Шишмакова Оксана Юрьевна : другие произведения.

Тавропола

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Что происходит, когда воля богов сталкивается с волей человека? Что делать, если при любом повороте событий ты обречен? Отступить? Принять свою судьбу? Или бросить вызов?

  Тавропола
  
  1
  
  И небо, и море были ослепительно синими, словно нарисованными. Такими бывают глаза романтических героинь или безмятежный взгляд идиота. Рай на земле, в котором ты просто обязан быть счастлив. Но это нелегко, если откуда-то изнутри тебя точит противный маленький червь, а мрак в твоей душе напоминает пейзаж безумного футуриста, помешанного на видениях Апокалипсиса.
  Он угрюмо пинал камушки, округлые и угловатые, на которых наползавшие волны оставляли блестящий мокрый след. Его отражение пыталось улыбнуться ему из воды, но тут же угрюмо хмурило брови и исчезало, подхваченное прибоем.
  А червяк все грыз свое яблоко, и Сергей в сотый раз спрашивал себя, ну почему ни смена обстановки, ни доводы рассудка, ни цинизм не могут избавить его от этой внутренней боли, надоедливой, словно ноющий зуб.
  Ему казалось, что, оставив за многие сотни километров суетливую, пыльную Москву, он убежит и от воспоминаний, но этот совершенно никчемный багаж увязался за ним и теперь старательно отравлял каждый миг его существования. Наверное, когда-нибудь это пройдет. Но, Боже, если бы можно было сбросить этот груз так же легко, как сбрасывают ненужную больше одежду.
  Если бы он мог хотя бы возненавидеть ее. За ложь, за предательство, за лицемерие. За то, что растоптала самое светлое, что таил ото всех, даже от самого себя. Но он не мог. Она разрушила все, даже его способность чувствовать, и теперь он сам себе казался пустой оболочкой. Равнодушным камнем, на котором волны оставляют холодные блестящие следы.
  Молодой талантливый дипломат, он, несмотря на невинный - по меркам МИДа - возраст, успел повидать достаточно мерзости, ведь без этого, как известно, не обходится большая политика. Но он даже представить не мог, что самый дорогой человек, та, кому он доверял беспредельно, вытрет свои грязные туфли о святилище его души.
  Он запустил камушек по воде и бездумно следил, как он отскакивает рикошетом. Три раза... пять... семь....
  Их встреча, как и многое в этом мире, была случайной. Сергей никогда не задавался вопросом, каким образом она, никому не известная ресторанная певичка, попала на элитный дипломатический банкет. Впрочем, она всегда крутилась возле знаменитостей. Ее влек светский блеск и деньги. Все внешние проявления богатства и власти, такие же мишурные и блестящие, как и она сама. Но тогда он не понимал этого.
  Она очаровала его. За свою жизнь он видел немало красивых, тонких и умных женщин, но она... В ней было нечто особое, загадочное, волнующее. Его влекло к ней, как лунатика влечет ходить по крышам, и все его способности к самоанализу оказались бессильны объяснить ему природу этого чувства.
  Их роман был трепетным и хрупким. Долгое время они просто встречались, сидели в ресторанах, посещали концерты и музеи, и все их контакты ограничивались легкими, как бы случайными прикосновениями. Ему нравилось вдыхать запах ее волос, ее тела, смешанный с каким-то непостижимым тонким ароматом ее духов. Эти духи тоже были частью ее очарования, ее тайны.
  Он был сам не свой от счастья, когда, наконец, она согласилась остаться на ночь в его небольшой, но шикарной квартире в одном из самых престижных районов Москвы. И наслаждение, какое он испытал в ту ночь, заставило его напрочь позабыть о нескольких подобных эпизодах в его не очень богатой любовными приключениями жизни.
  Нет, не то, чтобы он не нравился женщинам. Скорее наоборот. С его внешностью и фигурой (не зря же тратил время в спортивном зале, увлечение восточными единоборствами - айкидо и, особенно, кендо, составляло немалую часть его жизни) поиск партнерши никогда не представлял проблемы. Но без настоящего чувства в его постели всегда ощущалась пустота, и секс, которого требовало тело, оставался не более чем разрядкой. Одно из спортивных упражнений, удовольствие, - и только. Он даже не запоминал лиц.
  Но она - она со своими сияющими зелеными глазами, чувственным телом и роскошными волосами, пахнущими фиалками и морем, заполнила эту пустоту.
  В ту ночь он познал слияние не только тел, но и душ. Его кожа горела от ее прикосновений, нежных и страстных, а когда, наконец, все свершилось, ему показалось, что внутри у него взорвались звезды... Он заснул лишь под утро, ошалевший от счастья, крепко прижимая ее к себе, и ее голова доверчиво покоилась у него на плече.
  Он не заметил, как стал подумывать о женитьбе. Да, это была женщина, к чьим ногам он мог сложить все. Он хотел всегда видеть ее рядом, и даже - хотел, чтобы она стала матерью его ребенка. Придя в первый раз, эта мысль удивила его, но вместе с тем показалась странно приятной.
  Через месяц он попросил ее руки, и она ответила согласием. В знак помолвки он подарил ей бриллиантовое кольцо.
  Потом появилась возможность занять выгодный пост в американском посольстве. Вообще-то самого Сергея данная перспектива не увлекала, его интересы лежали несколько в иной сфере. Но она - она бредила Голливудом, Бродвеем, и уже планировала их будущую жизнь в особняке среди цветов с непременным кадиллаком и штатом прислуги. И ради нее он предпринял определенные шаги, чтобы этого добиться, но усердствовал не слишком.
  И совершенно не удивился, когда место получил другой, - быть может, не такой талантливый, но зато сумевший вовремя подсуетиться, где надо. К тому же за его спиной ощущались незримые, но могущественные силы. Сергей лишь пожал плечами, философски воспринимая неудачу. В конце концов, это назначение не являлось целью его жизни. А она... Он знал, что она поймет.
  Она поняла. Она сказала тогда, улыбкой скрывая слезы, что жизнь вполне устраивает ее такой, какова она есть. Это было еще одно очко в ее пользу, она не высказала ни малейшего недовольства или упрека, а ведь для нее это несбывшееся назначение стало крушением многих надежд. Он и не подозревал тогда, что это начало конца, что она утешала не его, а себя. На его карьере она собиралась строить собственное благополучие. Теперь же она задумалась, что, возможно, сделала ставку не на ту лошадь.
  А он ничего не замечал. Точнее, не хотел замечать. Он находил оправдания для ее растущей холодности. Они стали встречаться реже, для него стал привычен голос ее автоответчика. Она отговаривалась делами, карьерой. К тому времени она уже успела - с его помощью - сняться в нескольких рекламных роликах и планировала в скором времени выпустить сольный диск. Он все понимал и в одиночестве садился за холодный ужин. Но ее счастье было для него дороже собственного, и в глубине души он радовался, что она пытается найти себя. Ее независимость пленяла его не меньше, чем ее красота.
  Ему не раз пытались делать намеки, он закрывал на это глаза до тех пор, пока однажды в спортивном клубе к нему не подошел Пи-Джей. Вообще-то по паспорту он был Женькой Петровым. Однокурсник, баловень судьбы и любимец женщин. Старый друг, который еще в студенческие годы превратил свое совершенно заурядное имя в звучную кличку. Женька всегда имел склонность к некоторой театральности. Он ждал его в раздевалке, жуя сигарету. Он бросил курить еще в институте, но привычка осталась.
  - Привет! - Сергей поздоровался с легкой улыбкой, сваливая на пол фехтовальную амуницию. Об пол глухо звякнул боккен.
  - Привет! Как дела?
  - Прекрасно! - Он не знал, почему его рот сам собой расплылся в глупой ухмылке. Женька пожевал сигарету.
  - Собираешься отказаться от пожалованных тебе в 1861 году вольностей? - Пи-Джей обожал такие подколки. Отец Сергея был известным ученым, знатоком европейского средневековья, и Женька не переставал использовать историю в качестве темы для своих, порой довольно идиотских, шуток.
  - На что мне счастье и свобода, коль рядом нет того, что мило, - на ходу сочинил Сергей, неумело подражая серебряному веку.
  - Да, поэт из тебя... - Женька покачал головой. Его лоб был наморщен, что для Пи-Джея вообще-то было несвойственно. Думать он не любил, институт окончил благодаря деньгам папаши. Единственным, что интересовало его в жизни, были развлечения и спорт. Но поскольку парнем он был добродушным и простым, его обожали все, кто знал. Женька был органически не способен на подлость.
  - Пи-Джей, скажи, какая муха тебя укусила? - нежно и слегка озадаченно пропел Сергей.
  Женька задумчиво пошаркал ножкой.
  - Я бы на твоем месте подумал. Ты же у нас идеалист. Вдруг это не твоя донна Анна?
  - Видишь ли, я уверен, что нашел ее.
  - Идеал среди женщин?
  - Да.
  Женька засопел.
  - А если бы кто-нибудь сказал тебе...
  Сергей нахмурился.
  - Слушай, Пи-Джей, к чему эти намеки? Выкладывай, что там у тебя.
  Женькино лицо казалось необычайно серьезным.
  - Что ты знаешь о ней?
  - Все. Все, что мне надо. Слушай, о красивых женщинах всегда ходят слухи. Это закон жизни. Но можешь мне поверить, она совсем другая. Так что, если ты хочешь рассказать мне очередную сплетню, то лучше не теряй времени понапрасну.
  - Ты ей настолько доверяешь?
  - Я не могу любить - и не доверять.
  Женька долго задумчиво смотрел на него, словно что-то решая. Наконец, он принужденно рассмеялся.
  - Ну, что ж, будь счастлив. Хотя как может быть счастливым приговоренный к гильотине? Кстати, ты, надеюсь, не забыл своего обещания поработать со мной? - он многозначительно скосил глаза на боккен.
  - Ах, вот ты о чем, - Сергей улыбнулся и кивнул. - Ну конечно. Когда ты можешь?
  Женька зашевелил бровями, напряженно размышляя.
  - Как насчет следующего вторника? Вечером, часов в 11-ть.
  - Так поздно? Здесь же никого не бывает. А ключи?
  - Я добуду. Сенсей разрешит, я уже говорил с ним. Понимаешь, я сова. Ночью у меня повышенная работоспособность.
  Сергей пожал плечами. В общем-то, это его устраивало. Последнее время она редко бывала по вечерам дома, пропадала на своих репетициях. Общество Пи-Джея лучше, чем вечер в одиночку.
  - Почему бы и нет? Хорошо.
  Они пожали друг другу руки, условившись о встрече.
  Сергей не подозревал тогда, что для него наступила последняя неделя счастья.
  За это время он видел ее мельком дважды. Они провели вместе еще одну прекрасную ночь, хотя ему и показалось тогда, что она чем-то озабочена, но он приписал это перепадам настроения, свойственным всем творческим личностям.
  Во вторник вечером он поспешил в зал, как договаривались. Ему открыл охранник.
  - Пи-Джей?
  - Здесь, - лениво ответил охранник, - а вы точно договаривались?
  - Ну да, - удивился Сергей, - а что, какие-то проблемы?
  - Да нет, - пожал плечами охранник, - раз договаривались. Он на втором этаже в малом зале.
  Сергей кивнул и помчался по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Он опаздывал.
  Дверь зала была приоткрыта, и звуки, доносившиеся оттуда, слегка озадачили его. Он остановился, удивленный, готовый повернуть назад, но что-то подсказывало ему подойти и заглянуть в эту словно нарочно оставленную для него щель, откуда неслись, не переставая, сладострастные вздохи.
  Он чувствовал себя подлецом, когда, стараясь не шуметь, приближался к двери. Он заглянул туда.
  Да, подсознательно он уже знал, что увидит, и все же не был готов, когда правда обрушилась на него, сминая сознание. Он хотел ворваться туда и бить и кромсать эти нагло обнаженные тела, сплетенные на матах. Он узнал ее волосы, ее точеный профиль, ее хрипловатый голос, выкрикивавший нечленораздельные слова. Ее ногти с темно-красным лаком, впившиеся в сильную спину мужчины, придавившего ее своим загорелым телом. Он двигался ритмично. Его глаза были закрыты, и Сергею врезалась в память странная смесь наслаждения и отчаяния на его лице. Их тела казались неразделимыми. Нет, это было не насилие, это была неприкрытая животная страсть, и Сергей узнавал ее телодвижения и вздохи, потому что именно такой она была с ним в те волшебные ночи, освещенные пламенем свечи, когда они занимались любовью под приглушенное пение магнитофона.
  Он застыл оглушенный, ошарашенный. Если бы он мог, он выцарапал бы себе глаза, чтобы не видеть, но и тогда картина двух сплетенных тел осталась бы перед его мысленным взором, словно порнофильм, подробная и явственная до мелочей.
  Он знал, что надо делать дальше. Медленно, как заведенный, он открыл дверь. Негнущимися ногами сделал несколько шагов, словно осужденный к подножию гильотины, и встал над ними. Почувствовав его присутствие, Пи-Джей тут же остановился, неловко отодвинулся от женщины, бросив на Сергея умоляющий взгляд, но она поняла не сразу. Она стонала, лежа на матах, бесстыдная и прекрасная в своей наготе. Потом ее огромные, похожие на изумруды, глаза приоткрылись, она была удивлена поведением своего партнера. И тут она увидела Сергея. Легкий вскрик вырвался у нее, она подхватилась, судорожно шаря по мату в поисках чего-нибудь, чтобы прикрыться.
  - Не стоит! Я все это уже видел, - сказал Сергей. Он знал, что его слова прозвучали жестко, но он и ощущал себя жестким, застывшим, словно заледеневшим изнутри. То, что она сделала, невозможно было исправить. Женька, беспомощный и поникший, сжался в комочек, упорно разглядывая свои кулаки. Сергей до боли стиснул зубы.
  - Уходи, - попросил он бесцветным от ярости голосом.
  - Я... - к ней постепенно возвращалось самообладание. - Я хотела бы объяснить...
  Он покачал головой.
  - Не стоит, - повторил он.
  Она замолчала. Она была достаточно умна, чтобы понимать, что ее слова ничего не будут значить. По крайней мере - сейчас. Если и существовала возможность что-то исправить, то делать это следовало в другом месте. И в другое время.
  Она торопливо одевалась. Женька все так же сидел, скрестив ноги, сжимая и разжимая кулаки. Он не поднимал глаз. Сергей казался безучастным, он отвернулся. В этот момент ее нагота была ему отвратительна.
  Минуты растягивались до бесконечности, потом ее рука легонько коснулась руки Сергея.
  - Я бы хотела поговорить с тобой. Позже.
  Он не повернул к ней головы.
  - Пожалуйста, уходи, - повторил он все тем же ровным голосом. - У нас запланирована тренировка. Твое присутствие излишне.
  Она медленно наклонила красивую голову. В ее глазах застыла вселенская скорбь, но Сергею показалось, что она переигрывает, как плохая актриса.
  - Что ж, прощай...
  Она уходила красиво. Она умела это делать. Ее последние слова трепетной музыкой разлились по залу. Женька поднял голову.
  - Ты можешь мне не верить, но я сделал это для тебя же. Ты же не хотел ничего видеть и слышать, упрямый осел. А она спала за твоей спиной со всеми, кто мог дать ей хоть немного из того, чего она хотела. Денег, признания, власти... Затрапезная актрисочка из какого-то кафе-шантана... Серега...
  - Ты подонок, - тихо сказал Сергей.
  - Погоди, Серега...
  - А я дурак.
  Он прислонился к стене, и в нем словно что-то сломалось. Он засмеялся. Он смеялся, не в силах остановиться, словно ненормальный, ощущая, как рушатся внутри него остатки его тайного храма, и содрогаясь от приступа смеха всякий раз, когда разбивался еще один кусок его несбывшихся надежд. Это причиняло почти физическую боль, и он смеялся, потому что иначе он закричал бы от безнадежной ярости и идиотской сердечной муки.
  Он почувствовал на своих плечах руки Женьки, его озабоченный голос.
  - Серега, ты что? Серега, что с тобой? - доносилось как будто из пустоты.
  Он ничего не видел, перед глазами мелькали какие-то полосы и световые пятна, которые потом вдруг сложились в единую картину, и он понял, что сидит на полу у стены в малом зале, рядом с ним на коленях, по-прежнему голый, стоит Женька, и глупее всего в этот момент выглядела его разбросанная одежда, из-под которой выглядывали решетки фехтовальных масок и пара боккенов.
  Через неделю Женька проводил его в аэропорт. Сергей взял отпуск и отправился в Грецию, куда пригласил его институтский друг, находившийся там на раскопках. Он надеялся, что море и пальмы - как раз то, что нужно, чтобы исцелиться.
  Женька все еще чувствовал себя виноватым и прятал глаза. Позже, когда он смог рассуждать здраво, Сергей понял, какую жертву принес для него Пи-Джей. Как он должен был переламывать себя, он, органически не переносивший все кривые пути, чтобы заставить друга взглянуть, наконец, правде в глаза. Сергей понял его, но простить, как ни старался, все равно не мог. Может, позже... Позже. Это слово стало для него лейтмотивом...
  
