Спесивцев Анатолий Фёдорович : другие произведения.

Азовская альтернатива. Глава 8

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В текст знакомый вам по последней проде внесены некоторые поправки.


   8 глава.
  
   Нормальные герои всегда идут в обход.
   Азовское море и Азов, июль 7146 года от с.м.
  
   Путь домой, в Азов (Аркадий и не заметил, как стал называть трофейное жилище домом), отнял более четырёх суток. Учитывая, что Чёрное море, существенно более обширное, казаки на стругах и чайках проскакивали в срок менее двух суток, небыстрой получилась дорога через Азовское море. Тому было несколько причин.
   Сначала приходили в себя после боя. Пусть он был относительно скоротечным и сверхуспешным, рисковать жизнью в нём довелось очень многим. Сравнительно небольшие потери лёгко могли увеличиться, если бы сотням раненных не была оказана помощь. Пока все раны не были перевязаны или зашиты, обречённые конечности отрезаны, переволновавшиеся молодыки успокоены, ни о каком движении, куда бы то ни было, не могло быть и речи.
   Огромный трофейный флот радовал пиратские души. Но у старшины, и, прежде всего атаманов, немедленно возникла головная боль в связи с необходимостью перетасовки экипажей, на казацких ещё до сражения галерах и без того не спаянных. Необходимо было срочно, немедленно, сформировать временные команды для семидесяти двух галер. В новые экипажи автоматически включались вырученные из плена казаки и стрельцы, но они среди галерников были в незначительном меньшинстве. Пришлось на каждую из галер пересаживать несколько десятков казаков со стругов или других казацких кораблей. Выяснение, откуда, сколько и куда переводить заняло весь световой день. К ночи Иван и Аркадий не могли даже матюгаться, сипели будто сильно простудили глотки. Естественно, после всего случившегося, никуда ночью не поплыли, благо ветерок возник слабенький, а глубины были маленькие, заякориться труда не составляло.
   Аркадий заснул мгновенно и намертво. Не доставали его в эту ночь даже ставшие навязчиво повторяемыми, сексуальные сны. Однако хорошо поспать этой ночью, ему было не суждено. И сосем не по причине наличия в постели излишне горячей женщины. Не было на эскадре ни одной женщины. Ну, а пользоваться либерализмом на Дону в отношении однополой любви, ему и голову не приходило из-за сугубой гетеросексуальности. Поспать ему не дал бунт на одной из галер.
   Конечно, ничего бы он сам не услышал, дрых без задних ног. Однако, назвался груздем, полезай в кузов. Его безжалостно разбудили по приказу Ивана (А ещё другом называется!). Очманевший от несвоевременной побудки, он начал соображать только пожевав кофейные зёрна, принесённые ему с одной из захваченных галер. Варить кофе в настоящей турецкой джезве было некогда.
   Выяснилось, что на одной из галер каторжниками большей частью, были не иноверцы-христиане, а стамбульский сброд. Не посаженные на колы, не четвертованные или, хотя бы, лишившиеся конечностей за свои прегрешения, убийцы, насильники, воры и грабители. Таких и раньше отправляли на галеры, а в из-за спешки с организацией карательного морского похода на казаков, в галерники отправляли толпы мусульман.
   Освобождению обрадовались и они, но плыть на север, в гнездо страшных казаков, про которых, особенно в последнее время, ходили самые жуткие слухи, им не хотелось. Переманив себе подобных с соседних галер, они, отдохнув за день, набросились на сонных казаков своей галеры. Достойного сопротивления стамбульским висельникам те, большей частью молодые, неопытные, оказать не смогли. Однако, несколько молодыков, после первого в жизни боя заснуть не могли и, когда на их галере разгорелся кратковременный и почти бесшумный бой, просто попрыгали в воду. Переплыв к рядом заякорившимся галерам, они подняли тревогу.
   Захватившие галеру турки, ещё не осознавшие всей гиблой авантюристичности своей затеи, не успели отплыть далеко, когда в погоню за ними кинулась флагманская галера казачьего флота. Ивана Васюринского, как командира, известили о происшествии в первую очередь. Решив, что для боя со сбродом численное преимущество не нужно, он скомандовал тревогу и уже через несколько минут, флагман, куда более резко, чем противник, набирая ход, преследовал восставшую галеру. Полномочия свои он временно передал второму флагману, Каторжному.
