетмакский замок - лошадь понуро брела, меся грязь копытами и погрузая в нее по самые бабки, закутанный в плотный непромокаемый плащ седок, сильно ссутулившись, мерно покачивался в седле, почти не держа поводья. То был Кеселар, совершающий прогулку, ставшую для него привычной в последние несколько дней.
   В дни после побега своего оруженосца почтенный рыцарь ходил как в воду опущенный. Его огорчало не только само происшествие, но и то, что он так и не смог определить своего отношения к случившемуся. С одной стороны, он был зол на то, что Сигвальд поступил как последний идиот, выставив дураком и своего хозяина, но, с другой стороны, Кеселар смутно чувствовал, что у обычно очень сдержанного и рассудительного парня были веские причины для такого поступка. Да еще масла в огонь подливали горячие обсуждения события, которые до сих пор не утихали среди друзей и родственников Бериара. Кеселар бы с радостью покинул все собрание, однако этикет не позволял сделать этого - по правилам он должен был провести еще как минимум две недели у своего единокровного брата.
   Однако нахождение в ненавистном замке было невыносимо для старого рыцаря, потому он, как правило, уезжал куда-нибудь рано утром и приезжал только после наступления темноты, иногда даже не успевая к ужину. Все это время он пытался отвлечь себя от тяжких мыслей исследованием окрестностей и достиг в этом значительных результатов, вновь обнаружив в лесу давным-давно заброшенные святилища Маилгарда, Властителя Мира, божества, почитаемого жителями далекого континента Палланет Ракко, культурно-религиозный обмен с которыми закончился печально известным катаклизмом с приходом Фосгарда, в результате которого образовалась пустыня Оркен.
   Размышления Кеселара о былых временах были прерваны появлением еще одного всадника, который несся по дороге так, будто его преследуют войска Мар Занн Аши. Он попытался обогнать еле плетущегося Кеселара, но выбрал для этого неудачный момент - брызги, которые он поднял из глубокой лужи, густо обляпали грязью лошадь, плащ и сапоги рыцаря. Кеселару была безразлична испачканная одежда, но явного хамства аристократ не спускал никому и ни при каких обстоятельствах.
   Пришпорив породистого коня, он быстро нагнал своего обидчика и окликнул его, приказав остановиться, но никакой реакции не последовало, потому рыцарь схватил плеть и стеганул ею по плечу стремящегося вперед всадника. Тот, наконец заметив погоню, резко затормозил, поставил коня на дыбы и, развернувшись, негодующе спросил:
  - Ты кто такой, черти тебя раздери?
  - Я Кеселар, алтургер ре хивгард! - гордо отвечал рыцарь, вытащив из-за пазухи массивный медальон с миниатюрой своего герба. - Теперь назовите свое имя и звание или титул, чтоб я знал, на каких условиях вызвать вас на дуэль.
   Всадник, только что надменно гарцевавший на своей пегой кобыле, заметно стушевался, сдулся и вообще готов был провалиться под землю, а услышав о дуэли, возжелал бежать за тридевять земель. Соскочив с лошади прямо в грязь, он отвесил земной поклон перед удивленным Кеселаром.
  - Прошу простить меня, милостивый государь! Я простой охотник, я везу дичь в Канетмакский замок. Вы уж простите, не признал в вас рыцаря высокой крови...
  - А что, тех, кто не высокой крови, можно и грязью обдать, а?
  - Нет, нет... Простите, не признал... простите, - дальше охотник перешел на язык поклонов и нечленораздельного бормотания.
  - Будет тебе, покланялся и хватит. Прощаю, - ухмыльнулся Кеселар, у которого на самом деле не было никакого желания разбираться с перепуганным до полусмерти крестьянином.
   Охотник заметно повеселел, уразумев, что никакого наказания за его оплошность не последует. Сейчас ему было бы самое время забраться на лошадь и уехать с глаз долой, но он неуверенно переминался с ноги на ногу, теребя в руках поводья и загородив собой дорогу. Кеселар вопросительно глянул на него.
  - Вы, милостивый государь, сказали что вас величают Кеселаром? - он кивнул. - Тогда я должен передать вам письмо. Вот, лично в руки. Хорошо, что мы так встретились, а то разминулись бы - где бы я потом вашу милость искал?
