Шубина Татьяна : другие произведения.

Manifestum Приставного Стула

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 6.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Материал опубликован в журнале "Литературная учеба" Љ 6, 2004 г.

  
  Ничего не забываю,
  Ничего не предаю!
  Г.Адамович
  Вот такая поминальная, напоминательная и ободрительная записка - поэттесь! Да и куда мы (вы) денетесь, вечная вибрация, ритмическая музыка космоса использует свой инструмент. Человеческая цивилизация играет в у.е., игра небесных обителей - неизреченная тайна, но она ведома кактусу. Единственно за пятнадцать лет отцвел он в углу пыльного балкона, когда все были в отпуске. Нечто с серебристым пестиком вспыхнуло незримо для людского глаза и навек истаяло, - слезы сокрушения мне даруй!
  Я искала себе маску, миф, хотя Женщина - уже миф, но без маски не пускают на карнавал. Эти мыслишки само собой сгустились к знаковому дню рождения - день прошел, по-хорошему ничего не случилось, и было у меня всего три подарка: Баба Яга с красными твердыми щеками на метле, метлу трясешь - ногами болтает, рыцарь на деревянной дощечке с надписью "Gаlааd" и девочка с крыльями бабочки. (Баба Яга - самая большая, из листа А4 можно смастерить плащ, рыцарь и девочка вровень - от того места, где нащупывается пульс, до конца среднего пальца руки.) Такой триумвират, метемпсихоза!
  Я продолжала что-то выяснять, звонила по телефону, читала с экрана и листа все подряд, но дети, собаки, птицы и городские зеленые насаждения стали относиться ко мне по-другому, не сразу, но поняла - мой рейтинг зашевелился. И тут - "глюк" из того самого синема, любителем которого был Ремизов. (В этих записках перескажу кое-что оттуда - забава как бы, а страшно.)
  В коридоре теснота... Пропускаю, пропускаю, пропускаю, оказываюсь в зале, все места, разумеется, заняты, народ известный, кто еще по эту сторону и даже в подпитии, кто прочно в annales мировой истории. Вроде Данте, Пушкин, Толстой - неясно, в мерцании нездешнего стекла... а Ахматова в шестом?! ряду во плоти и на мгновение четко, даже поры на щеке - полная, седая, скуластая (скифская стать переварила ту угловатую юную модильянистую). Так вот она полуобернулась - я оглядываюсь, куда присесть, и... свободный приставной стул в седьмом ряду. Прочее беспредметно, буянил кто-то, его усовещали, помню сцену, освещенную ярко-ярко, с металлической искрой, все давно началось - но никого...
  Утром с осторожностью (из прошлого? из будущего?) - пафосно, тоска по собранию заела, комично, но запал - седьмой?! жмусь, как бы не по чину, или неземная арифметика. Поразмыслив на досуге, углядела в нецветном послании - безмерность. Все наше поколение "семидесятников", из шедших, недошедших и перешедших рубеж века - поколение одиночек, с билетами на приставные стулья. Хорошо или плохо, один Маяковский знает, но исторический костюм скроен и сшит - навечно, в нем и прибьют гвоздочками, что до меня, то - к матери России. Вся она - сплошь безымянная могила моих предков, мне выбора не дано, суглинок от суглинка, и не мне отрекаться от ее скорбей и обольщений. К гадалкам не ходи, все прошлое и будущее расписано - сиднем просидела, как Илюша Муромец, кусок золота с конскую голову променяла не помню уж на что, рукавом машу, не унимаюсь, все лебедушек белых хочу выпустить.
  - Вы самое бедное поколение нашей литературы, вы ляжете в навоз будущим поэтам, - заклинал на пороге восьмидесятых поэт Владимир Цыбин.
  В Литинституте на творческие семинары Цыбина ходили как на проповеди, в блокнотике в завитушках растительного орнамента, как в клумбе, приговор - "современная поэзия не может состояться, не может состояться!!! Мы воспитали массового человека", подмалевано одинокое древо, ствол утолщается, утолщается, вершина обламывается, расшвыривается, рассыпается звездочками, снежинками, слипается Млечным Путем, уползает сквозь клубки и клубочки: "современная поэзия не может состояться".
  Листы не пожелтели, пытаюсь выдрать - красноярский ЦБК веников не вяжет, сделано в СССР (как бы в Римской империи), бедные homo sapiens, горящие и говорящие мотыльки.
  Арбуз с полосками-крокодильчиками, оттуда вместе с мякотью и косточками вышваркивается - "генетически сейчас не исчерпывает". А вот без почеркушек - 9 октября 1979 г.
  "Она любит успокоение, то, что погасло. Она любит смиренность? Природа в ее стихах светит светом души, у нее есть интуиция, которая дает прозрение. У нее внешняя идея становится внутренний, но извивы ее личности не затвердели? Насыщенность, встречи с мыслями, это написали ее биологические клетки? Человеческий мозг - конформист, у некоторых в стихах чувство разможженой головы. Тихо (но почему тихо-о-о-то?) и робко (ага!) порой, но любая философия для оправдания, для оправдания! один хвалить будет, другой - нет!!! Элемент композиции ее стиля мне не дается. Переселить будущее в прошлое? Иметь движущего наблюдателя????? Объяснений не нужно!!!! Точки обозрения - три? (Цыбин о Т. Шубиной. О, Т. Шубина! Цыбин, Цыбин, Цыбин!!!)"
  