  2
  
  Его надеждам найти успокоение в Греции не суждено было сбыться. Он понял это в тот самый миг, когда самолет побежал по посадочной полосе к плавящемуся на солнце зданию аэровокзала. Сергей спустился с трапа со смутным чувством никчемности своей затеи и тут же был подхвачен круговоротом туристов в ярких майках, увлекших его к таможенному терминалу. Одетый в пеструю гавайскую рубаху, Сергей тщетно пытался привести свои мысли в соответствие с праздничной приподнятостью толпы, однако настроение его по-прежнему напоминало небо, с которого на землю медленно сыплет нудный мелкий дождик.
  Облака слегка рассеялись, когда в толпе он разглядел, наконец, Элиота.
  Они не виделись, наверное, лет шесть. Только изредка перебрасывались посланиями по Интернету. После стажировки в Москве Элиот вернулся к себе в Англию, чтобы отдаться своей давней страсти - археологии. Он обожал античность, и не было ничего удивительного, что в свои неполные тридцать два года Элиот считался одним из крупнейших специалистов по крито-микенской культуре.
  При виде его долговязой фигуры сердце Сергея радостно всколыхнулось, и на миг недавнее прошлое перестало быть важным. Элиот по-прежнему выглядел студентом в своей мятой хлопчатобумажной майке и вылинявших до белизны джинсах. Мировое признание и длинный шлейф престижных званий не добавили ему ни важности, ни высокомерия, и его глаза за толстыми линзами очков по-прежнему взирали на мир с проницательным и неподдельным любопытством. Сергей помнил его именно таким. В его разрушенном мире теперь Элиот олицетворял собой островок надежности и крепости человеческих отношений.
  Элиот терпеливо ждал, когда Сергей получит багаж, и лишь тогда шагнул ему навстречу. Они взглянули в глаза друг другу и поняли, что за прошедшие годы ровным счетом ничего не изменилось. Они пожали друг другу руки и, не выдержав, крепко обнялись.
  - Бледновато выглядишь! - заметил Элиот, когда с процедурой приветствия было покончено.
  - Местное солнце это исправит, - пошутил Сергей, включаясь в привычную игру. От того, что Элиот не стал приставать с вопросами, на душе сразу стало легче. И почему-то откуда-то изнутри всплыла ностальгия по студенческим временам.
  Элиот тряхнул головой, непослушная темная челка, как и прежде, падала ему на лоб.
  - Я и вправду рад тебя видеть, старый ты плут, - сказал он, улыбнувшись уголком рта. Сергей знал, что эта радость была непритворной.
  А потом они сидели в гостинице, и Элиот взахлеб рассказывал о своих изысканиях на Крите. Раскопки каждый день преподносили сюрпризы, и этого было достаточно, чтобы повергнуть Элиота в состояние непреходящего блаженства. Сергею не хотелось омрачать его настроение, но как-то так получилось, что после второй бутылки "каберне", когда взгляд Элиота приобрел особую пронзительность, Сергей сам не заметил, как рассказал ему все. Облегчив душу, он почувствовал себя полным идиотом, но Элиот не смеялся, а наоборот, казался погрустневшим и задумчиво постукивал пальцами по крышке стола. Сергей отхлебнул еще вина и мысленно послал все к черту.
  После третьей бутылки Элиот предложил навестить публичный дом.
  Бордель оказался первоклассным, девицы в полупрозрачных туниках поражали не только красотой, но и благовоспитанностью, а отделка мрамором в античном стиле и доносящиеся откуда-то из-за легчайших занавесей звуки арфы создавали головокружительное впечатление прыжка во времени. Сергей честно решил забыть прошлое и первым выбрал улыбчивую смуглую брюнетку с детскими ямочками на щеках. Он надеялся, что с ней будет в безопасности, ведь она ничем не могла напомнить ему ту, другую... Элиот одобрил его выбор, выразительно вскинув брови и подняв кверху большой палец. Но едва они поднялись наверх, в роскошно обставленную спальню, как призраки настигли Сергея. В глазах гетеры он видел не страсть, а расчет, ее улыбка была искусственной, как у резиновой куклы, а ямочки на щеках вызвали у него приступ холодного бешенства. Она прикоснулась к нему, и он вздрогнул от отвращения. Едва сдерживая себя, он отстранил ее руки и, пробормотав неуклюжие извинения, чуть не бегом выскочил из комнаты, провожаемый ее недоуменным и разочарованным взглядом...
  Первая неудача не смутила Элиота, как не остудила и его неуемного желания помочь Сергею. Он отклонил все попытки Сергея перебраться в гостиницу и битых две недели таскал его за собой, как собаку на поводке.
  Но ни прогулки на яхте, ни музеи, ни развалины Кносского дворца, ни даже раскопки древнего города Гортины, которыми Элиот занимался в составе группы ученых, не могли вывести Сергея из состояния вежливого равнодушия.
  Тогда Элиот сменил тактику.
  Обеды, банкеты, конференции и встречи сменяли друг друга, как в калейдоскопе, но Сергей по-прежнему оставался отстраненным от происходящего. Словно через прозрачное стекло, он наблюдал за суетящимся вокруг миром, но шум и разговоры почти не достигали его слуха, а люди напоминали ему крупных тропических рыб, и их шевелящиеся рты так же по-рыбьи беззвучно хватали воздух. Он пытался знакомиться с женщинами, но поймал себя на том, что больше не получает удовольствия от их общества. В уголке сознания немедленно начинала копошиться мысль о том, насколько фальшива эта улыбка и какие мысли скрывает чуть лихорадочный блеск глаз. Ему стало трудно верить людям. Иногда ему приходилось убеждать себя даже в том, что их дружба с Элиотом по-настоящему бескорыстна.
  Все же из чувства признательности к Элиоту, скрипя зубами, он, сколько мог, выдерживал этот увеселительный марафон, но в один прекрасный день, когда Элиот вручил ему приглашение на очередной банкет, Сергей скрылся в своей комнате якобы для того, чтобы переодеться, а сам сбежал, перемахнув через перила балкона. Он приземлился на клумбе, безбожно сломав несколько кустов с какими-то неизвестными ему цветами, и вдруг, впервые с момента своего прибытия в Грецию, ощутил себя счастливым и почти свободным. Над его головой покачивала гроздьями фиолетовых цветов глициния. Сергей сорвал одну гроздь, засунул ее в вырез рубашки, и небрежно насвистывая, направился в сторону моря.
  День клонился к вечеру, и море ворочалось у песчаных берегов, словно массивный зверь, устраивающийся на ночлег в своем логове. На берегу никого не было, а мочить одежду ему не хотелось. Мысленно усмехнувшись, Сергей пожал плечами и разделся донага. Он вошел в теплые, слегка фосфоресцирующие волны, и впервые воспоминания не тревожили его. Нет, ничего не изменилось, но тоска словно бы убралась в самые дальние уголки души и затаилась, готовая, он это знал, при первой же возможности наброситься снова. Но сейчас эти краткие минуты покоя, пока море покачивало его в своих волнах, безраздельно принадлежали ему.
  Он не знал, что заставило его посмотреть в сторону берега, туда, где он оставил свою одежду. Именно ее карманы сосредоточенно обшаривал теперь полуголый загорелый мальчишка, лет двенадцати на вид.
  - Эй, ты что делаешь, эй! - крикнул Сергей, со всей возможной скоростью устремляясь на берег.
  Мальчишка даже не вздрогнул. Он поднял голову, оценил оставшееся между ними расстояние и, резво перебирая ногами и руками, с быстротой обезьяны отбежал подальше от Сергея под защиту деревьев. При этом бумажник Сергея оказался в его цепких маленьких пальцах.
  - Эй, ты, там, отдай бумажник! Уши надеру! - крикнул Сергей, стараясь, чтобы голос звучал как можно строже.
  Мальчишка и не думал пугаться, да и бумажник отдавать не спешил. Сергею было не столько жалко денег - не так уж и много их там было, но в бумажнике была кредитка, а главное - черт, надо признать очевидность, - в бумажнике оставалась ее фотография, хоть и засунутая в один из потайных отделов подальше с глаз. Глупо, но именно это сейчас он больше всего хотел получить обратно. Не выпуская из поля зрения мальчишку, Сергей потянулся за одеждой. Руки чесались надрать поганцу уши, но не скакать же по пляжу голышом. Воришка дерзко сверкнул глазами и что-то проговорил на своем певучем языке. Сергей застегнул брюки и погрозил в ответ кулаком. Затем набросил на мокрое тело рубашку и быстрым шагом направился к роще, где ждал его мальчишка, на ходу прикидывая, как лучше перехватить маленького нахала. Мальчишка слегка перебазировался, обеспечив себе лучшую стратегическую позицию, но удирать не спешил.
  "Вот стервец, играет, как кошка с мышкой", - невольно восхитился Сергей этой беспримерной наглостью и ускорил шаг. Мальчишка хихикнул и зайцем запетлял между стволов.
  Они довольно долго носились по роще. Сергей запыхался, ободрал локоть и чуть было не подвернул ногу. Наглый воришка оставался неуловим. Самым мудрым было бы махнуть рукой на эти забавы, явно доставлявшие поганцу небывалое удовольствие. Сергей так бы и сделал, если бы не треклятая фотография, отказаться от которой он был все еще не готов.
  И вместе с тем он вполне отдавал себе отчет, что если бы захотел всерьез, то давно бы уже поймал нахального воришку, но беда была в том, что в этом своем заторможенном состоянии он не мог даже по-настоящему разозлиться.
  - Слушай, парень, давай по-хорошему.
  Сергей не был уверен, что мальчишка понимает по-английски, но решил все же попробовать.
  - Забери себе эти несчастные деньги, отдай только бумажник.
  Мальчишка что-то чирикнул в ответ и дерзко покачал головой.
  "Переговоры отменяются", - мрачно подумал Сергей. А поймать гаденыша будет трудно.
  Несколько греческих слов, произнесенных звенящим и властным тоном, застали врасплох обоих. Мальчишка насторожился и упрямо набычился, поглядывая куда-то за спину Сергея своими блестящими глазами. Сергей обернулся. Та, что к ним приближалась, словно сошла со страницы альбома фантастической живописи. Она была очень яркой. В длинном платье из огненного шелка, языками пламени обнимавшем ее силуэт, с гривой пышных ниспадающих на спину кудрей, с точеным лицом и глазами, в которых - в самом прямом смысле - словно бы отражались звезды. Волосы скреплял тонкий золотой обруч с мерцающей надо лбом алой каплей. Она была персонажем из снов, но, тем не менее, шла по песку, оставляя за собой цепочку следов, и прилетавший с моря ветер трепал завитки ее черных волос.
  Она снова повторила свой приказ. Ее музыкальный голос был исполнен такой власти, что даже Сергей физически ощутил эту силу, словно волну, мурашками прокатившуюся по его телу. Перевода ему не требовалось. Сказочное видение приказывало мальчишке отдать бумажник.
  Однако воришка все еще медлил, явно не желая подчиняться.
  - Я кому сказала, Леонидис! - внезапно произнесла она на чистейшем английском, и в голосе ее прозвучали отдаленные раскаты грома.
  - Э-э, - решил вмешаться Сергей, по-своему истолковав отказ мальчишки подчиниться. - Я понимаю, бедность и все такое... Пусть оставит себе эти деньги, мне нужен только бумажник.
  Вот теперь она повернулась к нему. Она была тоненькой и хрупкой. И совсем юной, едва ли больше семнадцати лет. Но гордо вскинутый подбородок и величественная осанка наверняка выделили бы ее даже среди королев.
  - Так вы думаете, он беден? - в сгущающей темноте звонкими колокольчиками рассыпался ее смех. Королева пропала, перед Сергеем стояла закутанная в огонь лесная дриада. - Его отец, - она кивнула в сторону воришки, - один из самых богатых людей на Крите. - И, перестав обращать внимание на вытаращенные глаза Сергея, повторила: - Ну, кому я сказала, пакостный ты человек?
  Мальчишка, наконец, соизволил выйти из-за дерева и, насупившись, подошел к ней. Встав так, чтобы Сергей не мог до него дотянуться, он протянул ей бумажник и уткнулся взглядом в песок.
  Еще одна гневная фраза. Парнишка промямлил что-то невнятное, в ответ она резко кивнула, отчего ее черные кудри вихрем взлетели вокруг головы. Мальчишка развернулся на пятках и, бросившись бежать, скоро скрылся в надвигающихся сумерках.
  - Вот так развлекается молодежь на Крите, - Ее глаза, поймавшие звезды, смеялись, и тихо звенели на тонких запястьях браслеты с крохотными колокольчиками. - Держите, вам это еще понадобится, - она протянула Сергею бумажник. Проглотивший язык в самый неподходящий момент, он смог только кивнуть, принимая из рук своей неожиданной спасительницы вожделенный бумажник. Почему-то теперь настойчивое желание его вернуть казалось донельзя глупым. От смущения у Сергея горели уши, и он тихо радовался, что в надвинувшейся темноте это невозможно разглядеть.
  Она снова рассмеялась и повернулась, чтобы уйти. В самый последний момент у него все же прорезался голос, и, уже глядя ей в спину, он сумел сказать:
  - Спасибо, я так вам благодарен. Могу я хотя бы узнать, как вас зовут?
  Он выпалил все это единым духом, не очень задумываясь о том, что именно говорит, потому что больше всего сейчас ему хотелось, чтобы она еще задержалась, пусть даже совсем немного, хотя бы на миг.
  И она обернулась - порывистым изящным движением вскидывающей голову лани. Еще одна улыбка, звон браслетов и шелест пламенеющих шелков. Ее ноги были босыми, и на них тоже позвякивали украшенные колокольчиками браслеты. Она задумалась на мгновение.
  - Я - Тавропола, - наконец проговорила она и ушла, а он не смог придумать, как ее остановить.
  