   Охотник протянул Кеселару извлеченное из-за пазухи письмо без конверта и печати, которое выглядело еще хуже, чем утром. Пробежав глазами по первым строкам, рыцарь увидел имя отправителя и быстро сунул письмо под плащ, ибо чернила уже поплыли под мелкими каплями дождя. Бросив посыльному истертый рамер, он спешно удалился, не проронив больше ни слова и оставив находившегося в недоумении охотника наедине с внезапно привалившими за сегодняшний день двумя серебряниками.
   От волнения у Кеселара сосало под ложечкой. Ему так не терпелось узнать новости по своему делу, что он гнал лошадь на пределе возможной скорости, пока она не поскользнулась на грязи и чуть было не упала. Тогда он перешел с галопа на легкую рысь и вскоре приехал в замок. Алтургер оставил лошадь на попечение своего пажа, который развлекался беседами с какой-то девчонкой из прислуги, не ожидая столь скорого возвращения хозяина. Мальчик уже сжался в ожидании нагоняя, но Кеселар был так взволнован, что даже не обратил на него внимания. Хлопнув дверями, он стремительно прошел к своим покоям, волоча мокрый тяжелый плащ по каменным плитам пола и оставляя за собой грязные следы, которые тут же замывались горничными.
   Едва успев скинуть плащ и зажечь свечу, он принялся жадно читать письмо, пытаясь разобрать каракули Анвила, которые еще и частично растеклись по листу. Чем больше он узнавал, тем более омрачалось его чело. Дойдя до конца, он перечитал послание еще несколько раз, поверяя, не упустил ли он чего-то важного.
   Когда в дверь постучали, Кеселар не отрываясь от чтения буркнул "Войдите", и в следующий момент услышал голос Яноры, в котором легко было различить укоризненные нотки:
  - С такими прогулками ты заработаешь себе ревматизм, Кеселар. Смотри, ты же весь промок, - с сестринской заботой произнесла она.
  - У меня был непромокаемый плащ.
  - Этот плащ с непромокаемостью связывает только название, - фыркнула она. Увидев, что Кеселар пропустил ее слова мимо ушей, она приблизилась к нему и заглянула через плечо. - Что это у тебя?
   Рыцарь машинально прикрыл письмо рукой. В последние дни Янора стала единственным человеком, с которым алтургер делился своими переживаниями, чувствуя, что сам не сможет нести этот эмоциональный груз. Но даже не смотря на это, он не хотел, чтобы все сведения из письма стали известны Яноре.
  - Это письмо от сыщика, - кратко пояснил он.
  - О! Он нашел твоего оруженосца?
  - Да. Все плохо.
   В комнате повисла тишина.
  - Но он по крайней мере жив? - осторожно спросила Янора, присаживаясь в кресло, обитое зеленым бархатом.
  - Пока что да. Но, думаю, это ненадолго. А этот сыщик забавный парень, смотри-ка, что он нарисовал, - чтобы хоть как-то разрядить обстановку, Кеселар подал Яноре рисунок Анвила, предварительно загнув края письма. - Наверно, он испугался какой-нибудь бродячей собаки.
   Янора разглядывала художества Анвила, задумчиво барабаня пальцами по резному подлокотнику - рисунок казался ей смутно знакомым.
  - Кеселар, это не собака. Посмотри на передние лапы - они совсем как человеческие.
  - Это собака. Просто сыщик оказался весьма посредственным художником.
  - Погоди немного, я сейчас тебе покажу кое-что, - сказала Янора и выбежала из комнаты рыцаря, оставив его в глубокой задумчивости.
   Через несколько минут она вернулась и протянула Кеселару небольшую истрепанную книжечку в кожаном переплете.
  - "Те, кого не существует"? - скептически спросил Кеселар, прочитав тисненое название книги. - Ты серьезно?
  - Конечно серьезно! То, что чудовища пришли в наш мир вместе с Фосгардом восемьсот лет назад, еще не значит, что их не осталось и поныне. И уж тем более не значит, что их не было вовсе, как утверждают некоторые.
  - Ты ходишь по лезвию ножа, Янора, интересуясь такой литературой. Знаешь ли, в наше время опасно иметь собственный взгляд на что-либо, если есть общепринятое мнение.
  - Не беспокойся за меня, ведь я не кричу на каждом углу о своих взглядах.
  - И правильно делаешь.