  Проходной семинар, зарытый в далеком октябре, Герцен, как всегда, то ли при исполнении, то ли коллективный Ангел Хранитель. Цыбин с Рубцовым встречались у этого памятника, как оказалось потом, в последний раз. "Оба - в мятых брюках, точно таких, как у памятника", - напишет он в воспоминаниях о Рубцове.
  Больше не могу! Вопль по Ramblery - Цыбин, поэт - найти!
  В первый день вступительных экзаменов скончался выдающийся поэт, профессор Литературного института Владимир Цыбин. 25 июля 2001-го!
  Три года тому! Господи!
  В облаках виртуальной памяти грубоватая нежность выдает хорошего, видно, поэта, ученика его последнего семинара, Виктора Бондарева (между нашими выпусками двадцать лет! Сколько же учеников было у него за эти годы?):
  "Он написал хорошие характеристики и отзывы на дипломные работы... забыв очки дома, не смог их прочесть". На защите он говорил: "...автоматическое письмо, солнце русской поэзии плюс два ведра на коромысле у бабы, идущей за водой, информативный поток апокалиптического сознания плюс психоделический лиризм и "музыка себя", плюс версификация о корнях моей поэтики..."
  Да, это - он, и наш! Цыбин - "и в конце концов мастер попадал в услышанный им текст, в поэтику автора... Он заговаривал нас всей этой стариковской ерундой - а потом точный удар и стопроцентное попадание... Свои группы Владимир Дмитриевич формировал из "отбросов", из тех, чьи работы, присланные на творческий конкурс, были отвергнуты другими мастерами. А в дальнейшем семинары Цыбина считались лучшими в институте".
  Наверно, самое время поведать, как я попала в Литературный институт (борюсь с желанием признаться, а-а! когда еще случай будет?! "Литературная учеба" - та площадка, где это может быть понято по-разумному: люблю я Литературный институт, и Цыбин к этому руку приложил).
  Земная моя биография началась в Запорожье, окнами на исторический пейзаж, где писалось письмо турецкому султану и ревел "ревучый" Днепр со знаменитой редкой птицей. Мама, родом из Рязани, приехала в город по распределению как инженер-металлург и привезла, конечно, своего любимого Пушкина - академическое собрание сочинений, мемуары, литературоведческие издания, портретики и открытки - все это числом прирастало. Она читала и перечитывала великого поэта, без каких бы то ни было комментариев, и только иногда могла сказать: - У Пушкина все уже есть. - и добавляла нехотя. - Прочти...
  Было впечатление, свои книги, письма и бумаги Пушкин адресовал ей л и ч н о, и у них отношения, требующие прояснений. Маму звали - Наталия,.. но не Николаевна. Она была отличным специалистом-прокатчиком, единственной женщиной-начальницей на своем метизном заводе. Аспирантуру она не окончила, бабушка меня окрестила в церкви, маму турнули из кандидатов в члены... и из аспирантуры, но на служебные продвижения это не повлияло, Пушкин, похоже, хлопотал.
  Мой отец до семидесяти семи лет преподавал физику твердого тела, хотя был уверен, что его призвание живопись. В близком родстве он имел хрестоматийного украинского "пысменника" XIX века, писал пособия и книжки по физике, снисходительно относился ко всякой живописи и чувствовал себя неуверенно, как не определившийся человек. Родители жили порознь, со мной было все ясно - писала стихи, училась в математическом классе, потом на электротехническом факультете машиностроительного института, имела оригинальные убеждения, что все люди хорошие, но по-разному. Первый критический отзыв на свои произведения получила на литобъединении: "Шубина родилась и удивилась".
  Литобъединение - пространство света моего, стихи Паши Баулина - "А крыло мое сломано, сломано, я крыло волочу по земле..." Фантастическая дружба, стихи, стихи, стихи - в координатах застоя. Застой, вроде как июль-август XX века. Все - в отпусках, а если ты молод, что краше знойного лета? Душа на каникулах, любовь на повестке дня.
  Наше литобъединение посетил хороший писатель Михаил Годенко, и в 1973 году мои стихи появились в журнале "Москва", но в Литинститут-то я провалилась. Не прошла творческий конкурс.
  Получила свой инженерный диплом и оказалась в Петропавловске-Камчатском, журналистом в газете. В семьдесят шестом набирал курс Владимир Цыбин, ему показал мои стихи поэт Никита Суслович. Никита, спасибо за все, и прости! Поэта Никиту Сусловича должны многие вспоминать добрым словом, он помогал бескорыстно и с удовольствием.
  Ну, что - розовая вода? Розовая и - вода, омой раны лютыя скорби, утешь малодушных, немощных укрепи, ожесточение не затми память!
  А в памяти - поэту Владимиру Цыбину сорок четыре года, очки он тогда не носил, посему и не забывал.
  По клеткам тогдашней тетради бредет человек, вроде как Сократ. Босой, местность заросла змеями и змейками. "Размыв, который идет вокруг, размыв нас. Размыв нас, размыв нас!.." - стержнем до дырок, до рвани - "клейкое вещество, что составляет внутреннего человека, те светящие точки, что уходят во Вселенную в виде непрерывного свечения...".
  Он не здесь?! странное ощущение... присутствия - кто любил и помогал нам, помогает и оттуда, а замечательный русский поэт Владимир Цыбин сам был человеком неслучайным и появлялся, es ist mir, в жизни неслучайных. Как он отнесся бы, что "Поэттесь, поэты" посвящены ему? "...Надо включать себя в цепочку, где был Лермонтов, Фет... Поэты, как грибы, растут в грибнице, вы ищете много входов..." - и все в жилу!
  Уже сотрудником журнала "Литературная учеба" я с трудом добывала у него тексты воспоминаний о Литературном институте, его размышления о поэзии и судьбах поэтов - он очень чтил начертанное Слово, и похвалой у него было - "мало пишет".
  Я чувствую: слова мои вросли
  в дыханье мне - и отдышаться трудно.
  В. Цыбин
  После института, полгода проработав в "Технике молодежи", я пришла в журнал "Литературная учеба". Главный редактор "ЛУ", критик Ал. Михайлов - помор, эстет, проректор Литературного института - вел там и творческие семинары - с Тверского бульвара, 25 в том составе редакции были многие: Вячеслав Рыбас, Вадим Перельмутер, Михаил Попов, Александр Сегень, Николай Шипилов, Вячеслав Артемов, Владимир Славецкий, Лариса Шульман... Думаю Ал.Михайлов любил поэзию не только любовью критика, подчиненный сакральной вибрации poiesis, он примагничивал к журналу писателей.