  Вернувшись, он застал Элиота на террасе. Тот сидел в кресле-качалке, задумчиво поглаживая изогнутый бок гитары.
  - Давно я не проводил вечер дома, - заявил он, едва Сергей появился на пороге. - Даже приятно. Посидишь со мной?
  И Сергей зачем-то сказал:
  - Я видел сегодня дриаду.
  - Это бывает, - согласился Элиот и негромко тронул струны. Он склонился над гитарой, слегка запрокинув голову и мечтательно прикрыв глаза. - Особенно когда с моря доносится ветер и песок времени шуршит под ногами. Греция - страна легенд, знаешь ли. Оживших легенд. Рассказать тебе?
  - Да, - ответил Сергей. - Подожди немного, я сейчас вернусь.
  Элиот кивнул, а Сергей вошел в дом и сжег в камине с таким трудом добытую фотографию. И внезапно понял, что освободился.
  А потом под южными звездами, где безумолчно стрекотали сверчки, среди плывущего аромата глицинии и под перебор гитарных струн Элиот рассказывал о древних богах и героях, и в его устах эти мифы были исполнены глубокого и неоднозначного смысла. А Сергей, слушая Элиота, то и дело возвращался мыслями к Таврополе, - странное имя, насколько он знал, в древние времена так называли минойских жриц, танцующих с быками, - но воспоминание о ней было слишком личным, слишком драгоценным, и Элиота он так ни о чем и не спросил.
  Зато следующий день Сергей провел вместе с Элиотом на раскопках с лопатой в руках, расчищая какой-то древний фундамент. Его напарником был мускулистый, загорелый до черноты грек с заразительным смехом и ослепительно белыми зубами. И Сергей, словно заново родившись, тихо радовался и своей пропотевшей насквозь одежде, и пыльным разводам на лице, и саднящим с непривычки ладоням, и сладко ноющей спине. И даже оглушительному хохоту соседа-грека, похожему на ржание троянского коня. И столь же по-детски счастливый Элиот ползал неподалеку с карандашом за ухом и мягкой кисточкой в руках, с упоением очищая от вековой грязи черепки и прочий хлам непонятного предназначения, извлеченный из-под метрового слоя слежавшегося мусора, который Элиот поэтично именовал "культурным слоем". А вечером в надежде снова увидеть Таврополу Сергей долго бродил по пляжу и по извилистым городским улочкам. Но не встретил никого, похожего на нее. Только благовоспитанный серый ослик объедал куст герани, пышно разросшийся в каменной урне у крыльца какого-то дома. "Где бы мне найти ее священную рощу, дружок?" - спросил его Сергей и погладил по теплому боку, и ослик покосился на него влажным глазом, а в его пасти медленно исчезал шар бело-розовых лепестков. С подкашивающимися от усталости ногами Сергей вернулся домой, и начиная с этой ночи в его снах поселился совсем другой образ, где над звездами глаз взлетали черные кудри и легкими бабочками танцевали языки пламени, похожие на взметнувшееся облако шелка.
  
  А через несколько дней на очередном светском приеме он снова встретил ее.
  
  3
  
  Роскошный особняк не походил на священную рощу, где могли бы водиться дриады. Хотя был по-своему очарователен - двухэтажное белое здание посреди обширного парка, светящееся в лунном свете, с кучей террас, веранд и балкончиков, где в изящных кадках покачивали перистыми листьями пальмы и красовались яркие тропические цветы. Дом по самую крышу был увит цветущими лианами, сквозь которые приветливо светились арочные проемы окон и украшающие фасад цветные фонари.
  Элиот, невыразимо элегантный в своем белом пиджаке, как всегда, был полон энергии. Сергей оделся гораздо скромнее и, выдержав необходимую процедуру знакомств, с бокалом шампанского уединился возле выхода на один из балкончиков, лениво наблюдая за присутствующими. Уединение всегда удавалось ему с трудом, его яркая внешность привлекала особ противоположного пола, как лампочка мотыльков. Но сегодня Элиот с его неподражаемой харизмой, фееричный и великолепный, как брызги шампанского, к счастью, переключил большую часть этого внимания на себя.
  Гости неторопливо фланировали туда и обратно, то и дело возникали небольшие группки, потом распадались, чтобы собраться снова. Люди перемешивались, словно костяшки домино, переходя из танцевального зала на балконы или в освещенный дивной иллюминацией сад. Элиот носился по залу, шутил, здоровался, пожимал руки, и всюду его сопровождал шлейф дам, на которых, по-видимому, производила сногсшибательное впечатление его мальчишеская улыбка, неиссякаемое остроумие и челка, по-прежнему непокорно спадающая на лоб. Поймав иронический взгляд Сергея, Элиот украдкой показал ему большой палец и под локоток увлек одну из дам за полог листвы на балкон. Сергей отсалютовал ему шампанским. И в это мгновение краем глаза уловил в зале движение возле одной из дверей, ведущей куда-то в анфиладу комнат в глубь особняка. Сердце прыгнуло так, что чуть не вылетело из груди, руки дрогнули, из бокала выплеснулось шампанское, и Сергей, почти отшвырнув бокал, бросился туда, где только что на самой периферии зрения заметил взметнувшийся алый шелк. И, устремляясь следом, он уже не сомневался, что встретит Таврополу, хотя ее появление в этом месте представлялось ему подлинным чудом. Но в этой стране этим вечером он был готов к чудесам.
  А она, убегая все дальше в неосвещенную глубину коридоров, тоже с ошеломляющей очевидностью знала, что он следует за ней, безошибочно находя ее след в темноте.
  Она выбежала на балкон с другой стороны дома. Сюда почти не долетала музыка, не слышался смех и разговоры гостей. Здесь не было ни души. Темный сад освещал тусклый свет фонарей, но он не достигал этого места. По беломраморной плитке разливался только свет луны, и еще звезды, ослепительно яркие, кружили над головой. Она остановилась у балюстрады, полностью скрытая кружевными листьями пальм, но ему не составило труда обнаружить ее, и он шагнул в это крохотное, окруженное зеленой стеной пространство, в котором ждала его та, кого он так долго искал. Она стояла там, облаченная в огонь, и в глубине ее глаз, как и тогда, покачивались звезды. И она целиком заполнила его сердце, не оставив места для той, другой. Он пил ее красоту, словно нектар, запечатлевая в памяти малейшие изгибы тела, безупречно очерченные губы, разлет бровей и тонкое, словно выточенное из слоновой кости, лицо. Ее роскошные кудри были убраны в сложную прическу, заколотую гребнем замысловатой формы. И такие же золотые застежки скрепляли на плечах алый шелк ее туники. Сон во плоти, она была сказкой, но сказкой живой и настоящей. А еще в ней ощущалась с трудом сдерживаемая страсть и напряжение, он дрожала, словно стрела с красным оперением на туго натянутой тетиве, и эта стрела сорвалась в полет, когда он своими губами накрыл ее жадные ищущие губы. И под сенью шепчущихся листьев пальмы Сергей ощутил, как в душе его зажегся, казалось, навсегда потерянный свет.
  - Я так искал тебя, - тихо сказал он ей в пронизанной звездами тьме. - Все эти дни.
  И она ответила:
  - Знаю.
  И это была правдой. Каким-то непостижимым образом они знали сейчас все о мыслях и чувствах друг друга.
  - Ты хорошо плаваешь, - с лукавой улыбкой вдруг сказал она, и Сергей почувствовал, как краска смущения вновь заливает его щеки. Вот тебе и пустынный берег. "Что-то слишком часто я краснею для дипломата", - с усмешкой подумал он.
  - Сударыня, вы могли бы заявить о себе раньше, чем я полез в море, - сказал он, шутливым упреком пытаясь скрыть замешательство.
  Тяжелые серьги качнулись в ее ушах, в глазах блеснул озорной огонек:
  - Увы мне, чужестранец, я видела только, как ты выходил из воды.
  Час от часу не легче! Сергею было нетрудно представить, как, наверное, это выглядело со стороны. Его появление из волн - этакая извращенная версия Афродиты. Скачки по пляжу наперегонки с маленьким воришкой. Нелепейшая из всех возможных ситуаций. Хорош же он был...
   - Ты был прекрасен, - в ее голосе больше не было насмешки, и лунный свет плескался в глубине ее глаз.
  Сергей дрожал, не в силах справиться с собой. Он забыл, где находится. Он вообще находился вне этого мира. Могучая волна, поднимавшаяся из глубины его существа, уносила его в пронизанную светом высь. Это было не просто влечением, но волшебным, невыразимым чувством, желанием слиться с предназначенной ему половиной и достичь, наконец, восхитительной целостности души и тела. Может быть, это была любовь. Но даже любовь не вполне определяла то, что происходило с ними. Скорее это был рок, предназначение, пронесенная сквозь вечность близость душ, наконец-то нашедших друг друга.
  - Позволь мне... - неуверенность в ее голосе растрогала его.
  - Господи, Пола...
  Ее лицо, запрокинутое к нему, было взволнованным и серьезным, и мольба в ее взгляде была столь же сильна, как и жажда, переполнявшая Сергея и жаркой волной изливавшаяся наружу. Это было пламя, обнаженное и чистое, как сияние ее шелков под луною и солнцем.
  Он вытащил гребень из ее волос, и когда они тяжелым плащом окутали ее плечи, он снова поцеловал эти губы, раскрывшиеся, словно чашечка цветка. И она застонала в его руках, закрыв глаза, тени от ресниц трепетными бабочками легли ей на щеки.
  А потом он ощутил ее руки у себя на плечах, и тело его вновь сотрясла дрожь. Помогая ей, он сбросил пиджак, рванул галстук. А ее пальцы уже расстегивали пуговицы на его рубашке. Она распахнула тонкую ткань, обнажая его плечи и грудь, которыми она так любовалась тем вечером, когда он, обнаженный и покрытый капельками воды, вышел из моря, прекрасный, как Аполлон, как Адонис. Он мог бы быть героем античного мифа - мужественное лицо, непринужденная гибкость движений, естественное, без рисовки, благородство. Тогда, на пляже, когда они стояли совсем близко, а ветер, долетавший с моря, рвал его незастегнутую рубашку, как же ей хотелось прикоснуться к этому совершенному телу, стереть с него капли влаги и раствориться в том неземном блаженстве, которое обещали глядящие на нее с таким восторгом глаза. Он ощутила тогда надлом в его душе, какую-то ноющую рану, и исцелила его - эта власть была ей дарована. Своим смехом, улыбкой, огнем своей души, а потом унесла с собой образ чужестранца, в котором ожили легенды ее родной страны.
  И теперь они были вместе, и она наконец-то утолила это свое страстное желание. Он был арфой в ее руках, покоренный и покорный, и в прозрачную ясность горних вершин, где они сейчас были, не долетали отголоски из мира этого. Незримая стена отгородила их от всего, и они остались одни в хрустальном дворце из тьмы и лунного света. Она вся дрожала от сдерживаемой страсти. Его дыхание участилось, и на побледневшем лице его замутненные страстью глаза казались темными сапфирами. Он сдерживался из последних сил, и она с замиранием и ужасом готовилась к тому моменту, когда желание вырвется из него, опаляя ее, подобно жаркому ветру.
  Вот он взялся за застежки, скрепляющие края ее туники. Сейчас этот шелк спадет с нее, как опадают лепестки с цветка, и в этот момент чей-то громкий голос прорвался сквозь окружившую их стену безмолвия и резко швырнул их обратно в этот мир, к пальмам и тропическим цветам, шепчущимся у них за спиною.
  - Серж, ты где там прячешься?
  Пальмовые листья раздвинулись, и в просвете появилось лицо Элиота. Ошеломление, отразившееся на его физиономии в следующий момент, было столь неподдельным, что Сергей непременно рассмеялся бы, если бы еще не находился по ту сторону отделяющей его от мира стены. Он не мог пошевелиться, все еще тяжело дыша после пережитого, и все так же крепко прижимал к себе Таврополу. Он был полураздет, его пиджак и галстук валялись на полу. И там же лежал ее гребень, но, к счастью, он так и не успел вынуть застежки ее платья. Она чувствовала, как он пытается, какого труда ему стоит совладать с собой и вернуться - насильно вернуть себя - обратно на этот светский прием из мира всепоглощающего счастья и тишины, где они были одни и принадлежали друг другу.
  - Ох, простите, если бы я знал... - отчаяние в голосе Элиота было почти комическим. Еще бы, столько времени стараться и умудриться все испортить в самый неподходящий момент, отстраненно подумал Сергей, ощутив внутри себя тень улыбки. Элиот поспешно отвернулся, скрывшись за пальмами, давая им время прийти в себя. Где-то рядом раздались женские голоса, послышался голос Элиота, он уговаривал дам вернуться в танцевальный зал. Последовал взрыв смеха, еще несколько фраз, брошенных капризным, кокетливым тоном, затем дробный стук каблучков. Дамы удалились.
  Затем снова голос Элиота:
  - Я сожалею. Я уговорил их уйти, но народ потихоньку мигрирует. Боюсь, скоро здесь будет полно любопытных.
  Тавропола шевельнулась в объятиях Сергея. Он медленно разжал руки. Он не хотел ее отпускать, не хотел расставаться с ней даже на миг. Храм его души восстал из руин и теперь был освещен ослепительным светом. И светом этим была она, а все прошлое, подернутое дымным туманом, казалось всего лишь сном. И как это могло лишь недавно причинять ему такую боль? Она высвободилась из его рук, и ему сразу же стало холодно, и начал меркнуть сияющий в его душе свет. Тогда она протянула руку, в последний раз легонько коснулась его лица, и снова шквал восхитительного восторга прокатился по его телу.
  - Нет, вы все сделали правильно, - это уже Элиоту. - Я не должна была... Так не должно было быть, - в ее глазах по-прежнему были звезды, но еще теперь там была вина, и горечь, и сдерживаемые слезы. - Прости. Прости меня, если сможешь.
  - Пожалуйста, - хрипло попросил он, задержав ее руку в своих ладонях. Горло пересохло, и слова удавались с трудом. - Не уходи.
  - Я должна, - она справилась с собой, и теперь уже была далека, бесконечно сильная и хрупкая в своих шелках, словно саламандра, танцующая в пламени.
  А он смотрел на нее, потерянный и незащищенный, с обнаженной душой, а она должна была оттолкнуть его, ибо то, что только что чуть не произошло между ними, не могло быть доведено до логического конца. Собственно, этого вообще не должно было быть, и оно не могло повториться.
  - Останься со мной. Прошу тебя.
  Она закрыла глаза, чтобы найти в себе силы оттолкнуть его, оторвать эту часть своей души, истекающую кровью, она собрала всю свою волю, власть и могущество. Но этого оказалось недостаточно.
  - Завтра вечером, - сказала она. Она стала преступницей, но в его глазах вновь вспыхнул свет. - Ты знаешь, где.
  Он улыбнулся, и его глаза сказали ей: приду.
  А потом, вскинув голову и закутавшись в свои шелка, как в сияющую броню, она прошла мимо Элиота, кивнув на прощанье. И он отвесил ей далеко не шутливый поклон, словно пробегающей по лесу во главе своей охотничьей стаи Богине.
  Потом она ушла, и Элиот отважился заглянуть в тот уголок, скрытый листьями пальмы, где, вцепившись руками в перила, стоял Сергей. В лунных лучах его силуэт казался статуей, достойной резца Праксителя.
  Элиот кашлянул.
  - Она ушла. И, кажется, совсем.
  Сергей медленно качнул головой.
  - Да. Но она ко мне еще вернется.
  - Ты... Ты бы оделся, что ли...
  Сергей перевел на друга затуманенный взгляд, - он еще не вполне осознавал, где находится, - и в его глубине было нечто, от чего Элиот мысленно содрогнулся. Образ оленя, растерзанного в лесу собаками, внезапно возник перед его глазами. Актеон. А-а, пропади оно все пропадом!
  - Ты хоть знаешь, кто она?
  - А? Д-да. Ее зовут Тавропола. Странное имя, правда?
  Боги, он ничего не знает! Даже не догадывается. Где же твои глаза? Куда делся твой разум?!
  А ведь по твоему следу уже бегут собаки, глупый ты олень, но ты их пока что не замечаешь. Элиот вздохнул. А он сам? Веселый Пан, сатир с козлиными ногами, который пляшет и играет на флейте. Не ради любви, ради забавы. Но лучше уж подальше от таких глубин. Так вернее, так безопасней.
  Сергей все еще сжимал ладонями перила. Растрепавшиеся кудри упали ему на лицо, резко контрастируя со светящейся теплотой кожи.
  Элиот тихо позвал:
  - Сережа...
  В его устах это имя всегда звучало с жестким акцентом, и именно это привычное слуху произношение, наконец, вернуло Сергея к действительности. Он глубоко вздохнул, подставляя лицо ночной прохладе.
  - Знаешь, кажется, приезд в Грецию - самое мудрое из всего, что я сделал за последнее время.
  - Некоторые из твоих поступков мудрыми уж точно не назовешь, - подтвердил Элиот.
  Сергей скосил на него глаза и улыбнулся:
  - Прости, если шокировал тебя.
  - Э, нет, - возмутился Элиот, - в данном случае извиняться как раз нужно мне. Какая жалость, что я так не вовремя влез! Но зрелище было безумно красивое. Остается только надеяться, что поблизости не было папарацци.
  - Клянусь, известность такого рода меня не прельщает, - рассеяно заверил Сергей. - Впрочем, не думаю, что нас видел еще кто-то, кроме тебя. - Он помолчал, натягивая на плечи рубашку, и добавил: - Кажется, я совершенно потерял чувство реальности.
  Горькая усмешка тронула губы ученого. Ох, не этого я желал для тебя, дружище.
  Нет, он ему ничего не скажет, и пусть эта ложь, точнее это умолчание, останется на его совести. Но сказать - это слишком несправедливо, слишком жестоко. Ты все равно скоро сам все узнаешь, так пусть эта блаженная иллюзия останется с тобой до конца. Потому что ты заблудился в сказке, Актеон, Узревший Богиню.
  Элиот нагнулся, поднял гребень и вложил его в руку Сергея.
  - А чего ты хотел? Это земля легенд. Добро пожаловать на Крит, дружище... Давай же, приводи себя в порядок и пошли к гостям.
  И, выныривая из наваждения, он вернулся обратно - к банальности, музыке, звону бокалов и свету. К простым и ясным вещам, не имеющим ничего общего с тем древним и могущественным, что он увидел, заглянув в глаза Сергея. И чему успел ужаснуться. И Сергей пошел следом за ним, унося на лице своем беззаботную маску, а в сердце огонь и звезды, и глубочайшую пропасть любви.
  