   Кеселар открыл книжицу на странице, указанной Янорой и увидел там изображение чудовища, очень напоминающее то, что нарисовал Анвил. Следующая страница начиналась заголовком "Сидноок", рядом приводилось описание, которое рыцарь прочитал вслух:
   "Сидноок - чудище сие есть редкое и древнее, зародившееся на Итантарде еще до прихода Фосгарда (именуемого иногда Ахразалом) и его адской свиты, что ныне расползлась по всему миру. Живет в любой местности без разбору, лишь бы поближе к людским селениям, ибо питается он только человеческою плотью. Охотится чаще всего в ночи, неслышно подкрадываясь к одиноким путникам и напуская на них видения, после чего те стоят, не шелохнувшись, пока тварь пожирает их тело. От своих жертв оставляет только кости, которые, бывает складывает в горки или же круги, а некоторые забирает себе и делает из них своих идолов, которым поклоняется. Если же такого идола забрать или разломать, то будет сидноок гнаться за тобой по следу доколе не выследит и не пожрет.
   Средства супротив чудища только два - никогда не бывать в одиночку или же застать его врасплох. Хитрый сидноок, открыто повстречав нескольких людей, насылает на них кошмары, морочит и исчезает. Найти же его очень трудно, но есть несколько средств..."
   Читать способы приманки и поимки чудовища Кеселару не хотелось. Он захлопнул книгу и, покачав головой, произнес в пустоту:
  - Боюсь, чудище - не самая большая проблема Сигвальда...
   Кеселар сидел у окна, подперев голову рукой, и бесцельно смотрел на дождь, который к тому моменту уже превратился в ливень. Янора провела еще некоторое время с ним, но поняла, что рыцарю надо побыть одному, потому удались, сказав, что ей нужно привести себя в порядок к ужину.
   Алтургер же в это время думал о разбойнике Виммаше, с которым он был связан весьма печальными воспоминаниями. Виммаш был непревзойденным мастером своей профессии - ему удалось сколотить большую банду и терроризировать всю провинцию Рикасбери на протяжении нескольких лет. Участники банды периодически попадались и кончали свой жизненный путь кто на плахе, кто в петле, но сам Виммаш оставался неуловимым. Кто знает, сколько бы так продолжалось, если бы однажды этими бандитами не был убит Инхар, сын Иналтары, единственной дочери Самуара. На тот момент ему было восемнадцать лет и он служил оруженосцем у своего дяди Энвиммара, готовясь к тому, чтобы через три года получить рыцарское звание.
   Когда нашли тело юноши, его отец и все дяди, догадавшись, чьих рук это дело, устроили небывалую доселе охоту на бандитов, в которой принимал участие и Кеселар, горящий жаждой мести за своего любимого племянника. Очень скоро банда была наголову разбита, практически все ее участники были стерты с лица земли, но вот тело главаря так и не нашли. Впрочем, когда закончился траур по Инхару, о Виммаше и иже с ним забыли, и больше никто не видел его.
   Сейчас Кеселару казалось невероятным, что после стольких лет некогда самый разыскиваемый преступник провинции может запросто оказаться в руках мстителей. Больше всего рыцарь жалел, что уже нет в живых его брата Фалара, который тоже был очень привязан к Инхару, и с большим удовольствием всадил бы свой меч в грудь убийцы.
   Рыцарь в раздумьях мерил шагами комнату, не зная, что ему делать. Самым правильным, по его мнению, было бы сказать о своем открытии всем, кто был связан с ним узами кровной мести, но мысли о возможных последствиях для Сигвальда не давали покоя Кеселару.
   "Нужно организовать погоню! В этот раз этому проклятому бандиту не удастся сбежать, как прежде, а там уж под шумок может и потеряется кое-кто, как знать..."
   Кеселар уже начал разрабатывать план погони и побега для своего непутевого оруженосца, когда понял одну важную вещь - он не имел ни малейшего понятия, где сейчас находятся Виммаш и Сигвальд. К тому же, даже будь у него информация о местонахождении разбойников, нельзя было даже надеяться на то, что Кеселар доберется до оруженосца раньше Виммаша.