  "Литературная учеба" открылась мне уединенным островом во многих верстах от брежневской Москвы. Скоро выяснилось, что и в "ЛУ" внутренняя жизнь течет сообразно журнально-издательской мифологии тех времен, а Россия не скудеет сложными историческими эпохами. Но кому не лень, отыщите толстенькие в мягком переплете на желтоватой газетной бумаге, набитые мелким под лупу шрифтом номера журнала, я читала их "свежей головой", читала работая в секретариате, получала по подписке. Агрессивно-насмешливые, с холодком аристократизма размышления о поэзии Л.Барановой-Гонченко, блестящие, без единой пустоты, интеллектуальные эссе Владимира Куницына, открытые для диалога, сильные, аналитические статьи Инны Ростовцевой, а непревзойденный Сергей Сергеевич Аверинцев и его миры!
  Не хватало иронии и легкости, от серьезности трещала по швам, (гордыня, проклятая!), в восторге и унынии упрятывала свои стихи и писала очерки, беседы, "круглые столы". Правда, Ал.Михайлов пригласил меня в числе других поэтов прочитать стихи на юбилее журнала в ЦДЛ. Я проголосила свою поэму "Дети Уук-реки", доныне это мое единственное публичное явление в столь знаковых для русской литературы тех лет стенах.
  Патологическая отличница, прилежная очеркистка, я упивалась чистыми и цельными личностями (максималисты, подвижники, пассионарии), предполагалась интрига моего нутра того же свойства. Но художественный редактор "ЛУ" Александр Волошин, с которым мы долго обитали за соседними столами, заваленные машинописными листами и верстками, росчерком перышка поверг меня в размышления - невнушительная кошонка подрагивала кончиком задраного хвоста. Чтоб никто не претендовал на подкидыша, подписал - Т. Шубина. Нехранимый рисунок уцелел в бумагах, и выпадает всегда внезапно.
  Саша Волошин - мы проработали с ним в "Литературной учебе" с восемьдесят первого до девяносто пятого, пятнадцать лет! (Волошин был в "ЛУ" и до и после!) - и эта драная кошка так и осталась и ником, и паролем, и вообще всей моей тайной. С нее надо было начинать, а я, как всегда, опоздала и на сколько-о!!!
  Я дала ему свои стихи (давно, недавно?), когда он работал в крупном православном издательстве, на предмет возможной книги. 11 февраля 2003-го звонок: "Приезжай ко мне домой. Я набрал, вычитаешь...".
  Знала, что он болен, потому и все сжалось, на кухне посидели втроем, он, жена и я, прочла "Я в шлюпке, я в море". (Посвящение ему неслучайно для меня).
  Он пошел к компьютеру и допоздна шелестели страницами. "Как ты думаешь, получится?" "Вроде..." У вешалки подал тяжеленную дубленку, о которой - "на коне возить", договорились встретиться после восьмого марта. На 9-е в 2003-м пришлось Прощеное воскресенье... Когда его отпевали в Храме, свечечки в руках напоминали кисточки, поминали в Ангеловом переулке. Где это в Москве Ангелов переулок?
  "Подвижники нужны, как солнце. Составляя самый поэтический и жизнерадостный элемент общества, они возбуждают, утешают и облагораживают..." - писал А.П.Чехов. Не прячусь ли я за Антона Павловича? А что? Чехов тоже выл от чувства ответственности, вытравливал из себя раба, и, мне кажется, я догадываюсь о каком рабстве шла речь. Из него нет исхода, или есть?
  С Виолеттой Каширской (она тоже работала в "ЛУ"), побывав на БАМе, мы написали книгу "Он вчера не вернулся из боя". Ее герой - режиссер народного театра Анатолий Байков. Он ставил Вампилова, Фадеева, Шукшина, Арбузова с актерами, которые работали в бригадах, и сам ушел в бригаду Бондаря, он часто повторял слова Шукшина, надо "угнетать себя до гения", умер от лейкемии в тридцать три. Стенд, посвященный ему, - в краеведческом музее в Галиче, рядом со старинной церковью Св. Василия Великого и Богоявленской, в окнах - озеро...
  Шел 1987 год, книгу, предисловие к которой написал Р.Рождественский, отметили литературной премией "за лучшее произведение о молодом современнике", и она закрыла тему "города солнца" и героя, желающего устроить на Земле все по-небесному. Но как хотелось! Посмеемся, поплачем, все, что было, еще будет, небесное Колесо Обозрения работает, и Аттракцион "Земля" вроде не закрывается. (Пишу-спешу, и вдруг запела девочка. Остановились драные "Жигули" под окном, и оттуда по неизвестному радио тонко и звонко детским голоском детская песенка, и все - пфф! уехали.) До 1995 года я с корпоративным рвением работала в "Литературной учебе".
  Нынешний главный редактор по-прежнему дорогого мне журнала - Владимир Малютин заступил на должность в 1986 году; прошло уже восемнадцать лет, наверно, все это было задумано не здесь, а казалось Здесь!!! У "Литературной учебы" с 1986-го по 1991 год был настоящий золотой век - прекрасная бумага, редчайшие иллюстрации, серьезнейшие и глубоко профессиональные публикации по православию, философии, истории, литературе - астрономическое число подписчиков. Что было потом, можно сравнить падением с водопадом - рев, тьма, расшвыряло, перемололо, переломало - ан, выжила! "Литературная учеба", такой нужный нам всем журнал, удержался на плаву. Как сказал один любимый мною писатель "надеюсь, мы никогда не будем маленьким народом с маленькой литературой"...
  А наше поколение постепенно оседает в воспоминания, активно, активно, окликайте друг друга!!! Стоит перешагнуть Черту, и мы все ровесники, моя первая книжонка стихов - кроха, в четверть листа, называлась "Время памяти". Это было давно, в восьмидесятых годах прошлого века, я не знаю, откуда вылезло это название, но вижу бам-с! время памяти - это жизнь. И память, память - самое тонкое, исчезающее, неуловимое ...
  Сачок для...
  Творец тот, кто, живя в своем времени, идет по вертикали. Вечность, вечность, на часах, сказано уже незабвенным нашим. Вырублено. Россия отмеченная, право, ей досталось и достается, в русский язык ворвались все наречия мира, смешались, засеялись, проросли.
  Возрождение Православия оживило церковнославянский и старославянский, этносы загудели своим подземным фольклором, компьютерная революция обрушилась сленгом, так что внуки физиков и лириков говорят теперь на другом русском. И он такой, какой есть, так мы сегодня звучим... И диалектика души человека, берем из нашего постсоветского пространства, не изменилась, по-чехову, по-достоевскому, по-астафьеву, по-по-по... А поэзия, как и молитва, обращена к душе и духу, отсюда ее беспомощная наивность на фоне плотного мира и... бессмертная неуязвимость.
  