  
  4
  
  Они оба знали условный час. И все же она пришла раньше. Но он уже ждал ее там, и снова она укрылась за стволом дерева, чтобы полюбоваться им несколько мгновений. Он пускал камешки по воде, и они многократно отскакивали рикошетом. Он смотрел в сторону моря, светлая фигура на темнеющем небе, и темные волосы реяли на ветру, полоскаясь над белым воротником его рубашки. А она вбирала в себя, чтобы унести с собой в вечность, классический профиль его лица в отсветах звезд, гордую посадку головы, разворот плеч и красоту движений. Он был ее Ахиллом, ее Гектором, в том мире, который она собой представляла. Ее боль и радость. И неискупимая вина. Но это был ее выбор, за который ей еще предстояло ответить.
  И снова он ощутил ее присутствие, безошибочно обернувшись, едва лишь она выступила из-под сени деревьев.
  На этот раз она была в белом, и это должно было что-то значить. А волосы ее, рассыпанные по плечам, скреплял серебряный обруч, и рубин каплей крови алел на ее лбу. Она бросилась в его протянутые руки, и они прильнули друг к другу, бездумно глядя в море, пока их души вели безмолвный разговор.
  Но когда заходящее солнце проложило к их ногам золотую дрожащую дорожку, она отстранилась.
  - Я буду танцевать для тебя, - сказала она, целуя его руки. И тихая музыка, возникнув из ниоткуда, зазвучала вокруг, сплетая в сеть последние отблески солнечных лучей, а серебряный лик луны глядел на них сверху. И вздохи ветра мешались с шепотом трав, потому что до сих пор ни один смертный не видел на берегу моря под летними звездами священный танец Таврополы, Танцующей с Быком.
  И за это ей тоже придется ответить.
  Завершив свой танец, она вернулась к нему, чтобы вновь оказаться заключенной в кольце его рук. И он целовал ее, и она в ответ целовала его шею, грудь, плечи, руки, а потом заплакала, опустившись на колени в песок. И Сергей молчал, прижимая ее к себе, ибо только так он мог дать ей утешение.
  - Уйдем отсюда, - наконец попросила она, и они пошли по тихим улочкам, уводящим от моря. И Сергей ощущал, что к их счастью примешивается немалая доля горечи, хоть и не мог найти этому ответа. Это место в ее душе было запретным для него, словно комната в замке Синей Бороды, и он старательно обходил его стороной, чтобы не выпустить на волю дремавших там призраков.
  Они довольно долго брели среди белых домиков, мягко сияющих в лунном свете, когда Сергей вдруг кожей ощутил надвигающую опасность. Она примчалась откуда-то извне, похожая на холодный северный ветер, и от этого излучения, исходившего бессмысленной злобой, волосы зашевелились у него на голове.
  Вот от перечеркнутой тенями белой стены отделились трое. Еще один вынырнул откуда-то из-за кустов. Отступать было уже поздно, их заметили. Едва ли двуногие твари подстерегали именно их, скорее всего, им было все равно, на кого охотиться, но теперь они приближались, поигрывая цепями, дубинками и кастетами, и глаза их лихорадочно блестели в темноте.
  - Наркоманы, - подумал Сергей, незаметно оглядываясь в поисках чего-нибудь, что можно было бы превратить в оружие, подходящее для защиты. Подонки были еще довольно далеко, но неуклонно приближались, а им с Таврополой, как ни глупо это выглядело, только и оставалось изображать ничего не подозревающих прохожих, чтобы не разбудить раньше времени надвигающуюся агрессию. Но беда была в том, что с обеих сторон улицы дома тянулись непрерывно, и у них не было ни малейшей возможности свернуть с этого опасного пути.
  Не веря собственным глазам, Тавропола смотрела на подбирающихся к ним мерзавцев и впервые остро ощутила свою беспомощность. Это был кошмар, который не мог произойти наяву, это было просто невозможно, но четверо вооруженных людей на ночной улице не являлись бредом. В любых других обстоятельствах она одним мановением руки разогнала бы эту двуногую стаю, но только не этой ночью. У нее больше не было власти. В игру вмешались гораздо более могущественные силы, и она ничего не могла изменить.
  - Продолжай улыбаться, - тихо шепнул ей Сергей. - У тебя есть сотовый? Надо попытаться вызвать полицию, - его собственный телефон разрядился еще несколько часов назад. Она повернула к нему побледневшее лицо и выразительно покачала головой. Итак, телефона нет. Холодок пробежал по спине Сергея. Значит, рассчитывать придется только на себя.
  Справа от них тянулась стена, хорошо, подойдет для защиты. Сергей переместился так, чтобы оказаться между девушкой и подступающими бандитами, которые даже не пытались изображать безобидных прохожих. Он оттеснил ее ближе к стене, себе за спину. Что бы ни случилось, прежде чем добраться до нее, им придется расправиться с ним, а это мы еще посмотрим.
  Сергей не тешил себя пустыми иллюзиями. То, что вокруг находились жилые дома, ничего не меняло. Едва ли кто-то решится прийти на помощь, чтобы схватиться с бандой вооруженных подонков. Оставалась только слабая надежда, что кто-нибудь вызовет полицию.
  - Как только появится возможность - беги. Я смогу их задержать. Стучи в двери, кричи. Кто-нибудь позвонит в полицию.
  Она медленно покачала головой. Как объяснить ему, что это бесполезно? Даже если бы они сейчас находились среди многолюдной толпы, никто не смог бы вмешаться в происходящее. Никто просто ничего бы не заметил.
  - Им нужен ты. Мне они ничего не сделают.
  В лунном свете ее лицо было искажено страданием. Господи, ведь она его не бросит! Ему захотелось взять ее за плечи и хорошенько встряхнуть.
  - Пола, это же отморозки! Если со мной что-то случится... Пожалуйста, обещай, что ты убежишь при первой же возможности!
  Она на миг прикрыла глаза. Помощь не придет, пока все не закончится. Эти собаки спущены по его следу, ей вреда они причинить не смогут. Но если она останется, она в буквальном смысле свяжет ему руки. Он будет защищать ее до последнего. И она сказала:
  - Хорошо.
  Он кивнул и переключил свое внимание на приближающихся подонков, прикидывая тактику боя. Четверо против одного. Пробиться будет нелегко, но шансы все-таки есть.
  Отморозки, наконец, приблизились с тем наглым и вызывающим выражением лица, какое бывает у двуногого зверья в любой точке света. И вопрос, заданный ими по-гречески, Сергей не понял, но безошибочно опознал в нем аналог русского издевательского: "Закурить не найдется?"
  А второй в этот момент уже замахивался кастетом.
  Но к такому повороту событий Сергей был готов. Резким ударом ноги он сбил с ног первого, извернулся, уходя от удара в голову, поймал руку с кастетом на прием, и, с силой перекинув противника через себя, приложил его спиной о камни, а потом, резко толкнув Таврополу, заставил ее отбежать под защиту стены. По крайней мере, теперь сзади не нападут. В одном месте стена выдавалась вперед, образуя что-то вроде ниши. Сергей оттеснил девушку туда, и встал впереди, закрывая ее собой. Она что-то крикнула ему, но он не расслышал. Он покачал головой, не понимая, и обернулся в сторону подступающих врагов. Некогда разбираться. Один из бандитов замахнулся цепью.
  Больше всего этот бой походил на прыжки тигра, подстегиваемого ударами хлыстов. Сергей отчаянно вертелся, уходя от мелькавших перед ним дубинок и цепей, при этом постоянно следя за тем, чтобы не оставлять без прикрытия прижавшуюся к стене Таврополу. Негодяи понимали, что пока он вынужден защищать ее, он вдвойне уязвим, и не оставляли девушке ни единого шанса для побега.
  Сергей вырубил еще двух противников, а третьему выбил коленную чашечку. Но едва он успел перевести дух, как все четверо снова были на ногах и снова двигались на него. Даже тот, который должен был корчиться от боли, держась за изувеченное колено, поднялся и, припадая на одну ногу, наступал вместе с остальными. Фантастика! Не зря говорят, что у наркоманов низка болевая чувствительность. Эти четверо больше напоминали роботов, чем людей. Поднырнув под дубинку, Сергей резко дернул на себя одного, впечатывая ему в висок свой локоть. Наркоман рухнул на мостовую, чтобы уже через несколько секунд подняться снова, словно в плохом голливудском кино. Положение становилось безнадежным.
  Еще раз пройти по кругу, раскидывая противников. Мышцы уже гудят от натуги, а эти четверо, словно зомби, все продолжают свои бессмысленные - о нет, далеко не лишенные смысла - попытки. Знать бы еще, что ими движет. Впервые в жизни он столкнулся с такой безрассудной ненавистью. А впрочем, не все ли равно...
  Как бы сейчас пришелся кстати старый верный боккен. И словно в ответ на его мысли, взгляд упал на плетень, окружающий маленький садик с кадками цветов на противоположной стороне дороги.
  Если бы он смог обеспечить безопасность Полы хотя бы на те несколько мгновений, которые нужны ему, чтобы вырвать жердь. Нет, девушку оставлять нельзя. Одна из этих двуногих тварей вполне может добраться до нее, пока он будет на той стороне. Ладно, попробуем по-другому.
  Еще раз отшвырнуть их от себя, спасибо, на занятиях айкидо заставляли до отупения отрабатывать даже самые простые приемы борьбы. Отлетели далеко, он на это даже не рассчитывал. Они поднимутся снова, это ясно, но несколько мгновений у него все же есть. Теперь вперед!
  - Бежим! - схватив за руку Таврополу, Сергей метнулся к вожделенной изгороди мимо копошащихся на земле тел. Ого, сориентировались. Бросились за ними, и быстро. Но недостаточно быстро. Подонки снова попытались взять их в кольцо, но он выиграл те несколько секунд, которых ему хватило на то, чтобы оттолкнуть девушку к противоположной стене и вырвать жердь из хлипкого плетня. Лишь бы она оказалась достаточно прочной!
  На этот раз они атаковали медленнее. Все же бесконечные броски и удары наконец-то стали отдаваться даже в их затуманенных наркотиками мозгах. У Сергея перед глазами уже давно все плыло от боли, но позволить себе расслабиться он не мог, не имел права. Потому что только он один сейчас стоял между подонками и Таврополой.
  Но теперь он был вооружен!
  Ну же, подходите, кто смелый?!
  Пусть жердь хлипковата и несбалансирована, но это лучше, чем ничего, особенно когда в руках у отморозков позвякивают дубинки и стальные цепи. Атака - отвод, удар по кисти, хруст костей, мерзавец с воем отшатывается, цепь со звоном вываливается из онемевших пальцев. Тут же, не останавливаясь, без промедления, торцом в живот тому, кто подкрадывается с другого бока, и с разворота в лоб третьему. Повалились оба. Надеюсь, я никого не убил? Некогда рассчитывать силу удара. Так, где четвертый? Лежит? Хоть какая-то радость. А жердь, надо отдать ей должное, оказалась крепкой, гораздо крепче, чем на вид.
  Отморозки медленно поднимаются, однако двигаются нехотя и осторожно. Испугались, оно и понятно. Жертва огрызается, а получить по башке не хочется никому. А вот тип с раздробленным коленом лежит на земле без движения. Один есть! Кажется, силы сравнялись, господа? Его губы кривит улыбка, злая, неприятная. Но любезничать он не намерен Исход боя - лишь вопрос времени, вопрос о том, кто быстрее свалится с ног, а сил у него осталось не так уж много.
  Но, похоже, они потеряли желание драться. Трое, изрядно покалеченные, столпились поодаль, исходя бессильной злобой, но больше не решаются нападать. А один по-прежнему валяется, уткнувшись носом в пыль. Проняло, наконец. И на том спасибо. Ноги дрожат, но слабость показать нельзя. Пора уходить. Пока они не пришли в себя, надо пользоваться моментом.
  - Мы, пожалуй, пойдем, с вашего позволения, - иронически произносит Сергей. Ему больно, больно даже дышать, но подонки не должны знать, насколько ему тяжело.
   Они не двигаются, лишь глаза горят ненавистью. Вот лучше так и стойте. Он нарочито медленным движением поудобнее перехватывает жердь, берет за руку Таврополу, по-прежнему прикрывая ее своим телом и не выпуская из поля зрения двуногих скотов, и тут что-то большое и тяжелое вламывается ему в спину, и он падает на колени, прежде чем успевает осознать, что это нож.
  Тавропола... Одна... Подонки... Надо подняться... Темнота... Все.
  