   "После того, как Сигвальда схватят, "случайно потерять" его будет очень уж затруднительно, - рыцарь продолжал ходить по комнате. - Ха, если бы мне год назад сказали, что я всерьез задумаюсь об организации побега, я бы не поверил. Да, докатился ты, Кеселар, докатился, на старости лет в такие аферы встревать. Как говаривала одна моя знакомая - вспомнила бабка, как девкой была. А какого, собственно, черта я этой ерундой страдаю? - подумал он, остановившись. - В конце-то концов, Сигвальд все еще мой оруженосец, и без моего ведома я его повесить не позволю. Его приказано брать живым, так что пусть уж доставят в замок, а там я устрою разбирательство - все честь по чести, по закону! Перебьется старый пес Бериар пускать в расход чужих вассалов! А с бандитом отдельно разберемся... Ну вот, как все просто оказалось. Старею я что ли, умом уже слаб стал? А годы все идут, идут. Я-то думал, смена мне готова, а тут на тебе - удружил Сигвальд. Удружил, козья морда."
   Горько улыбаясь прожитым годам, Кеселар спустился из своих покоев вниз. Поначалу он хотел все же рассказать братьям о Виммаше, но вовремя спохватился, подумав о том, что ему будет весьма затруднительно объяснить, откуда у него эти сведения, да к тому же подзадоривать рыцарей было опасно - они могли иметь на этот счет свои мысли и запросто расстроить по всем параметрам хороший план Кеселара.
   После решения (хотя бы теоретического) задачи, которая мучила его уже несколько дней, старый рыцарь наконец-то пребывал в благодушном состоянии, в котором и вошел в общий зал.
   Сейчас это помещение больше походило на собрание биржевых маклеров, которые громко и бурно что-то обсуждали, выкрикивая числа и даты. Кеселар с трудом пробрался к центру и увидел, что посреди зала за столом, заваленным монетами и бумагами, сидит сам Бериар, и что-то пишет, обмениваясь короткими фразами с остальными рыцарями. Оторвав глаза от своей писанины, демгард увидел Кеселара.
  - О, Кеселар! Тебя как раз не хватало! Эй, тебя что, твой конь сбросил с седла? - алтургер прикусил губу осознав, что забыл переодеться и сейчас находится в весьма неопрятном виде. - Сколько поставишь?
  - Что? - переспросил Кеселар, так и не поняв, о чем идет речь.
  - Спрашиваю, сколько поставишь на то, что кого-нибудь из этих ублюдков поймают к завтрашнему вечеру?
   Старого рыцаря такой вопрос просто ошарашил и весь позитивный настрой осыпался, как листва по осени. "Ставки на смерть? Ну уж нет, благодарствую. Не докатился я еще до такого позора и бесчестья".
  - Я не азартный игрок, Бериар.
  - Эй, ты что, становишься сентиментальным к старости? Брось, Кеселар, мало ли таких дураков оруженосцев! Что было, то прошло, к черту его! Делай ставку!
   Кеселар побледнел от злобы. "Что было, то прошло? Стало быть к черту Сигвальда? Значит и Виммаша к черту. Неужели я только что думал, будто ему есть дело до кровной мести? Ему давно уже плевать и на Инхара, и на сестру нашу Иналтару, которая умом тронулась после смерти сына. Старому псу только дай волю кому-нибудь кровь пустить - всех порешит, так, интереса ради. Ну уж нет, ему про Виммаша сказать - все равно что пустить козла в огород. Нет, нет. Месть должна быть ради мести, а не ради его жажды крови. Я справлюсь один."
  - Ну? - Бериар окликнул Кеселара, видя, что тот застыл в раздумьях.
  - Нет, спасибо, - процедил сквозь зубы алтургер, и, протолкавшись сквозь толпу к дверям, вышел из зала.
   Кеселар стремительно шагал по коридорам, не замечая слуг, которые шарахались от него в разные стороны и вжимались в стены. На ходу он разражался проклятиями, но старался это делать обезличено, памятуя о многочисленных ушах, которые имели стены этого замка. Как ураган он ворвался к себе в комнату, и тут Кеселара просто разорвало от эмоций.
  - Ах ты ж сивый мерин, сучий потрох! Делайте ставки! - негодовал он, мечась по комнате и задевая мебель. - Да какой же ты к чертям рыцарь?! Дерьмо собачье, трусливая сволочь, а не рыцарь! Какая честь, какое достоинство, если не осталось ничего человеческого! Выродок!..
   Внезапно Кеселар замолчал. Он поймал себя на мысли, что только что буквально слово в слово повторил речь Сигвальда. Он тяжело опустился в кресло, закрыв лицо руками. "О небо, ну почему я не успел остановить его?!"