  
  ПОЭТТЕСЬ, ПОЭТЫ!
  
  ЗВЕЗДА РОССИИ
  Осенний мокрый снег
  Летит с больших небес,
  И чувствует земля
  Его прохладный вес.
  И чувствует земля
  Сонливость и покой.
  Осенний мокрый снег,
  Россию успокой.
  Покрой её холмы -
  Репей в земном саду -
  Очисти её сны,
  Спаси её звезду!
  
  РОССИЯ, РУСЬ, АЭРОДРОМ
  Темно с утра, мороз, и всё же
  Душа обглоданным крылом
  Взметнётся, вечный хлад тревожа,
  Ей всё на что-то там похоже,
  Что-то сулит ей за углом.
  Россия, Русь, аэродром,
  Прихожая в небесный дом.
  
  МОЙ БРАТ ЛУЧЕЗАРНЫЙ
  Святый Ангеле Божий,
  хранителю мой, моли Бога о мне.
  Мой Ангел Хранитель,
  тебя я мытарю,
  На строгом ошейнике
  держишь и плачешь.
  В такой мы с тобой несработанной паре,
  К несчастью и счастью, не можем иначе.
  Мой Ангел Хранитель,
  тебе не случайна,
  Грызут как собаки глумливые бесы,
  Мы мука друг другу, порука и тайна,
  Мы два отраженья -
  в земном и небесном.
  Мой Ангел Хранитель,
  на грош ни попустишь.
  Тебе вопию, моли о мне Бога!
  На этой земле ищу райские кущи,
  Мой брат лучезарный,
  скажи мне дорогу!
  
  АНАТОМИЧЕСКАЯ ПОЭСОФИЯ
  Человечье увечье прости,
  Это волчье-овечье.
  Пастырь Вечный во Храме светил,
  Судия всех деяний и сил,
  Человеку прости - человечье.
  
  СОЗВЕЗДИЕ ВЕСОВ
  ...Славлю Тебя, Отче, Господи неба и
  земли, что ты утаил сие от мудрых и
  разумных и открыл младенцам.
  
  Какой наряд на дождь!
  Какой наряд на слякоть!
  Рябиновый пожар, кленовый беспредел.
  Октябрь в России - рай,
  В раю России плакать,
  Дарить, сорить, кружить -
  Таков, видать, удел.
  Октябрь, октябрь, октябрь,
  Безумный расточитель!
  Всё золото листвы повержено во прах,
  И в рваных облаках,
  в понурой тёмной свите Созвездие Весов, как серебристый птах.
  - Куда летим? - спрошу, - Октябрь, мой друг сердешный?
  - Прекрасно никуда, мы были там ни раз.
  Россия, листолёт, кленовые депеши,
  Звезда твоя плывет, слезой застивши глаз.
  
  Я В ШЛЮПКЕ, Я В МОРЕ
  А. Волошину
  
  Я в шлюпке, я в море,
  Меж бездной и бездной.
  Ну, что тут полезно и что бесполезно?
  Осталось ли что-то ещё, что не поздно?
  Качаются глыбы, качаются глыбы.
  То вдруг подо мною далёкие звёзды,
  То вдруг надо мною скользящие рыбы.
  Мой Ангел Хранитель, доколе-доколе,
  Мой долготерпивец,
  мой брат самый нежный,
  Доколе на воле, доколе в юдоли?
  В земном ослеплении вечной надежды?
  