  5
  
  Пущенный из темноты нож блеснул в лунном свете и вонзился в спину Сергея. И словно оборвал управляющие схваткой незримые нити. В тот же миг к ней вернулось ее могущество.
  - Вон отсюда! - выкрикнула она громовым голосом, и внезапно поднявшийся вихрь взметнул ее одежды. Она ощущала свою силу, горящую на кончиках пальцев. Да! Сейчас одним своим взглядом она могла бы убивать.
   Двуногие хищники, словно марионетки, лишившиеся кукольника, попятились и, роняя цепи и кастеты, с воплями ужаса бросились бежать. Мерзавец со сломанной ногой тоже пополз в темноту, царапая ногтями землю и скуля, как побитый пес, но ей было не до него.
  И воцарилась тишина. Она осталась наедине с Сергеем. Ни одно окно не светилось, не хлопнула ни одна дверь, словно никто не услышал шума схватки. Но она знала, что так и будет.
  Она опустилась на колени возле Сергея. Он лежал на боку с закрытыми глазами и не дышал. Глотая слезы, она приложила пальцы к его шее, но не смогла нащупать пульс. Его сердце не билось.
  Мертв. Убит. Ножом. В спину.
  Как подло. Как бесчеловечно.
  Она не могла даже рыдать.
  - Выходи, - хрипло сказала она. - Выходи, я хочу видеть тебя! Подонок!
  Ответом ей был негромкий довольный смех.
  - Тебе идет гнев. Я просто наслаждаюсь!
  Он вышел к ней, высокий, худощавый. Мускулистый торс туго обтягивала спортивная майка. С того места, где он стоял, так далеко метнуть нож не смогла бы ни одна человеческая рука, но кто сказал, что это существо было человеком? Он шел к ней неторопливым шагом, и даже издалека было заметно, как он доволен. Его окутывала тень, она была пугающе огромной, а в вышине над ним клубилась облачная мгла, увенчивая его голову, словно два гордо изогнутых рога.
  И тогда она тоже позволила своему свету воссиять в темноте. Это был разговор, не предназначенный для ушей простых смертных, но единственный человек, который мог их слышать, безжизненным телом распростерся у ее ног.
  - За что? Зачем ты это сделал, Арес? Он был твоим. Воином до мозга костей! Он доказал это. За что ты убил его?
  И ее тоже. Ее душа в одночасье сгорела дотла, остались лишь угли под хлопьями пепла.
  Бог подошел к ней, все еще смеясь. Он выглядел совсем как человек, если бы не окутывавшие его тени.
  - А разве обязательно должна быть причина, смертная?
  Она покачала головой. Воистину, безумный разговор! Но пусть говорит, потому она не может дышать. Потому что она сейчас сойдет с ума или заколется тем же самым ножом, которым только что убили ее любовь.
  Бог усмехнулся.
  - Не веришь? Что ж... - улыбку словно стерли с надменного лица, глаза Ареса стали холодными. - А если за то, что он взял то, что предназначалось мне?
  Она медленно качнула головой.
  - Неправда.
  - Правда. И ты это знаешь.
  Она подняла на него измученные глаза.
  - Тогда почему ты не отомстил мне?!
  Он удивленно поднял брови.
  - А разве это не прекрасная месть? - Он кивнул на неподвижное тело. - Как это выражаются смертные: "Банда наркоманов зверски расправилась с русским дипломатом". Примерно такими будут заголовки завтрашних газет. Какая мышиная возня поднимется вокруг. Призывы к действию, ноты протеста. Возможно, я раздую из этого небольшую войну.
  - Чудовище!
  Он поморщился, ничуть не раздосадованный.
  - Всегда одно и то же. Вы, люди, так ужасно предсказуемы. И скучны. Твои слова не могут оскорбить меня, смертная.
  Он присел на корточки рядом с телом и перевернул его на спину. Она едва сдержалась, чтобы не оттолкнуть его руки. Голова Сергея безвольно склонилась набок. Одежда на нем была изодрана в клочья и покрыта кровавыми пятнами в тех местах, где его доставали удары дубинок и цепей.
  - Что ни говори, а он был хорош. Как воин я им восхищаюсь.
  Он посмотрел на Таврополу.
  - Я могу понять, почему ты выбрала его. В какой-то мере тебя это оправдывает, - он усмехнулся и добавил. - Возможно, я буду снисходителен к тебе.
  В ней вспыхнул гнев. Он еще смеет издеваться!
  - Я не нарушила запрета. Я все еще могу танцевать для тебя.
  - Да, формально ты все еще пригодна, - насмешка в его глазах была полна холодного презрения. - Но ты больше не нужна мне. Ты извратила саму суть обряда. Ему, - он кивнул на мертвого, - ты отдала всю себя, без остатка. И что теперь ты можешь дать МНЕ? Зачем мне твоя пустая оболочка? Неужели ты верила, что я приму тебя после всего этого?
  Будь ты хоть трижды богом, твои мотивы ничуть не лучше тех, что движут ревнивым стариком, когда он шпионит за молодой женой. Любимый умер, потому что посмел приблизиться к тому, что принадлежало Богу. Нет, не поэтому. А потому что она, зная о притязаниях Бога, ответила ему взаимностью. По этим счетам она собиралась расплатиться сама, но умереть выпало ему.
  - Ты жалкий, завистливый, мелочный, ревнивый ублюдок! Это меня тебе следовало убить. Меня, а не его!
  Какая злая у него усмешка.
  - Ты же понимаешь, что это было бы слишком просто. Тебя я покараю тоже, но не сейчас. Пусть это будет началом.
  Да, просто убить тебе не достаточно. Чокнутый ревнивец с садистскими наклонностями. Высшее существо, от которого зависит судьба мира. Арес, Бог Войны.
  - Я не предавала тебя. И я все еще могу танцевать, - упрямо повторила она.
  Бог оглушительно расхохотался, в вышине над его головой качнулись облачные рога.
  - Так танцуй, кто тебе запрещает. Я полюбуюсь на твой танец, но ты больше не сможешь связать меня договором.
  Что-то шевельнулось в ее мыслях, какой-то проблеск света среди окружающей ее тьмы. Договор... Она обязательно должна понять. Что-то очень важное, очень нужное. И быстро.
  - Ну, почему вы, облеченные могуществом и властью, ведете себя как злые расшалившиеся дети?
  - А ты в детстве отрывала ножки муравьям?
  Он по-прежнему сидел рядом с ней на корточках, казалось, ситуация его забавляла.
  -. Почему бы тебе не спросить об этом Будду или Христа? Вот уж кто помешан на милосердии. Христос говорил, живите с миром, и сколько смертей свершилось от его имени? Я - другое дело, я награждаю и караю сам. И никому не позволяю прикрываться именем Ареса.
  Уж ты-то точно не любишь убивать чужими руками. Четверо подонков, пусть и не очень умелых, зато вооруженных. Дубинки и цепи. Как раз в античном духе. Мы, греки, всегда были очень изобретательны по части смертоубийства.
  И нож в спину, когда оказалось, что этого недостаточно.
  - Я спрашиваю тебя.
  С ума можно сойти! Самое время для теологических споров.
  Бог смотрел на нее с интересом, чуть склонив голову набок.
  - Ты нравишься мне, маленькая смертная. Но дело в том, что МЫ - существа иного уровня, и живем по своим законам. Вам этого не дано понять, кроме разве что одного. Ты понимаешь, о чем я.
  Она понимала.
  - Договор. И жертва.
  - Именно. Добровольная жертва, заметь. Только это обязывает нас выполнять условия соглашения. А ты - его часть.
  - Да, я всего лишь мяч в игре, которым обмениваются боги. Но вы кое-что забыли. У меня тоже есть воля и свобода выбора.
  Он запрокинул голову и засмеялся. А потом кивнул на того, кого только что убил на ее глазах.
  - Вот она, твоя свобода выбора. Но в принципе, ты права. Ритуал действительно вносит в игру элемент неожиданности. Хотя вы, люди, до безобразия боязливы и педантичны.
  Арес говорил еще что-то, но она больше не слушала. Потому что он сказал то, единственное, что ей нужно было знать. В ее глазах снова плавали звезды. И душа восстала из мертвых. Пламя вспыхнуло вновь из-под пепла, пламя ярости, любви, боли. И понимания.
  Арес замолчал, ощутив произошедшую в ней перемену. Но ей не было дела до его удивления. Потому что теперь она кое-что могла ему предложить.
  - Посмотри на меня, Бог Войны. И скажи - сейчас ты не сможешь солгать мне - ты, правда, веришь, что сможешь освободиться от соглашения, если на арену с быком выйду я?
  Из глаз Бога исчезла усмешка, он изучал ее пристально, словно хирург, и внимание это, подобно ножу, резало душу на куски. Но она не боялась.
  Наконец Арес вздохнул с едва заметной досадой.
  - Ты права. От тебя не смог бы отказаться даже Зевс. Но попытка была неплоха.
  И тогда она произнесла, словно ныряя с головой в холодную воду:
  - А теперь верни мне его.
  - Что-о?! - Арес вытаращился на нее так, словно его самого стукнули по голове дубиной. - Ты смеешь просить об этом МЕНЯ, смертная? Горе и впрямь лишило тебя разума.
  - Ты можешь это сделать.
  Бог пожал плечами, к нему вернулось обычное саркастическое хладнокровие.
  - Могу. Но зачем это мне?
  - А если причина найдется?
  Он молча отвернулся, давая понять, что разговор закончен. И когда он отошел от нее на пару шагов, она сказала:
  - А если так ты сможешь освободиться от связывающих тебя уз?
  Он остановился. Обернулся к ней.
  - Точнее?
  - Верни его из мертвых, чтобы я могла нарушить последний запрет.
  Когда-то она очень боялась, что он не примет ее танца, сочтет ее недостойной. Она вообще много чего боялась когда-то.
  - Вот как? - он был удивлен, заинтересован. Ему тоже хочется свободы, поняла она. Хотя бы на миг выскользнуть из паутины опутывающих его обязательств. Кажется, она предложила ему неплохую игру. - Ты переспишь с ним?
  Зря стараешься, Арес. Оставь в своем колчане стрелы пошлости. Они не найдут своей цели, слишком сильно то яркое и чистое пламя, которое зажег в ее душе ушедший.
  - Да.
  Он уточнил, и даже постарался не задевать больше ее чувств:
  - Ты проведешь с ним ночь. И после этого примешь участие в ритуале. Зная, что это верная смерть. Бессмысленная смерть!
  И она без колебаний подтвердила:
  - Да.
  Все, что она говорила сейчас, было равносильно клятве.
  Арес размышлял, от усилий хмуря высокий лоб. Перед ним маячил призрак свободы, пусть не навсегда и не полной, но все же... Слишком сильная приманка для гордости, тщеславия и стремления к власти. Непреодолимый соблазн. Он согласится, в этом она не сомневалась.
  И оказалась права.
  - Хорошо, - тряхнул головой Арес. - Но ты сделаешь это сама. - Он поднял руку, предупреждая ее невысказанный вопрос: - Моя стихия - разрушение, созидание не по моей части. Я дам тебе могущество, жрица. Но вызвать его обратно и удержать, пока он возвращается, ты должна сама. Если у тебя не получится, это не отменяет нашего соглашения. Ты согласна?
  Если у нее не получится, это уже не будет иметь значения. Ничто не будет иметь значения.
  - Да.
  Глаза бога воззрились на нее с любопытством.
  - Ты не перестаешь удивлять меня. До тебя это удавалось немногим.
  - Одна из них - Артемида.
  - Да, и в тебе ее дух проявился особенно ярко. Что ж, приятно будет встретиться с тобою, жрица. Но помни, если ты освободишь меня от обязательств, мир содрогнется от боли. И каждую каплю этой агонии ты будешь ощущать в своей душе. Вечно. Ты не дождешься пощады. Стоит ли он такой жертвы?
  Она не опустила головы, и в глазах ее по-прежнему качались звезды.
  - Может, и не стоит. Так ты дашь мне силу?
  И теперь была его очередь сказать: "Да".
  Он сделал неуловимый жест правой рукой. Огненный шар взорвался в ее груди, тело сотряс шквал, невиданное торнадо силы. Кровь вскипела, подобно лаве, и от жара стали плавиться вены. Жгучая сеть протуберанцев опутала тело, вновь обретенная сила вплавлялась в нее, раздирая плоть. Это было подобно насилию. Это было больно.
  Потом волна схлынула, и перед глазами всплыло лицо Ареса. Он изучал ее, словно ученый бабочку, прежде чем наколоть ее иголкой. И было еще что-то неуловимо плутоватое в выражении его лица. Невероятно, Бог Войны выглядел, как нашкодивший кот. Ладно, с этим она разберется позже.
  - Ну, ты довольна, жрица?
  Она смогла улыбнуться. Ее голос не будет дрожать, не доставит она ему такого удовольствия.
  - Благодарю тебя... А теперь уходи... У меня мало времени.
  - Уже ухожу. Но я не прощаюсь, - он снова засмеялся. - Это будет забавно, жрица. Скоро ты принесешь мне мою свободу. Жду с нетерпением, - сказал он, и ушел от нее, закутанный в тьму.
  Она уронила руки, собираясь с силами. Нужно было торопиться. Любимый уже давно шел по своей сияющей тропе и удалялся от нее все дальше. Но теперь она знала, что делать.
  Она сосредоточила внимание на лежавшем перед ней теле.
  Вытащила нож и уложила Сергея на спину поудобнее. Потом возложила руки ему на грудь, призывая его вернуться в это тело. Он знала, что там, под одеждой, начали закрываться раны, что тело готовится принять назад его душу, если только ей удастся призвать его обратно.
  Вот тут она и поняла, где сплутовал Арес. Не садись играть в карты с богом. Эту древнюю истину она тоже не учла.
  Его души нигде не было.
  Перед мысленным взором кружился калейдоскоп образов. Горные пейзажи, полные ужасов пещеры, залитые призрачным светом луга и штормовое море, существа с невообразимым количеством конечностей, призраки кошмарные и невыразимо прекрасные, люди с головами зверей и птиц, плач, обрывки смеха и разговоров. Вселенская какофония, в которой она должна была отыскать и ухватить, чтоб притянуть обратно, одну единственную нить.
  Она не позволила себе впасть в отчаяние. Она стала искать.
  Она искала, ввинчиваясь в хаос образов, распутывая чужие судьбы, словно разноцветные нити клубков. И звала его, звала. Бесконечно.
  ...Сергей уже дошел до самого Порога. Уже Харон поднял весла, а может, и не Харон, может, это дева Морана взяла его за руку, открывая дорогу в свой цветущий ирий. Но что-то еще держало его, что-то смутно важное, незавершенное в той, оставшейся за плечами, жизни, что не позволяло ему ударом ноги отпихнуть от берега погребальную ладью, переступить последнюю черту, отделяющую его от туманов загробного мира. Морана выказывала нетерпение, Харон ворчал, нетерпение снедало и его самого, и все подталкивало поскорее ступить в жемчужную воронку, вращавшуюся в сердцевине тумана...
  Но он так и не сделал этого последнего шага, потому что до него донесся зов...
  ...Это было нелегко. Для такого возвращения не существовало заклинаний. Да она и не владела никакой магией. Все, что ей было даровано, - это искра, частичка божественной власти, зажженная в ней Богиней, усиленная мощью Ареса, а кроме этого - единственная вспыхнувшая в ее жизни всепоглощающая любовь, которая - она верила в это, - даже сейчас не позволяла ему уйти из этого мира.
  И из неимоверной дали он откликнулся на ее призыв.
  ...- Идем, - сказала Морана, но он выпустил ее локоть, поворачиваясь к ней спиной, туда, где над мглистой долиной разносился зов...
  ...- Пора, - сказал ему Харон, отталкивая ладью от берега, но он успел выпрыгнуть обратно, чуть не поскользнувшись при этом на покрытых гниющими водорослями склизких камнях, мимо которых равнодушно катил свои воды Стикс...
  А Тавропола ждала, время от времени повторяя зов. И время сравнялось значением с бесконечностью.
  Но вот порыв ветра пронесся над землей, швырнув ей в лицо пригоршню пыли, над телом разлилось сияние, и в этом свете она увидела его. Он спускался к ней по лунной дорожке, призрачный воин в серебряных доспехах, возвращающийся к себе домой, и она помогала ему, удерживая его взглядом до тех пор, пока он не оказался прямо над телом, а потом словно втянулся в него. И свет погас.
  Сергей не открывал глаза довольно долго. Он сидела, держа его голову на коленях, наблюдая, как мерно вздымается его грудь, и ожидая, когда тело осознает возвращение души.
  Потом глаза его распахнулись, темные, цвета полночной синевы. В них промелькнула искра узнавания, память, мгновенная боль, он вскинулся на локте, судорожно оглядываясь вокруг.
  - Где они? Ты... Ты не ранена? Что случилось?
  Она успокоила его прикосновением рук.
  - Все хорошо. Здесь никого нет. Они разбежались, когда ты упал.
  Он потер лоб.
  - Невероятно. Подожди... Меня что-то ударило в спину. Кажется, нож?
  И она солгала.
  - Кто-то запустил в тебя камнем. Ты упал, а из одного из домов закричали, что вызывают полицию. Видимо, это их и спугнуло. Они тут же разбежались.
  Его глаза потемнели еще больше.
  - Как странно... Они же могли... Они могли причинить тебе зло.
  Он не сказал этого вслух, но ей не нужно было слов, чтобы понять: он винит себя в том, что не смог ее защитить.
  Она взяла его руку и на этот раз сказала абсолютную правду:
  - Им была нужна не я. По-моему, они охотились за тобой.
  На его лице отразилось удивление. Он со вздохом сел и охнул, обхватив руками голову. Она откуда-то знала, что так и должно быть, и еще она знала, что эта боль тоже скоро пройдет. Наконец он отнял руки от лица и вымученно улыбнулся:
  - Похоже, я еще и головой приложился. Я давно тут лежу?
  Она подумала: "целую вечность", а вслух сказала:
  - Всего несколько минут. Ты сможешь подняться?
  - Кажется, да.
  Она помогла ему встать, на ногах он держался достаточно твердо.
  - Господи, Пола... - какой взволнованный у него голос. - Ты все-таки ранена? У тебя кровь на платье!
  - Нет, я - нет. Это твоя кровь.
  Он растерянно посмотрел на свою растерзанную одежду.
  - Странно. По-моему, со мной все в порядке.
  Еще бы ни странно. Рубашка в крови, а на теле ни царапины. На эти вопросы отвечать она не собиралась.
  Но он не стал ни о чем спрашивать. Вместо этого он привлек ее к себе и сказал:
  - Я больше никуда не отпущу тебя, Пола
  И она возблагодарила Ареса за то, что теперь была свободна.
  Обняв ладонями его шею, она сцепила пальцы под темной гривой его волос и посмотрела в невероятно-синие глаза. Он этого знать не мог, но его глаза навсегда останутся такими - как знак того, что с ним случилось, как память о том, что он перенес.
  - А я не хочу, чтобы ты меня отпускал, - сказала она совсем тихо.
  Его лицо просияло радостью. Он подхватил ее на руки и заявил:
  - Только на этот раз поймаем такси.
  Она не возражала. Ей оставалось сказать ему только одно и, приблизив губы к его уху, она прошептала:
  - Кстати, меня зовут Артемис.
  