   Внезапно на рыцаря нахлынули воспоминания о об одной из первых войн, которую он прошел вместе с Сигвальдом, которому на тот момент не было и двадцати.
   В тот жаркий летний день Кеселар рубился плечом к плечу со своим оруженосцем. Сигвальд шел у стремени его коня, раскидывая врагов широкими размашистыми ударами меча. Заретардцы были уже слабы и отступали, но не стоило недооценивать своих врагов - один конный степняк ударил Кеселара в спину. Уставший рыцарь не смог удержаться в седле и оказался на земле, рискуя быть затоптанным собственной лошадью. Что происходило дальше, он помнил плохо - только вьющаяся пыль, забивающая нос и глаза, чьи-то ноги, копыта, мечи, убитые и раненые, которые пытались уползти куда-нибудь. Почти сразу Кеселар почувствовал, что его оторвали от земли - это Сигвальд помог ему встать и, закинув окованную железом руку на плечо, потащил его прочь. Он шел, пригибаясь под тяжестью рыцаря, который, как ни старался идти сам, висел на оруженосце мертвым грузом.
   Дальнейшие события спутались в мозгу Кеселара и пришли в порядок только через пару часов, когда он уже сидел у палатки полевого госпиталя. Рана оказалась неопасной, и сейчас гораздо больше неудобств причиняли стягивающие грудь бинты, наспех наложенные лекарями. Сигвальда все не было. До этого Кеселар обошел все палатки госпиталя, выискивая его среди раненых, осмотрел все кучи трупов, но ни там, ни там оруженосца он не нашел.
   Теперь рыцарь просто внимательно следил за каждой новой партией искалеченных бойцов, как вдруг действительно увидел Сигвальда, который вместе с другим солдатом нес тяжело раненого, из груди которого кровь выплескивалась, как вода из полного ведра. Положив его у входа дожидаться своей очереди, Сигвальд приблизился к Кеселару. Он молча сел прямо на землю, прислонившись спиной к дереву. Медленно, будто через силу, стянул с себя чужой шлем - по светлым волосам струилась густая кровь, стекала по виску и щеке, ползла за шиворот. Кеселар хотел было крикнуть врачей, но Сигвальд остановил его.
  - У них... есть дела.... поважнее. У меня... не смертельно, - с трудом проговорил он.
  - Сигвальд, - Кеселар укоризненно покачал головой.
   Оруженосец попытался отереть со лба пот, пыль и кровь, но только сильнее развез их по лицу. Внезапно он рассмеялся, нервно и отрывисто, в глазах блестели слезы, вероятно от песка и дыма.
  - Думал, что помру, - сказал он, осторожно прикасаясь к ране на голове. - Вот что там лягу... и помру на месте. А нет, не помер. Вот его увидел, и понял, что надо хоть несколько минут еще пожить.
   Сигвальд махнул рукой на солдата, которого он только что притащил - того как раз понесли к очередной стремительно растущей куче мертвых тел.
  - Вот и думай теперь, кто кого спасал, - задумчиво прибавил он.
  
   Кеселар порывисто встал и, зло пнув бериарово кресло, снова принялся ходить по комнате. Ему было душно, даже открытое окно не спасало. Рыцаря душили стены замка, которые пропитались ложью, злостью и мерзостью своего хозяина. Он не мог здесь оставаться.
   Не закрыв окно, он вырвался во двор и пошел в конюшню, где мирно хрустели овсом кони. Здесь Кеселару стало спокойнее, хотя от чувства безысходности и бессильной ярости он не смог бы скрыться даже не краю света. Горше всего ему было от того, что он ничего не сделал в тот злополучный вечер, что не остановил оруженосца, упустил момент.
   "Почему этому несносному ребенку обязательно надо погулять по тонкому льду? - с горькой улыбкой думал Кеселар. - Великий Камтанд и все остальные духи! Спасите этого дурака, если возможно. Он не ведает, что творит. Дайте ему силы и ума справиться с врагами. Он не заслуживает такой участи".
   Кеселара никто не мог бы назвать религиозным, никто не видел его в храме. Всегда он надеялся только на себя. Всегда, но не сейчас.
  
      -
       Хенетверд - "Черный нож" (итантале). вернуться

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"