  ТЁМНО-ТЁМНО, ТЁМНО БЫЛО
  Тёмно-темно, темно было, это больше,
  чем темно,
  Всё остыло, всё давило, не хочу сказать, -
  могила,
  Но...
  Как взыграло, как взорвало, прикоснулся
  лишь едва,
  Ах, ты баба.., всё те мало, подавай ещё
  слова.
  Ах, ты баба, баба, баба в ожидании
  живёшь,
  Дайте яду, яду, яду,
  Слов обманных хоть на грош.
  
  ВЕСЕННИЙ СОН ЗИМОЙ
  Весенний сон зимой -
  соната Паганини.
  Внезапный твой приезд,
  затмение Луны.
  В каких-то там мирах -
  пересеченье линий,
  В каких-то там мирах -
  ни он, ни я, а - мы.
  Весенний сон зимой,
  как ля-минор соната,
  И дождь, и снег, и грязь,
  и скрипки благодать,
  Ты есть во мне всегда,
  и я не виновата,
  Что под смычком твоим
  наказана звучать.
  Весенний сон зимой,
  снежком его умою,
  Нарушен ритм земной,
  разомкнуты края,
  Но эта вся в любви,
  вполне могла быть мною
  Безумно наяву, весь год до декабря!
  Весенний сон зимой,
  терзай несовпаденьем!
  Проснусь ни тут ни там,
  с какого жить конца?
  Анданте! - написал на нотах
  дикий гений,
  Страшась, что разнесут
  и скрипки, и сердца.
  Зашкалил бедный слог,
  но душу рвёт свиданье.
  Умеренно дыши, умеренно люби!
  Смешался сон и стон,
  и ужас несбыванья,
  Церковка на крови,
  разлука на крови.
  
  ОСНОВНОЙ ИНСТИНКТ
  Темна река - её названье Лета,
  На берегу земная круговерть.
  Кому вопрос:
  Зачем, скажи, все это?
  Любовь и Смерть, Любовь и Смерть?
  Спектакль Вселенский
  сделан без претензий,
  Мы все актёры лучшие твои.
  На нашем театре полыхает вензель
  Из золотистой чешуи - ОИ.
  Инстинкт - основной-основной!
  Путь куда и откуда?
  Ключик наш заводной-заводной
  От зверей и от люда.
  Что же слезы ручьём?
  Но и слезы в программе.
  Все взаправду:
  убьем и умрем,
  И сюжет не закончится нами.
  Залихватский размер
  Клонит жанр к плутовскому роману.
  Такова нынче музыка сфер
  Мировому явилась органу.
  А моя лепетала струна
  О далеком и близком,
  А моя дребезжала струна
  Меж высоким и низким.
  
  СКРИПКА ПАГАНИНИ
  Ave!
  
  Сыграй на мне, сыграй,
  Мой гений, мой незримый.
  Я без тебя Ничто,
  Мне тесно, мне темно.
  Сыграй на мне себя,
  Отца, Духа и Сына,
  Я есмь только с тобой
  Вовек одно дано.
  Сыграй свою луну,
  Свой миф, свой час жемчужный,
  Вверх по лучу, лучу...
  Вернись, вернись, вернись.
  Ждут фрезии в стекле,
  Жена и поздний ужин,
  А я не пощажу
  И дух возьму, и жизнь.
  А я не пощажу,
  Но без тебя погибну.
  Спеши ласкать, ласкать,
  Пока я так близка,
  Я без тебя пуста,
  Холодной куклой стыну -
  Пучок волосьев струн
  И хлипкая доска.
  
  ПОЭТТЕСЬ, ПОЭТЫ!
  В. Цыбину
  
  Поэты, поэттесь!
  В железных,
  квантовых,
  смутных,
  Поэты, поэттесь,
  Времен не бывает попутных.
  Поэты, поэттесь,
  Наплюйте на все,
  соловьите.
  Поэты, поэттесь.
  Друзья мои, горько любите!
  Любовь безответна,
  Любовь бесконечна,
  Лишь песня приветна,
  Лишь песня сердечна.
  
  О, Боже,
  мотивчик как будто знакомый?
  Никак, Северянин?
  Ну, что-то, ну, вроде.
  Помянем
  же всех по сей майской погоде,
  Кто
  в слове,
  и слову,
  и словом,
  на слове
  и полуслове,
  Кто
  хором,
  Кто
  соло,
  ушедших во слово,
  пришедших из слова.
  
  СТАНЦИЯ "ЗЕМЛЯ"
  Господи, Иисусе Христе,
  Сыне Божий, помилуй мя,
  грешного.
  Молитва Иисусова
  Елене Воропаевой
  - Алло! Алло! Вы меня слышите?...
  - Центральное звёздное справочное бюро
  работает круглосуточно
  по многоканальному телефону.
  Ждите ответа, ждите ответа...
  