  6
  
  Стоя у большого зеркала в прихожей Элиот сосредоточенно завязывал галстук, когда услышал, как из своей комнаты со второго этажа спускается Сергей. Шаг его был упруг и легок, а ведь ночью, когда Сергей с Таврополой возникли на пороге, Элиот чуть не скончался на месте при виде их залитой кровью одежды и схватился за телефон с намерением вызвать врача. А Сергей, смеясь, отобрал у него трубку...
  - Уходишь? - Сергей вошел, держа в руках полотенце, с мокрых волос капала вода.
  - Ага, на лекции, - ответил Элиот. Помимо воли, взгляд его то и дело возвращался к Сергею. Тот двигался непринужденно и свободно, и было непохоже, чтобы это причиняло ему хоть малейшую боль.
  Усилием воли Элиот заставил себя снова сосредоточиться на галстуке. В висок кольнуло. Все-таки этой ночью он здорово напился. Они много пили, еще больше смеялись... Скорее всего, он будет пить и сегодня. А сейчас ему надо сбежать из дома, сбежать, как можно скорей.
  - Черт, голова болит, - пожаловался он.
  Сергей посмотрел на него с сочувствием.
  - Студенты - народ серьезный.
  - Ох, не напоминай, - Элиот возвел очи к потолку, подсчитывая свои сегодняшние мытарства. - Две лекции, разговор с хранителем музея, потом в мэрию - это по поводу фестиваля. Надо бы еще заглянуть на раскопки. Ах да, еще статья, я обещал ее сегодня отправить. И вечером парочка свиданий.
  Замечательно плотное расписание. Он будет очень занят до вечера, а значит, не сможет увидеться с Сергеем. Вот и славненько. Потому что сегодня молчать ему будет сложно, а не молчать - нельзя. Теперь уже нельзя.
  - После всех этих подвигов тебя принесут на щите, как спартанца.
  - Меня и такси устроит. Но вернусь я поздно. Или рано. Смотря по обстоятельствам.
  Да, он будет гулять до утра. Чтобы пережить этот проклятый день. А потом запрется в своем кабинете, наедине с книгами и бутылкой вина. Потому что завтра или чуть позже, - да какая разница? - ему придется рассказать Сергею все, что он знает о минойских танцах с быками. Знает он, может, не так уж много, но даже без этой малости он вполне мог бы обойтись. По крайней мере, спокойнее было бы спать.
  - Дорогу осилит идущий, - подбодрил его Сергей. Элиот обреченно кивнул головой и опять принялся за галстук. Руки дрожали то ли с похмелья, то ли по другой причине, завязать красивый узел никак не получалось.
  Сергей за его спиной слегка переместился, в зеркале отразилось его лицо, и Элиот вздрогнул. Ночью это можно было списать на игру освещения. Но сейчас в тусклом утреннем свете он видел то же, что и вчера: ярко-голубые глаза Сергея необъяснимым образом стали темно-синими, словно небо в полночь.
  Элиот оставил в покое галстук и сказал внезапно осевшим голосом:
  - У тебя глаза... изменили цвет.
  Сергей криво усмехнулся:
  - Да. А еще на мне нет ни одного синяка. Ни следа от вчерашней драки. Даже старый шрам пропал, который был у меня лет восемь, - Сергей скрестил руки на груди и тихо, но твердо сказал: - Мне жаль, Элиот, но твоим студентам придется подождать.
  Элиот замер, держа в руках концы галстука. Вот и все. Сбежать ему не удалось. Впереди разговор, а он к нему не готов. Да и как можно к этому подготовиться?
  - Это необходимо? - он пытался тянуть время.
  - А как ты считаешь?
  - Ладно, - покорно согласился Элиот. Он вдруг почувствовал себя очень уставшим. - Только давай поднимемся в кабинет.
  Всю переднюю стену кабинета занимало огромное окно, полки ломились от книг, у широченного, заваленного бумагами стола стояли два кожаных кресла. Элиот опустился в одно из них. Сергей подошел к окну, за которым тихо умирало под покрывалом из облаков бледное утро.
  - Итак, ты хочешь узнать про Таврополу? - уточнил Элиот.
  Сергей оторвался от созерцания облаков и в упор посмотрел на друга своими невозможными глазами.
  - Почему ты согласился?
  - Что-о? - только теперь до Элиота дошло, что он сам загнал себя в ловушку. А он-то решил, что Сергей знает...
  - Ты мог послать меня к черту, мог предложить почитать книги до твоего возвращения. Черт, ты что угодно мог сказать, ты ведь так занят. Но ты не стал этого делать. Почему, Элиот?
  - Я думал, ты все уже знаешь, - глухо ответил ученый.
  - Что ж... Вот и расскажи мне, что именно я должен знать.
  И Элиот рассказал.
  
  ...Коридор из белого камня был сплошь украшен барельефами. Расставленные через равные промежутки статуи поддерживали свод. Высокие окна обычно пропускали много света, но этим утром солнца не было совсем. За оконными стеклами плыли только низкие облака.
  Впереди лестница. Она приведет ее в подземный коридор, почти такой же, только без окон, освещаемый тусклыми лампами в виде факелов. После этого ни неба, ни солнца она больше не увидит. Никогда. Разве только в самый последний миг на арене. Но надежды на это почти что и нет.
  Вот и лестница. Ее нижняя часть терялась во тьме, только снизу пробивался слабый свет.
  Как бы ей хотелось сейчас увидеть Сергея. Это было единственное, что могло бы рассеять сгустившийся вокруг нее мрак. Только мысль о нем поддерживала сейчас ее силы. Если б можно было увидеть. Хотя бы на миг. Коснуться. Войти в кольцо рук и ощутить его любовь, волнение и нежность... Но такой жертвы она от него потребовать не вправе. Он не должен видеть, как она всходит на свой эшафот.
  А ведь лишь недавно она была уверена, что сможет пережить этот день. Таврополе совсем не обязательно погибать на арене. Такое уже бывало. Ее мастерство, ее сила росли с каждым днем. Была ли она чересчур самоуверенна?
  Эта встреча, которая все перевернула. С ног на голову поставила систему ценностей всей ее жизни. Случай? Судьба? С блеском исполненная провокация? Если так, мои поздравления, Арес! Твоя комбинация была безупречна.
  Тогда она еще надеялась, что у нее осталось кое-что в рукаве. Но сегодня небо закрыли облака, похожие на брюхо снулой рыбы, и в вышине, за пределами слуха, раздавался хохот Ареса.
  Не садись играть в карты с богом. В прошлый раз ей удалось его переиграть только потому, что их связь с Сергеем была очень сильной. Будь связавшее их чувство чуть более приземленным, ей не удалось бы вернуть его из вечности. Будь их чувство чуть менее сильным, вызвало бы оно ревность Ареса?
  Вот и последняя ступенька. Впереди опять коридор. Потом песнопения, священные обряды, гимны. Потом она снова пройдет здесь, на этот раз в последний раз, чтобы вступить на путь, ведущий на арену. Она перешагнет порог и останется одна, и за ее спиной захлопнется дверь. Она сама запрет ее. Таков закон. Никто не может принудить Таврополу. Она вольна отказаться от обряда. Она может вернуться даже с арены, на которой роет землю копытом белый бык с вызолоченными рогами. Свобода выбора - она действительно существует. Вот только для нее этой свободы нет. Она определила свою судьбу этой ночью, когда принесла свою клятву Аресу.
  
  ...Сидеть в багажнике было жутко неудобно. Не прошло и пяти минут, а у Сергея уже основательно свело все мышцы. Может, сказывалась просыпающаяся клаустрофобия. Но вообще путешествие в багажнике автомобиля - это не то удовольствие, которое хотелось бы повторить. Хорошо еще, что София Параксидис, ученая коллега Элиота, по совместительству - верховная жрица Артемиды, владела роскошным "понтиаком", главным достоинством которого, на взгляд Сергея, был вместительный багажник. Если бы госпожа Параксидис водила какую-нибудь компактную спортивную машину, проблема со слежкой не решилась бы так легко.
  Элиот много чего рассказал о Таврополе. Избранная жрица, воплощение богини. Сверхъестественные возможности, положение в обществе, всеобщее поклонение и тому подобное. А в итоге - смертельно опасный ритуал. Жертвенный танец, призванный утихомирить и связать агрессивное мужское начало. Добровольно отдавая свою жизнь, юная жрица обеспечивает относительное спокойствие мира. По крайней мере, в это ему предлагалось поверить.
  Все это больше походило на бред. Но если девочке промывали мозги в течение долгих лет, не мудрено, что она и в самом деле вознамерилась спасать мир. Правда, оставался еще вопрос его чудодейственного исцеления. Но Сергею хотелось верить, что этому должно существовать какое-то объяснение, причем желательно было бы обойтись без вмешательства высших сил. Если только это возможно...
  А потом Элиот сказал, что ритуал состоится сегодня, и Сергею показалось, что вокруг него рушится мир. Он даже помыслить не мог.... Разве мог он предположить, что у них совсем не осталось времени, что им было дозволено так мало.
  Элиот сидел на краешке кресла, упорно разглядывая свои ладони. Когда-то Сергей уже видел эту убитую позу и такие же виноватые глаза. Но сейчас было не до воспоминаний.
  Сергей судорожно вздохнул.
  - Что с ней будет?
  Элиот попытался улыбнуться:
  - Ну, быка с гимнами заколют и съедят во славу божества.
  - Артемис, - повторил Сергей. - Она сможет пережить этот танец?
  Элиот закусил губы:
  - Вообще-то, это возможно... Кто знает... Мы ж не в средневековье... Ах, черт! Я думаю, нет.
  - Едем, - сказал Сергей, поднимаясь с кресла.
  Элиот поднял голову, в темных глазах мелькнула растерянность, потом удивление.
  - Что ты задумал?
  - Еще не знаю, - ответил Сергей. Он и в самом деле не знал. Но сидеть, сложа руки, он тоже не мог. - Надо ее найти, а там будет видно. Ты знаешь, где проводят ритуал?
  - Откуда? - покачал головой ученый. - Это держится в тайне.
  - Да, но, возможно, об этом знает тот, кто тебе это все рассказал. Не в книгах же ты об этом прочел. Ты сможешь устроить мне встречу? - Он разыщет Артемис, где бы ее ни прятали. И вытащит оттуда. Он должен попытаться. Иначе он просто не сможет с этим жить.
  - Сережа, ничего не получится.
  Сергей зло сверкнул глазами.
  - Это мы еще посмотрим. Так ты поможешь?
  - Помогу. Да, - Элиот поскреб в затылке и потянулся за сотовым. - Слушай, у меня есть идея получше. Сейчас попробуем отыскать твой тайный храм.
  "Идее" Элиота было ближе к пятидесяти, но она все еще оставалась весьма и весьма привлекательной. Сергей грыз ногти в машине, ожидая окончания переговоров, на которые ученый предложил его не брать. Это было мудрым решением, в том, что касается способности завоевывать расположение дам, Элиоту не было равных, к тому же Сергей догадывался, что его и прекрасную докторшу связывали не только научные интересы. Впрочем, он был готов отправиться хоть в Тартар, лишь бы это давало ему хоть какой-то шанс разыскать Таврополу.
  Доктор Параксидис была сама любезность, но выбить из нее сведения оказалось бы не под силу даже генеральному прокурору. Элиот вернулся с застывшим лицом, рухнул на переднее сидение и стал стремительно погружаться в депрессию. Сергей, кусая губы, наблюдал сквозь заросли цветущих гибискусов, как жрица, затянутая в роскошный льняной костюм, прошествовала к своему "понтиаку", чей вызывающе яркий кузов алел среди окружающей зелени. А куда может направляться верховная жрица Артемиды в такой день?
  Он не винил Элиота, их затея с самого начала имела мало шансов на успех. Наблюдая, как София Параксидис расправляет юбку, устраиваясь на водительском сидении, Сергей прикидывал шансы проследить за ее автомобилем. Он сомневался, что у него получится, особенно, - а он подозревал, что так оно и будет, - если София отправится за город и дорога будет пустынной, но другого выхода не было. И тут госпожа Параксидис, издав недовольное восклицание, выскочила из машины и потрусила в сторону дома. Скорее всего, что-то забыла и сейчас вернется.
  Сергей понял, что судьба подкидывает ему шанс.
  - Оставайся здесь, - шепнул он Элиоту, выскакивая из машины.
  До алого багажника он добрался буквально в три прыжка, молясь лишь о том, чтобы он не был заперт. Времени разбираться с замком не было. Но судьба продолжала преподносить приятные сюрпризы. Сергей как раз успел втиснуться в довольно тесное пространство и осторожно прикрыть крышку, подсунув под язычок замка кредитку, чтобы он случайно не захлопнулся, когда по дорожке вновь зацокали каблучки.
  Дама остановилась возле машины, и Сергей, вцепившись в крышку, взмолился, чтобы госпоже Параксидис не пришло в голову порыться в багажнике. Молитва не подвела. Сергей ощутил запах дорогих сигарет, жрица наконец-то забралась на водительское сиденье и завела двигатель. "Понтиак" прыжком рванулся с места. Сергей приложился лбом обо что-то железное, чуть не выпустив крышку из рук. Помянув недобрым словом родственников ученой дамы, Сергей чуть приоткрыл багажник и стал наблюдать за дорогой.
  Довольно скоро дома закончились, они выбрались за город. Сергей слегка расслабился, теперь можно было не опасаться, что его обнаружат раньше времени.
  И в этот момент машина, взвизгнув тормозами, остановилась.
  - Молодой человек, - София стояла возле багажника, лицо было строгим, но глаза за стеклами очков, кажется, улыбались, - вам лучше выбраться отсюда. Уверяю, на переднем сидении вам будет гораздо удобнее.
  Сергей вывалился из багажника, настороженно следя за Софией. Мышцы основательно затекли, и если бы жрица вздумала удариться в бега, догнать ее было бы затруднительно. Однако София не делала попытки убежать. Она дождалась, когда Сергей устроится на сидении, и включила зажигание. "Понтиак" взревел и сорвался с места. Похоже, такая импульсивная манера езды была ее фирменным стилем.
  - Куда мы едем? - спросил Сергей. Он судорожно перебирал в уме способы заставить Софию отвезти его к Таврополе.
  - Кажется, вы хотели попасть в храм?
  Сергею показалось, что он ослышался.
  - Почему? Элиот сказал, вы отказались наотрез.
  - Возможно, я передумала.
  - Багажник, - догадался Сергей. - Вы ведь это специально подстроили?
  София усмехнулась.
  - Скажем так, это была небольшая проверка. Я должна была убедиться, что вы настроены серьезно.
  Сергей вопросительно поднял бровь.
  София сосредоточилась на дороге. По обеим сторонам убегали назад оливковые рощи.
  - Элиот объяснил мне суть ваших с Таврополой... гм... взаимоотношений. Кроме того, он рассказал о том, что на вас напали. Он очень беспокоится за вас обоих, знаете ли. Если я правильно поняла, вы стали счастливым обладателем исключительного цвета глаз, к тому же все ваши ранения необъяснимым образом зажили сами собой?
  - Да.
  - Вы на редкость лаконичны. Так вот, это ваше ночное приключение. Причина как раз в нем. Элиот объяснил вам, в чем суть предназначения Таврополы?
  - Да. Артемида, Арес. Мужское и женское начало. Противостояние созидания и разрушения. Девочке с юных лет втолковывают, что она чуть ли не ипостась божества.
  - Вы в это не верите? - София покосилась на Сергея.
  - Простите, но сейчас меня мало интересуют вопросы веры. Вы говорили о...
  - Да, извините, я отвлеклась. - София снова бросила взгляд искоса на сидящего рядом мужчину. Стройная фигура атлета, изящные, но сильные руки, чуть тронутая загаром кожа. Правильные черты лица, красивый и четкий профиль. Темные вьющиеся волосы, синие глаза. Редкое и эффектное сочетание. И при этом ни малейшего намека на слащавость. На роль возлюбленного Таврополы, при всем желании, трудно было бы найти более подходящую кандидатуру. Разыскать и привести к избранной единственное в мире существо, способное поколебать в ее душе верность Аресу... София сомневалась, что это могла быть простая случайность. Впрочем, что толку гадать, какие силы бросили этих двоих в объятия друг друга. С каждым шагом они все больше запутывались в паутине, выхода из которой София не видела. А вот с какой стати она сама решила во всем этом поучаствовать? София вздохнула.
  - Хотите - верьте, хотите - нет, но Тавропола - нечто большее, чем просто человек. Она обладает определенными исключительными возможностями и властью. Способность исцелять - одна из них. Правда, обычно демонстрация проходит не так эффектно. Вы знаете, что Таврополу до ритуала хранит круг удачи?
  - Нет, этого я не знал. Что это значит?
  - Это значит, что в ее жизни в принципе не может сложиться ситуация, при которой ей может быть нанесен хоть малейший вред.
  - То есть, подвергнуться нападению она бы не могла?
  - Именно. Но даже если все же предположить этот совершенно фантастический случай, Артемис и сама обладает достаточной силой, чтобы нейтрализовать любую подобную попытку.
  Сергей молчал, подставив лицо встречному потоку воздуха, врывавшемуся в открытое окно. Длинные волосы трепал ветер. Напряжен, как струна, натянутая до предела. Но держится хорошо.
  - Тем не менее, этот так называемый круг удачи не защитил ее.
  София повернула к нему свое гладкое лицо с безупречно наложенным макияжем.
  - Мне кажется, вы ошибаетесь. Это вас, юноша, не защитил круг. А вот то, что Артемис не смогла оградить вас от нападения, может означать только одно. Охоту на вас открыл Арес. Не будь все так серьезно, я поаплодировала бы вам. Не каждому дано вызвать ревность Бога.
  - Вы предлагаете мне в это поверить?
  Сергей по-прежнему смотрел в окно. Да и кто бы не прятал лицо на его месте? Полюбить девушку, жизнь которой вот-вот ляжет на алтарь непостижимого вселенского порядка. Попробуй-ка, убеди его, какая это честь, пусть тоже порадуется.
  За то время, что София пребывала верховной жрицей, она зажгла два таких погребальных костра. Только два, целых два... Они до сих пор снились ей по ночам.
  - Чем это грозит ей?
  София с удвоенным вниманием принялась следить за дорогой. Ей уже не хотелось продолжать разговор, который сама же и начала. А ведь могла бы просто привезти его на место и уйти, сделав вид, что ничего не заметила.
  - Это означает, что, скорее всего, она обречена.
  У Сергея пресеклось дыхание. А ведь он надеялся, поняла София. И даже сейчас, даже после этих слов...
  - А если отменить ритуал? Или... - кажется, ему пришла в голову мысль, - или заменить Таврополу?
  - Как это? - не поняла София.
  - Вы сами сказали, что за мной охотится Арес, - Сергей иронически вздернул уголок рта. - Почему бы не дать ему возможность довершить начатое? Я мог бы заменить ее на арене?
  София горько улыбнулась. Она ни на миг не усомнилась в серьезности его слов.
  - И погибнуть вместо нее? Ваше намерение делает вам честь, но, к сожалению, это невозможно. Даже если не брать в расчет то, что вы мужчина. Изменить ход ритуала не в моих силах.
  - Тогда в чьих?
  - Не догадываетесь? - София от души ударила по тормозам, останавливая машину. - Это может сделать только сама Тавропола. Нет, заменить ее вы в любом случае не сможете. Но в ваших силах уговорить ее отказаться от танца.
  Сергей обернулся к ней, донельзя удивленный.
  - Вот уж не ожидал от вас ничего подобного. А как же этот ваш разлюбезный Арес?
  София грустно улыбнулась.
  - Никак. Его энергия останется свободной и, безусловно, выплеснется в мир. Думаю, вы в состоянии представить себе, чем это обернется. Но это произойдет в любом случае, даже если Артемис будет танцевать. А она будет, она достаточно горда для этого. Однако боюсь, Арес не примет жертвы. Фактически, я просто пытаюсь предупредить бессмысленное жертвоприношение. И, на мой взгляд, единственный, кто может этому помешать, - это вы.
  София не сказала ему, что даже это едва ли что-то изменит. Арес не прощает. Да и с Богиней, хоть она и олицетворяет милосердие, далеко не все так просто. Но сейчас ему было совсем не обязательно об этом знать.
  Сергей решительно вскинул голову. Наконец-то он мог перестать вязнуть в разговорах и перейти к действию.
  - Я сделаю все, что от меня зависит.
  - Тогда, прежде всего, вам придется залезть обратно в багажник. Вас не должны раньше времени увидеть. Храм расположен под землей, вам нужно будет добраться до белого коридора с барельефами. Вход в него на первом этаже, слева. Пройдете коридор, спуститесь вниз по лестнице, там будет еще один коридор. В его дальнем конце находится дверь. Она ведет на арену. Вам нужно перехватить Артемис прежде, чем она войдет в эту дверь.
  Все это София говорила, пока Сергей устраивался на дне багажника.
  - Да, и еще одно. Я не рекомендовала бы вам пользоваться входной дверью. Лучше пробраться через галерею второго этажа, там никого не будет, по крайней мере, не должно быть. Если вас обнаружат раньше - попытаются задержать, и я не уверена, что смогу вам помочь. Стражи храма - женщины, но, на вашем месте, я бы этим не обольщалась.
  Сергей тряхнул головой.
   - В мои планы не входит ввязываться в драку. Единственное, чего я хочу, - забрать оттуда Артемис. Не волнуйтесь, я вас не подведу.
  - Главное, чтобы вы не подвели себя, молодой человек, - усмехнулась София, прикрывая багажник, и поспешила за руль. В ожидании рывка Сергей посильнее уперся в стенки. Его ощутимо тряхнуло, но на этот раз обошлось без синяков.
  