  Что за станция эта Земля?
  Млечный Путь за откосом.
  Знаешь Ты один чего для
  Остановка без спроса.
  За дверьми или при дверях
  Бродит божее тесто:
  Пот вонюч и безумен страх,
  Но божественна нота оркестра.
  И разлука-отрава до дна,
  И вокзал - гильотиной.
  И кладбищенская стена,
  От и до, под и на -
  И писанием
  и писаниной:
  "Только смертушка нам верна,
  Будь, земелька, периной".
  "Здесь был я.
  Душа не одна
  и не слипнется глиной!"
  Сквозь число проступает -
  "зверь" -
  Тычет рогом в хронометр,
  Стрелки там на - вечном теперь -
  В занебесном единственном доме.
  А оттуда луч - золотая щель -
  "Вещество-материя в энергию",
  "Без посредства разума - верь",
  "Во единого Бога верую".
  "Кто есть кто" поверх "нра... закон"
  ...неслучайным явленьем Вселенной",
  Под распятием - "... вознесён...",
  "Ны очисти от всякия скверны".
  Что еще? Полет облаков,
  Обведенных сияньем?
  Все подсказка,
  Но истинный кров
  Обречен неузнаньем.
  Дух в земном не воспомнит себя,
  Сердце рвется меж духом и телом.
  И мытарит вокзал - балаган бытия
  У иного предела.
  Вот он чёрный квадрат,
  Как хоти, так гляди -
  Прорва.
  Этот чёрный квадрат
  У тебя впереди,
  и нигде он не прорван.
  Да, Земля, да транзит - беспилотный улет,
  В Небеса-жемчуга и могилу.
  И не ведаешь, что там грядёт?
  И не знаешь, что же тут было?
  Твоё дело -
  в свой час получить свой билет,
  И как знак утешенья -
  Написать на стене:
  "Только б Солнечный Свет
  Увидать в Воскресенье!"
  - Алло, алло! Вы меня слышите...
  - Центральное звёздное справочное бюро
  Работает круглосуточно
  по многоканальному телефону.
  Ждите ответа, ждите ответа,
  ждите ответа...
  
  МАЛАЯ СЦЕНА
  О, земная юдоль,
  о, купель очищенья...
  Иеромонах Роман
  Малая сцена - жизнь,
  Вечность - большая сцена.
  В жизни ты егози,
  Вечность - благословенна.
  Там, за чертой, -
  не быть,
  Что-то другое значит,
  Там перекрестья судьбы -
  Путь и окончен, и начат.
  О, неразгаданный Свет!
  Ужас обрыва во тьму,
  В пропасть меж Есть или Нет -
  Час возвращенья к Нему.
  Вспышка Забыл
  и Все Знал,
  Нет ни границ, ни оков -
  То ли взлетел, то ли пал,
  То ли никто, то ли Бог.
  Но отступись, отступись,
  Каждому плоду свой срок,
  Как откровение - жизнь,
  Где ты не знаешь урок.
  Крик безответный: кто я?
  Мало могу и томлюсь.
  Птица земная твоя
  В клетке бессмысленно бьюсь.
  
  ДОМОДЕДОВСКИЙ ПОГОСТ
  Господи, прости рабам своим
  грехи вольные и невольные
  
  Ах, как ветер, как ветер свищет,
  Завывает, тоскует как.
  Домодедовское кладбище,
  Коммунальный российский барак.
  Всех сравнял и навеки приветил,
  Упокоил и примирил.
  Вой же, друже, московский ветер, -
  Колыбельную для могил.
  Сбились в кучу кресты и крестики,
  Сикось-накось в траве-мураве,
  Как посланники и как вестники,
  Что гостили мы все на Земле.
  Моя мама - и крест тот дубовый,
  И мальчишка - сосед и старик,
  И небес золотые покровы,
  И светил неразгаданный лик.
  Моя мама - и листик прилипший,
  Как записка на мокром кресте.
  "На часок погулять в лес я вышла,
  Ешьте! Теплый обед на плите".
  Ты прости мне приют свой убогий,
  То в снегах, то в глубокой воде.
  Вечным волком по сирой погоде
  Рыщет ветер в российской судьбе.
  Колокольные редкие звоны,
  Черных птиц растяжная спираль.
  Ах, Россия моя, твои стоны
  Здесь во всём и во всём твоя даль.
  Ах, родимый и тощий суглинок,
  Разнотравный холмистый уклон -
  Домодедовская кручина,
  Вечный мир тебе, сладкий сон.
  
  ПОВОЗКИ
  Сон, коричнево-дымный
  Я - частное лицо в истории народа,
  Пичуга мне сестра,
  любой прохожий - брат.
  Откуда эти сны? Тоска в них и тревога,
  Смешенье лиц и душ,
  огня тяжёлый смрад?
  Откуда эти сны? Я не мыслитель вроде,
  Небесный почтальон, на адрес посмотри!
  На север - голова, на юг, как учат, - ноги,
  Но занавес пошёл - на раз, и два, и три!
  Откуда этот сон,
  страшусь промолвить - вещий.
  Не знаю, где и с кем, какой, возможно, год.
  Но люди всё вокруг, и на телегах вещи.
  Всё скарб, и скарб, и скарб,
  и толпится народ.
  Речей отдельных нет,
  но гул, и гул тревожный,
  Кто это повезёт?
  Нет лошадей, машин? Но кто-то среди всех,
  на возчиков похожий,
  Их надо нанимать, тут возчик - господин.
  Их мало, и у них такие злые лица,
  И хмурые черты, но дело ни в чертах.
  А просто неприязнь, она от них змеится,
  И будто нет беды, но есть томящий страх.
  Какой-то человек, он с возчиком толкует.
  - Я должен заплатить, ты цену назови.
  Один во всем вопрос.
  - Какую, ну, какую?
  Ну, а куда же путь?
  Ни слова о пути.
  И возчик говорит.
  - Я прицеплю телегу, и буду я считать,
  Когда остановлюсь, то это и цена,
  Тогда я и поеду. И будет только так.
  Ему ответом.
  - Пусть.
  И счёт его открыт,
  и все к нему сбежались,
  Он много насчитал, от узелка к узлу.
  Тут невозможен торг,
  Ни просьба и ни жалость,
  Но вдруг он оборвал.
  - Тебя не повезу.
  
  НЕЧАЯННЫЙ ДАР
  Ну, и такое бывало со мной,
  В тучах прорвётся клочок голубой,
  Перекрещусь и подумаю -
  знак?!
  Может, случайно и сделала так,
  Что заслужила за хмурью и тьмой
  Этот нечаянный дар неземной.
  
  МОЛИТВА
  Отче, в чём середина?
  Дал ты и день, и ночь.
  Отче, спаси сына!
  Отче, спаси дочь!
  Отче, неутолима
  Жажда алкать и мочь.
  Отче, спаси сына!
  Отче, спаси дочь! Отче, Земле едина
  Ляжем, как не отсрочь,
  Отче, спаси сына!
  Отче, спаси дочь!
  Отче, твоя глина,
  Толочь её растолочь.
  Отче, спаси сына!
  Отче, спаси дочь!
  Отче, спаси всех,
  И этих, и тех!
  
  ПРОЛЕТЕЛА ВОЛШЕБНАЯ ПТИЦА
  Не случилась любовь,
  Пролетела волшебная птица
  высоко-высоко,
  Но оставила нежную дурь.
  Не случилась любовь,
  Но её наваждение длится,
  Я гляжу ей во след,
  И с крыльца всё никак не иду.
  
  
  Разбор
  Сергей НЕБОЛЬСИН
  ДОЛГИЙ ЯЩИК, МУЗЫКАЛЬНАЯ ШКАТУЛКА
  Мне нравятся поэтессы, написал как-то в стихах один наш старший современник. Мне нравятся поэтессы, их томно-загадочный вид... их литературно-салонное изящество, умные разговоры, что-то в целом царственное в них. И не в последнюю очередь нравились они поэту тем важным для него обстоятельством, что их величавым вниманьем бывал отмечаем и я.
  Что ж, понятно. Но поэтесса Татьяна Шубина должна понравиться и совсем незнакомому с нею, и тому, кто не заслужил её внимания персонально. Изящество облика, несколько иногда печальная загадочность, ум и способность видеть в обыденном чудесное - все это дойдет до читателя и без личного знакомства. Он еще раз почувствует, в чём очарование женщины вообще, в чем её природный дар, в чем собственные артистические достоинства Татьяны. (Само имя-то какое... Да, она - это и "та самая Татьяна", и совершенно новая, сравнить с пушкинскими временами, личность в искусстве и жизни. В ней, добавлю, порой подтверждает себя даже прелесть грамматической ошибки - милой помарки свежего по чувству, бесхитростного письма, что так любил Пушкин.) Это женщина-возлюбленная и женщина-влюбленная, дочь-жена-мать и даже, если проникнуть за некоторые строки, женщина-невестка. Она и женщина "с мировоззрением", с проникновениями разумом в космические "сферы" - и простой человек чисто молодогвардейской складки (так сказать, мой адрес Советский Союз, от Карелии до Тянь-Шаня). Она же и дитя, и обитательница какой-то благородной вечности. То есть тут и чувствуется "горняя" Вечная Женственность - и при этом так тянет нас к ней! - и видится Ярославна у изгороди столичного парка, и слышатся исподволь мелодии Арины Родионовны (спой мне песню, как девица - а не разнузданная "мисс 2004"). То есть здесь пульсирует, по тонким-тонким жилкам, и что-то исконно русское, и то вечное, что было в советском, - и то, наконец, что есть вечного в любом точном душевном слове.
  Почему же, однако, это схватываешь и без личного знакомства с поэтессой? А потому, что все названное - не её внешний облик или вид; это сами стихи. Что же большее можно пожелать поэзии?
  Правда, в поэзии у Татьяны Шубиной и собственно личного много. Падает на ладонь снежинка - и девушка любуется, гадает на неё, дарит ей свою ласку взглядом, дыханием. Снежинка согрелась - растаяла - и опечалила тебя, и тебя же согрела. Скольким, скольким людям это знакомо! Но такую, как та, что растаяла на ладони, у тебя - знаешь только ты.
  Снегурочка быстро растаяла... Это время года, и только оно? Да, вроде так: весна скатилась в город - так у каждого, и снег тоже - снег, он один для всех. То есть, продолжаю словами поэтессы, - все это погода, погода...
  Нет, это что-то более человеческое. Смотришь на мир глазами Татьяны Шубиной: скажи, неужто... такая красота возможна без души? И невольно отвечаешь: красота есть, а душа и у самого по себе мира тоже, возможно, есть. Но как-то состоялась она благодаря ей - благодаря чуткой душе очарованной по миру странницы.
  Таким задушевно-заповедным с нами и делится человек в своих стихах. Все это - музыка души, осторожно-деликатно перелагаемая в слова и строчки, составившие милую музыкальную шкатулку.
  Поэзии большего пожелать, мы сказали, нечего. А читателю надо пожелать и посоветовать одного. Не откладывайте в долгий ящик чтение этой подборки. Когда вы познакомитесь с нею, вы наверняка согласитесь со всем, что я сказал. Если же рядом с вами вы увидите женщину с таким же внутренним миром - не тесните её. А то Снегурочка растает и вправду.
  