  ...Песнопения и гимны. Аромат курений кружит голову и ест глаза, и на них то и дело наворачиваются слезы. Странно, раньше ей даже нравился этот горьковатый запах. Голоса звенят, статуя Артемиды в неверном свете неприязненно кривит губы. А где-то уже бьет копытом белый бык. И рога у него сверкают, словно пойманное солнце. Как же ей не хватает солнечного света. Ее словно погребли в этом каменном мешке, стены осязаемо давят, и нечем дышать.
  - О сестра наша, сладостная стрела, посланница Артемиды... - старается хор.
  Дым от курений плывет тяжелым облаком, лица жриц качаются, сливаясь в одну безликую массу. Эта масса шевелится, словно головоногий спрут, разевает десятки жадных ртов, шевелит конечностями. Да нет же, она не плачет. Просто дым очень щиплет глаза.
  Какой-то резкий стук. Она вздрагивает. Нервы напряжены до предела. Плохо. Так она не продержится на арене и нескольких секунд. Надо взять себя в руки, и лучше бы прямо сейчас. Не хватало еще, чтобы другие видели ее заплаканное лицо.
  Она вздрагивает снова. Ей все время слышатся шаги по коридору, быстрые стремительные шаги. Можно лгать себе, но она действительно ждет, что дверь распахнется, и на пороге появится любимый. Он возьмет ее за руку и выведет долой от этой мрачной суеты, наверх, к солнцу, к свету. Почему она не позвала его? Одна короткая записка, можно было бы попросить Андро. Или Лидию. Они бы отнесли.
  Ты, правда, хочешь, чтобы он полюбовался на твою смерть? Так же, как ты, когда ночью стояла за его спиной, проклиная свою беспомощность, пока он танцевал, уклоняясь от сыплющихся на него ударов. Но тогда, не смотря ни на что, у тебя оставалась надежда. А сегодня надежды нет.
  Что ж, раз нет надежды жить, придется умереть. А жить хочется отчаянно - до боли, до стона, до исступленного вопля. Жить, дышать, любить! Она ведь еще так молода. И так мало ей было отпущено счастья. Но зато хотя бы в смерти своей она будет свободна. Она выйдет на арену, как воин, как боец. Строки ее судьбы еще не написаны, а раз так - все еще есть надежда!
  
  ...София оставила "понтиак" на лужайке возле небольшого особняка, отделанного светлым камнем. Неизбежные каменные вазы с цветами у входа, много зелени и лиан. Сергей со стоном вывалился из багажника, постаравшись упасть за колесо, так чтобы его не было видно из дома. Затекшие от долгой неподвижности мышцы отомстили тягучей ноющей болью. Сергей ожесточенно растирал ноги и спину, стремясь поскорее восстановить кровообращение. Людей вокруг видно не было, но это не значило, что ситуация не может измениться в любое время. Нужно было воспользоваться фактором внезапности. Дверь, как возможный вариант входа, исключалась. Она действительно была под присмотром, он слышал, как София разговаривала с кем-то у входа. А вот балкон на втором этаже, за которым виднелось столь восхитительно открытое огромное окно, - как раз то, что нужно. По поддерживающей балкон кариатиде вилась изумительная и крепкая на вид виноградная лоза. Едва ноги отошли, Сергей скользнул к каменной деве, забрался на постамент, бесцеремонно ухватившись за обнаженные каменные груди, и живо вскарабкался наверх. Удача продолжала сопутствовать ему.
  Он уже пересек холл первого этажа, миновал украшенный барельефами коридор, в дальнем конце которого угадывалась лестница, когда за спиной раздался резкий окрик. Сергей помчался к лестнице, даже не подумав обернуться. Вслед ему понеслись крики, кто-то бежал за спиной, потом гулко бухнул гонг. Но Сергей уже скатился по лестнице вниз, в другой такой же коридор, только без окон.
  И по этому коридору, навстречу ему, окруженная толпой жриц, двигалась Тавропола.
  
  ... Снова путь привел ее в этот коридор. Скоро дверь. Она войдет в нее, и, наконец, сможет отдохнуть от этих выматывающих душу ритуалов. Сколько ни пой - дорога одна. Для преступившей запреты надежды нет. Она думала, что поняла Бога, все эти его разговоры насчет скуки. Это позволяло ей надеяться, что она еще сможет его удивить. Но на самом деле все просто - ты принадлежишь Аресу. В твоей жизни есть все. Все, кроме любви, потому что, несмотря на всю свою божественность, Арес ревнив, как дюжина корсиканцев, и готов оттяпать руки любому, кто посягнет на его сокровище. Покорись - и тебе сохранят жизнь, если ты будешь для этого достаточно искусна. Попробуй ослушаться - и ты обречена.
  Она двигалась, словно во сне. По бокам с зажженными факелами вышагивали жрицы - две могучие амазонки в ритуальных туниках. Позади волочился хор, через равные промежутки времени начиная подвывать речитативом. Раньше она никогда не задумывалась о смысле всех этих действий. Она полагала, что это должно было помочь ей подготовиться к танцу, но на самом деле только действовало на нервы. Она бы предпочла обойтись без ненужной театральности. Но ее мнения никто не спрашивал. Если до сих пор она управляла своей жизнью, то теперь была втянута в этот фарс, который мог закончиться только на арене. Вот там все будет по-настоящему, но не раньше. Боги любят театр и любят трагедию. Какая глупость!
  Крики, шум, топот, лязг. Что там еще такое? Хор попытался взвыть очередной речитатив, но оборвался на полуслове. Амазонки с факелами выдвинулись вперед, закрывая ее могучими спинами.
  - Тавропола! - Ей показалось, что она спит. Это был ЕГО голос! Глухой удар, треск рвущейся материи, кто-то пыхтит как после долгого бега: - Ч-черт... Артемис!
  Он бежал к ней сквозь исчерченное тенями пространство. Позади неслись жрицы, хватая его за руки, за одежду в тщетной попытке остановить. Спины амазонок напряглись, они готовились защитить ее. О Боги! Ей стало смешно, в сердце вливалась радость и веселая злость. Она решительно протиснулась вперед и негромко сказала:
  - Довольно! Оставьте его.
  Она не повысила голос, но ее услышали все. Жрицы замерли, нехотя отошли, отступили назад амазонки, и лишь он один шагнул к ней, перейдя последнюю отделявшую их друг от друга тень.
  - Артемис, - сказал он, приближаясь, - я пришел за тобой.
  Она смотрела на него прозрачными глазами, в которых все также сияли звезды. И еще в них плясали отсветы факелов.
  - Я так хотела увидеть тебя, - тихо сказала она. - Я боялась.
  Он осторожно взял ее за руки, опускаясь на колени.
  - Тебе не нужно больше бояться. Мы сейчас уйдем отсюда, и нам никто не сможет помешать.
  - Уйдем? - казалось, она не совсем понимает. - Я не могу.
  - Можешь, Артемис. Они отпускают тебя. Танца не будет. Они знают о нас.
  - Они считают, что Арес не примет меня? - ее голос зазвенел от напряжения.
  - Разве это имеет значение, Артемис? Все кончено. Там, наверху, светит солнце, там - жизнь. Пойдем со мной, Артемис. Я... я люблю тебя.
  Она крепко сжала его руки.
  - Если бы ты знал, как мне было страшно...
  - Я уведу тебя. Идем.
  - Подожди.
  Она провела ладонью по его волосам, ласково коснулась щеки.
  - Обними меня.
  Он поднялся с колен, привлекая ее к себе. Она прижалась к нему, полузакрыв глаза, словно котенок, уютно устроившийся в его объятиях.
  - Нам пора, - шепнул он. Амазонки угрожающе качнулись, но он остановил их взглядом. Он не хотел причинять им зла, но готов был сражаться, если бы они попытались помешать ему вывести Таврополу из храма.
  - Пора, - повторил он.
  - Еще немного...
  Как хорошо! Можно просто взять и уйти. Достаточно только протянуть руку и сказать "да". Никто не посмеет остановить ее, и никто ее не осудит. Игры богов - это игры богов, а она, в конце концов, всего лишь смертная. Разве она не заслуживает немного счастья? Ведь это сама жизнь сжимает ее сейчас в своих сильных ладонях и глядит ей в лицо темными, как полночное небо, глазами.
  Она мягко отстранилась.
  - Прости меня, я не могу, - как ей хочется прижаться к его груди. Но этого делать нельзя, иначе у нее не останется мужества.
  - Пола, что ты говоришь?
  Она проводит кончиками пальцев по любимому лицу. Сомнениям больше нет места.
  - Ты не понимаешь... - ее взгляд полон спокойствия и грусти. Он пристально смотрит ей в глаза, потом судорожно вздыхает:
  - Ну, раз так...
  Он отступает к двери, и, скрестив руки на груди, преграждает ей дорогу.
  - В таком случае, я выйду на арену с тобой.
  - Ты с ума сошел! - она не говорит, а кричит.
  Взгляд темно-синих глаз решителен и спокоен.
  - Тебе не избавиться от меня. Если ты пойдешь на арену, я выйду туда вместе с тобой.
  - Это верная смерть.
  Он упрямо наклоняет голову:
  - Значит, погибнем оба.
  - Ты не понимаешь, что делаешь!
  - Как раз это я очень даже хорошо понимаю.
  Он не отступит, он и в самом деле сделает, как говорит. Она на миг прикрывает глаза.
  - Хорошо, - она наклоняет голову, из глаз катятся слезы. - Пусть будет так.
  - Не надо, Пола, - он снова рядом с ней. - Давай руку и идем. Все будет хорошо.
  - Да, конечно, - она неуверенно смотрит на дверь и пытается улыбнуться. Он ласково, но настойчиво тянет ее за руку:
  - Идем!
  Кажется, за спиной какое-то движение.
  Артемис замирает и резко поворачивает голову. Сергей инстинктивно поворачивается в том же направлении. В тот же миг она выдергивает руку и молниеносно проскальзывает за дверь. За ее стремительными движениями не под силу уследить глазу. Дверь захлопывается. Сергей обрушивается на нее всем телом, но Артемис успевает набросить засов.
  - Пола, нет!!! - Дверь содрогается от его ударов. Артемис стремительно пересекает помещение. Вот и выход на арену. В дальнем конце уже роет копытами землю, наклонив увенчанную позолоченными рогами голову, жертвенный бык. Быстрее, быстрее, лишь бы не слышать отчаянный крик за спиной: - Вернись! Ради бога, не надо! Артемис!!!
  - Не стоит выламывать дверь, - знакомый голос, строгое лицо. Из тумана выплывает София Параксидис.
  - Она отказалась уйти. Отказалась! Невероятно, - Сергей качает головой, все еще не в силах осознать то, что произошло.
  - Слишком поздно, - в черных глазах мелькает сострадание. - Она уже на арене.
  - Почему? Ну почему? - он прижимает руки к вискам. В голове пульсирует боль. Он ожидал чего угодно, но, что она сама откажется последовать за ним, - такое ему не могло присниться даже в страшном сне.
  - Теперь вам лучше уйти отсюда, - говорит София.
  Сергей отнимает руки от лица. Черные глаза встречаются с темно-синими.
  - Отведите меня туда, - говорит Сергей.
  - Нет.
  - Да. Я должен это видеть.
  - Вы понимаете, о чем просите? На этой арене ее ждет только одно.
  Она замолкает, кусая губы, но Сергей повторяет:
  - Я знаю. Именно поэтому, я должен быть там.
  - И что же вы собираетесь сделать? Спрыгнуть на арену?
  Он молчит, по-прежнему не отводя взгляд. Может, он и прыгнет, там будет видно.
  - Хорошо, я отведу вас туда. Но обещайте не делать глупостей. Лучше будет, если она вас вообще не увидит. Если она отвлечется хоть на миг - бык растерзает ее. Вы это понимаете?
  - Да.
  - Вы можете мне обещать?
  Бесконечная боль в его глазах.
  - Да.
  - Тогда идемте, - она протягивает ему руку.
  
  Когда они вошли, танец уже начался, и с первого взгляда Сергей понял, что вмешиваться в происходящее нельзя ни в коем случае. Артемис в короткой алой тунике вертела перед носом быка чем-то похожим на широкий плащ кроваво-красного цвета. Ослепительно белый бык атаковал стремительно, словно заряженная торпеда, с изяществом и скоростью, неправдоподобными для существа столь неимоверных размеров. Но всякий раз Тавропола оказывалась быстрее. Она уходила с линии атаки легким движением, изгибалась, кружила, подступая вплотную к быку, так что у него не было ни малейшей возможности достать ее копытами или своими смертоносными рогами.
  Сергей, помня о том, что говорила София, укрылся за одной из колонн.
  Арена оказалась не такой уж большой. Полностью крытая, она освещалась факелами, только в самом центре под куполом оставалось небольшое отверстие, что-то вроде цилиндрического колодца. Если Арес примет жертву, объяснила София, в это отверстие попадут солнечные лучи. Однако сейчас солнца не было и в помине. Над аркой дальнего входа возвышалась статуя Артемиды. Ближе - такая же арка, но со статуей Ареса.
  Если она останется жить, она вернется в мир через врата Артемиды. За вратами Ареса был сложен погребальный костер.
  В зале были еще люди, в основном женщины, но Сергей заметил несколько мужчин в строгих костюмах. Похоже, сильные мира сего тоже уделяли внимание тому, что вершилось ныне под сводами храма.
  На посыпанной белым песком арене Артемис кружилась в смертельном танце с воплощением Бога Войны.
  
  ...Каждое движение отработано много раз и доведено до совершенства. Почему же сейчас ее тело движется замедлено и сковано, словно она пытается танцевать в воде. На плечи давит неимоверная тяжесть, как если бы ей вручили подержать небесный свод. Что же это такое, в самом деле?
  - Ты еще не догадалась? - издевательский голос за гранью сознания. Ты бы убрался из моих мыслей, Арес. Я пока еще не твоя.
  Бог запрокидывает голову, увенчанную красиво изогнутыми рогами, и хохочет.
  - Вот твоя ноша, смотри, смертная.
  Образы, один другого страшней, врываются в сознание.
  Мешок с новорожденным младенцем с плеском летит в холодную воду. Двое затаскивают в подвал дома мешки, а третий в углу возится с взрывным устройством. Религиозный фанатик призывает к убийству, и толпа забрасывает камнями неверного. Браконьер липкими от крови руками вырезает бивни очередного убитого слона. Темная тень вырастает за плечами светловолосой девушки в летнем плаще. Люди вопят от ужаса в падающем самолете. Спящий город, на который уже сброшены бомбы.... Когда же кончится эта пытка!
  Бык проносится мимо молниеносной тенью. Она отшатнулась, успела. Но как же тяжело. Нужно отрешиться от всего, закрыть свой разум. Этого еще нет, и, возможно, никогда не будет.
  Арес снова хохочет.
  - Как тебе мой маленький кошмар? Не хочешь ли еще?
  Еще вереница образов, она едва сдерживает крик. Нет, только не это!
  Родное лицо, залитое кровью, с кровавыми дырами вместо глаз. Бич впивается в содрогающееся истерзанное тело. Кожа лопается, словно переспевший плод, брызгает кровь. И снова Сергей, израненный, еле живой, его мучительный вопль и смех мерзавца, сапогом наступившего ему на горло. Сколько раз его убивали, пока на нее мчалось полтонны увенчанной рогами смерти?
  - Смотри внимательно, жрица. Я еще не решил, что предпочесть. Выбор за тобой.
  - Нет...
  - Танцуй, танцуй, что тебе остается?
  Она танцует. Конец уже близок, но ты не дождешься, мразь, сама на рога я не брошусь!
  
  ... Что это? Бык промчался совсем близко, почти задел ее. Зал вздрогнул и притих, затаив дыхание. Она отшатнулась, но как-то неловко, чуть не упала. Слава богу, бык в это время разворачивался в дальнем конце арены. Ну же, возьми себя в руки! Борись!
  В зале повисла напряженная тишина, зрители, очарованные смертоносно красивым зрелищем, затаили дыхание в ожидании развязки.
  Сергей не помнил, как ноги вынесли его из-за колонны. Он не сводил взгляда с алой фигурки на изрытом песке. Вцепившиеся в ограждение пальцы побелели от отчаянной попытки сдержаться, не выскочить на арену. Сейчас он ничем не мог ей помочь.
  Позолоченный рог отклонился от цели на какую-то йоту. Зал сладострастно ахнул. Тавропола опять увернулась, но долго так продолжаться не сможет. Сергей забыл о том, что не должен высовываться. Все его существо было приковано сейчас к одному месту во вселенной, тому, где с трудом уворачивалась от разъяренного быка стройная фигура в облаке алого шелка.
  Вот она вскинула голову, лицо блестит от пота. Господи, ей же страшно! Как же ей страшно и тяжело. Его душа рвалась к ней на помощь, но ноги словно приросли к месту. Если он прыгнет, будет ли у нее шанс достичь безопасного места? Если он прыгнет, она отвлечется. К кому побежит бык? Невероятно, сверхъестественно проворный, до кого он успеет добежать раньше? Что-то изменилось в ее лице, и Сергей понял, что она его увидела.
  
  ... Он все-таки был в зале. Она даже надеяться не смела. Он был здесь, живой и невредимый, что бы там не навыдумывал извращенный разум Ареса. Она наконец-то вынырнула из кровавой мути, куда швырнул ее Арес. Ему чуть было не удалось сломать ее. Почти. Но почти - это еще не победа.
  К ней стремительно возвращалась уверенность и легкость. Взмах плаща, изящное движение корпуса. Мимо проносится белая смерть. Мимо, опять мимо. Это твой удел, Бог Войны. Ты опять промахнулся. Потому что ребенка выловят, запалы обезвредят, а девушку встретит любимый и проводит до дома. И пилот выправит самолет, а бомбы упадут в поле или же просто не разорвутся. Потому что Я - не позволю. Может, я и не могу искоренить все зло в этом мире, но я не просто мяч в твоей игре. Я даже не плотина, я лишь маленький камень - тот последний камень, что перекрывает поток разрушения. И смыть этот камень ты не сможешь.
  Она подпускает быка совсем близко, и когда его бок проносится мимо, делает резкий толчок, взлетая вверх, как выпрыгивающий из воды дельфин, и опускается на спину быка.
  Бык мчится по кругу, мотая рогатой башкой и поддавая задом, но Тавропола по-прежнему держится на его спине, кажется, она даже не прилагает для этого усилий.
  А теперь - вот моя жертва, Арес. Непринужденно восседая на спине подпрыгивающего быка, Тавропола находит взглядом Сергея - светлый напряженный силуэт на фоне мечущихся теней, темные волосы, бледное закаменевшее лицо, похожее на античную маску. Ее единственная любовь. Ее жизнь, уместившаяся в три дня. Заветный ключ, и этим ключом она снимает внутри себя все барьеры. И излив всю свою жизнь, словно в чашу, она преподносит ее Аресу.
  Ты говорил, я пуста, Бог Войны? О нет, никогда жизнь моя еще не была такой сияющей и наполненной. Никогда она не была исполнена такого света. Стрекот цикад и капли воды на смуглой коже. Танец под звездами и поцелуй, зажигающий огонь в крови. Ночь, полная безумного золотисто-розового света, и счастье, оглушительное, словно колокольный звон. Рука в руке и свист цепей, разрывающий воздух. Боль и ярость. Я не покорюсь и пойду до конца. Я Тавропола, Преступившая Запреты, и ты не сможешь отказаться от того, что я сегодня вручаю тебе.
  Бык продолжает безумные прыжки, высоко подкидывая задние ноги. Она выбирает момент, когда бык оказывается недалеко от Сергея, и взмывает с его спины, легкая, словно ласточка в безоблачном весеннем небе. Через мгновение она снова стоит на песке, а бык в бешенстве роет копытами землю. В его налитых кровью глазах - глухая тяжелая ненависть. Жажда убийства. Она запрокидывает голову и видит то, что и ожидала увидеть. Она улыбается. Это знак. Теперь все будет хорошо.
   Дальнейшее происходит почти одновременно. Бык срывается со своего места и бешеным галопом мчится на Таврополу. Сергей одним рывком перепрыгивает балюстраду и летит, летит, что есть сил, по белому песку арены. В прорезанном в центре свода колодце внезапно вспыхивает ослепительный солнечный свет, и в тот же миг сверкающие рога вонзаются в тело Таврополы. Бык вскидывает голову, подбрасывая танцовщицу, словно куклу, она падает на песок, алый шелк стремительно намокает, песок пропитывается кровью. Сергей подбегает к ней, не обращая внимания на быка, который стоит тут же, кося на людей красными глазами. Сергей приподнимает девушку, она улыбается ему через силу, вздрагивают, словно крылья бабочки, длинные ресницы.
  В ее глазах медленно гаснут звезды.
  А где-то далеко звенит охотничий рог, лают собаки. С легким шелестом ложится трава под ноги Охотницы. Глаза богини улыбаются, когда она протягивает ей руку. И это конец.
  Сергей опускается на песок, прижимая ее к себе, баюкая на руках, по лицу безостановочно текут слезы, он что-то бессвязно шепчет, не осознавая, что она уже не может его слышать. А бык... Бык подгибает ноги и ложится возле тела, почтительно склонив большую голову, и кровь с его рогов медленно капает и впитывается в песок.
  
  Сидя на веранде, Элиот обнимал гитару. На маленьком столике - бутылки. Элиот пил, и пил уже давно.
  Сергей приехал на такси. Он не помнил, как у него забрали Таврополу. В памяти смутно остался только костер, удушливый аромат курений, София с факелом в руке и заливающие лицо слезы. Они текли и текли, он то и дело вытирал их, но они не желали останавливаться и все катились из глаз. Снова и снова. Потом он оказался в такси, он не помнил, как, так же как не запомнил обратную дорогу. Он просто сидел, глядя в никуда, в ушах все звенел охотничий рог. И на лице Таврополы таяла улыбка.
  Потом такси затормозило у крыльца, и он заставил себя выйти и подняться по ступеням.
  Элиот встретил его на удивление трезвым взглядом.
  - Как я хотел напиться... - пожаловался он, тронув струны гитары. Струны обиженно тенькнули, в траве застрекотал сверчок. Облака давно развеялись, над головой, словно бездонный котел, висело усыпанное звездами небо.
  Сергей опустился рядом.
  - Выпьешь?
  Сергей покачал головой.
  - А я выпью, - Элиот запрокинул голову, глотая "мерло" прямо из бутылки. - Черт, никакого проку.
  Гитара глухо звякнула.
  - Как же ты теперь?
  Сергей медленно повернул к нему голову, словно просыпаясь:
  - Ты имеешь в виду, смогу ли я это пережить? - Он прикрыл глаза, удерживая непрошенные слезы. Три встречи. Три дня счастья - и вечность одиночества. - Да. У меня это было, и этого никто отнять не сможет. А еще я знаю, что она подарила нам несколько лет спокойствия. Но мало просто перегородить поток, надо построить плотину.
  - Ты вернешься домой?
  - Да.
  - И что будешь делать?
  Сергей глядел в небо. Что он будет делать? Он не знал, откуда к нему это пришло, но он словно наяву видел темные волны ненависти, вражды и агрессии, перегороженные наспех сложенной кучкой камней. Волны то и дело норовили перехлестнуть через край, но пока еще не могли преодолеть самый верхний, почему-то ярко-алый камень. Боль в сердце притуплялась, отползала куда-то внутрь, над головой елочными шарами качались звезды.
  - Что буду делать? - Сергей забрал у Элиота гитару и взял печальный и нежный аккорд. - Строить плотину. Я же, в конце концов, дипломат.
  
  "Если ты читаешь это письмо, это значит, что мы с тобой никогда больше не встретимся. Думаю, ты уже знаешь, что я собой представляю и что ждет меня впереди. Как бы я ни хотела, я не могу позволить тебе разделить мою участь. Я не вправе потребовать от тебя такой жертвы, именно поэтому ты ничего не узнаешь до самого конца, и да простят меня Боги. Я знаю, для меня надежды нет. Я дала клятву, и я ее исполню. Как бы ни было горько, как бы мне ни хотелось избегнуть этой чаши. Но я - Тавропола. Знай, мысли о тебе станут моим щитом. Твоя любовь станет моим оружием в битве. И еще одно ты должен знать. Что бы тебе ни говорили, я сама сделала выбор. Я стала Преступившей Запреты, но даже если бы мне вновь и вновь предлагали все изменить, и тогда я не поступила бы иначе. То, что было между нами, бессильны передать слова. Но именно это дает мне надежду на то, что моя смерть окажется не напрасной. Только не плачь обо мне. Пусть твоя жизнь будет светла. Пусть тебя осенит своим благословением Богиня. Я прошу только об одном - помни.
  Твоя, и только твоя,
  Артемис."
  
  
  октябрь-ноябрь 2006г.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"