  
  Инна РОСТОВЦЕВА
  В ЗЕМНОМ И НЕБЕСНОМ
  Для меня было полной неожиданностью, что Татьяна Шубина пишет стихи (я всегда числила ее журналисткой, издателем), что она училась в 1976-1981 годы в Литературном институте им. Горького у Вл.Цыбина и имеет одну небольшую книгу стихов...
  Впрочем, я подумала: быть может, сама поэзия и есть такая неожиданность, внезапность - нечаянный дар, меняющий наше представление о человеке, его профессии и занятиях; с другой стороны, она по-прежнему остается в России традиционным пристанищем Духа, где человек хочет преклонить свою сокровенность, в надежде открыться другим.
  Но есть еще одна особенность поэзии, постоянно провоцирующая ее появление в современности, на которую указывает критик Г.Адамович: "Единственно, что может объяснить существование поэзии, - это ощущение неполноты жизни, ощущение, что в жизни чего-то не хватает, что в ней какая-то трещина. И дело поэзии, ее единственное дело, - эту неполноту заполнить, утолить человеческую душу".
  О том же говорит и Ницше: то, что мы утратили в жизни, нам возвращает музыка.
  Не так ли поступает в идеале и поэзия, возвращая нам утраченные красоту, любовь, заставляя - с удесятиренной силой - пережить тонкие энергии духовного бытия?
  Не жизни жаль с томительным дыханьем,
  Что жизнь и смерть? А жаль того огня,
  Что просиял над целым мирозданьем
  И в ночь идет, и плачет, уходя.
  Что есть этот огонь, по мысли Фета, как не живая, трепетная, вечная душа человека? Но каждый поэт, если он хочет быть токовым, ищет свой ответ на этот вопрос, пытаясь пройти по "следу" высокого "огня".
  Татьяна Шубина видит его в идеалах русского православия, в христианских заповедях и ценностях - добра, сострадания, жалости.
  "Но, - скажут нам, - кто же сегодня не припадает к этому вечному источнику истин - как бы заведомо известных, правильных и разрешенных, превращая их подчас в общее место, не заполненное живым индивидуальным человеческим опытом?"
  И женским - тоже. Ибо повышенная, "творчески переживаемая эмоция" (П.Валери), интуиция, сакральная природа мистического откровения ("сны-маски"), которые избрала Шубина "проводниками" на своем пути (и они ей верно служат) - это отличительные свойства именно женской поэзии.
  Хорошо это или плохо?
  Знаменитого шахматиста Алехина как-то спросили, почему не устраивают совместных шахматных турниров? Что, женщины глупее мужчин, или хуже в шахматы играют? Гроссмейстер не задумался ни на секунду: "Конечно, не глупее. И в шахматы играют прекрасно. Просто они играют в другие шахматы".
  Так вот - в слове "другие" заключен ответ, разгадка. Перед нами просто другая поэзия.
  "Жизнь огня", - признается поэтесса (Ина Близнецова).
  "Архитектура огня" - твердо скажет поэт (Вадим Шефнер).
  Ощущаете разницу? В последнем случае важны структура, оформление, построение - кристалл. У Шубиной встречаются отдельные пластичные, хорошо структурированные строки и образы, как например, в стихотворении "Звезда России"; "Осенний мокрый снег / Летит с больших небес, / И чувствует земля / Его прохладный вес."
  Но это - не ее, для нее характерно иное - стихийное, текучее, как бы на бегу "цветаевское" начало: отсюда и стих - как вырванный из записной книжки листок, где наспех, вчерне, на живую нитку записаны даже не строки, а состояние души в виде женской заплачки: "Тёмно-темно, темно было, это больше, чем темно, / Все остыло, все давило, не хочу сказать, могила,.. / Но..." Набросаны как бы для себя одной вопросы о бессмертии - важные философские вопросы, которые не боятся здесь выглядеть столь личными и беззащитными: "Темна река - ее названье Лета / На берегу - земная круговерть. / Кому вопрос: / Зачем, скажи, все это? / Любовь и Смерть, / Любовь и Смерть?".
  Записаны сокровенные Сны - один из них цветной, "коричнево-дымный", с названием "Повозки" воспринимается как лирический зачин к какой-то великолепно задуманной, но не рожденной эпической поэме: "Откуда этот сон, страшусь промолвить - вещий? / Не знаю, где и с кем, какой, возможно, год. / Но люди все вокруг, и на телегах вещи, / Все скарб, и скарб, и скарб, и толпится народ"
  С безошибочностью, которую дает только поэзия, можно сказать: это страна - Россия, год - 1918-й ли, 1941-й или 1993-й, а народ, конечно же, наш, русский, который именно "толпится" (как точно, по-женски, "по-бабьи" угадано слово).
  Иногда эмоциональный напор, равно как и эмоциональный повтор, бывает столь неудержим и неподвластен автору, что он признается: "Зашкалил бедный слог", и мы действительно наталкиваемся и на безвкусные банальности, вроде: "но душу рвет свиданье", "душа обглоданным крылом взметнется" или на ритмические сбои в стихе, не всегда удачные: "Ей все на что-то там похоже / что-то сулит ей за углом..."
  Лирическая героиня Т.Шубиной пытается проявить себя в двух отражениях - в земном и небесном, в низком и высоком, далеком и близком - и нередко достигает здесь поэтического синтеза: у нее аэропорт - "прихожая в небесный дом", "полет облаков, обведенных сияньем", вокзал "мытарит" - как "балаган бытия у иного предела"; а на домодедовском погосте - "Моя мама - и листик прилипший, / Как записка на мокром кресте..."
  Но Человек - не темный гость на этой грустной Земле (как считал Гете); от него и только от него самого зависит, будет ли он "посланником или вестником" небесного "огня" - высоких смыслов жизни. И как симптоматично, что женская поэзия - сознательно или бессознательно, продолжая традицию русской классики, пытается приобщиться к христианским ценностям - к их таинству - открытым звуком неравнодушного откровения.
Оценка: 6.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"