   К несчастью турок, над морем царила полная, высоко стоящая Луна. Видимость была, не смотря на ночное время, хорошая и у них не было ни единого шанса уйти от погони. Аркадий, держа, обмотав тряпкой, глиняную кружку с горячим, ароматным кофе, сваренным таки ему джурой, подошёл к Ивану. Тот недовольно поморщил нос, восхищавший попаданца горький напиток, ему не понравился. Картина с носовой части галеры открывалась красивейшая.
   В свете яркой Луны на тёмно-серебристом, покрытом мелкими, без гребешков, волнами, впереди скользила такая же галера. Парус убегавшие турки догадались поднять только что, возможно сообразив, что почти строго попутный ветер даёт преследователям немалое преимущество. Васюринский приказал поднять парус сразу же по снятию с якоря. Из-за особенностей освещения, в открывавшейся картине доминировали разнообразные оттенки чёрного, серого и серебристого цветов. Разве что бурунчики из под вёсел, можно было назвать белыми. Прохладный ветер приятно освежал после дневной жары.
   - Иван, скоро их догоним?
   - Скоро только котята делаются.
   - А всё же?
   - Как ты эту горькую гадость пьёшь?
   - Не прикидывайся евреем и не отвечай вопросом на вопрос. Когда догоним турок?
   - Когда, когда... когда догоним, тогда догоним. Откуда я знаю, на сколько их хватит так грести. Знают, сволочи, что от лютой смерти убегают.
   - Так, что, можем не догнать?
   - Догоним, никуда они не денутся. Но когда точно, не скажу.
   Настигли беглецов только к утру, ввиду крымских берегов. Озверевшие от произошедшего (гибели товарищей, попытки лишить их части добычи, своего прерванного сна), казаки быстро навели на взбунтовавшейся галере порядок. Порядок, не предусматривавший наличия там восставших. Их, кого зарубили, кого просто сбросили в воду. Кто-то кричал, что он христианин и не участвовал в бунте, но, после короткой заминки, и он полетел в воду. Иван заявил, что: - "Раз не помогал атакованным казакам, значит бунтовал. А посягнувшие на казацкую жизнь должны быть наказаны". В отличие от казаков, турки, и примкнувшие к ним галерники, плавать не умели. Только один из сброшенных в воду попытался доплыть до крымского берега вплавь. Его немедленно отправил на дно кто-то из казаков метким выстрелом из ружья. Казаки ночью стреляли несравненно более метко, чем большинство европейских солдат днём.
   Аркадию также довелось поучаствовать в возращение галеры под казацкий флаг. Ещё со своей галеры он застрелил из ружья что-то истерично кричавшего бородатого здоровяка в живописных и наверняка вонючих лохмотьях. Свинцовая пуля, которую, по современным понятиям, впору было называть ядрышком, не только пробила его насквозь, но и сбила на палубу, где бедолага и скончался. Судя по агонии, мучительно.
   В первые ряды абордажников попаданец не рвался, но пришлось ему поработать и саблей, длиной и тяжёлой карабелью, взятой им на корабль по настойчивым советам Ивана. Качки в это утро совсем не было, поэтому на очищаемый от врагов корабль Аркадий ступил с пистолем в левой руке и саблей в правой. Грешным делом, строя из себя крутого пирата. Поэтому, когда на него выскочил из-за какого-то ящика смуглый, малорослый тип с ножом в руке, попаданец инстинктивно сделал отработанный на уроках фехтования выпад, а не выстрелил из пистоля.
   Бог его знает, насколько хорошо владел турок ножом, но против длинной сабли его возможное мастерство оказалось бессильным. Он буквально нанизался на клинок животом, но не умер картинно, как герои фильмов, а продолжил движение к Аркадию. Тот, глядя в выпученные глаза врага, вроде бы не замечающего, что проткнут насквозь, честно говоря, немного струхнул.
   "Да он же, прежде чем сдохнуть, меня зарезать успеет!"
   Попаданец вытянул левую руку вперёд и нажал на курок пистоля.
   "Если уж от выстрела в упор голова упорного врага, может и не разлетится на куски, но от страшной раны сознание он потеряет".
   Однако пистоль лишь громко щёлкнул. Будто не ощущая боль, с лицом перекошенным от ненависти, турок сам продвинулся вперёд, насаживаясь на клинок всё глубже. Немного запаниковав, Аркадий (прокляв долбанные кремнёвые замки все скопом), не стал взводить курок ещё раз, а, вспомнив молодость, от души пнул врага носком сапога в самое уязвимое для мужчины место.
   Не замечавший рану в проткнутом насквозь саблей животе, на удар по своему мужскому достоянию турок отреагировал традиционно. Резко согнулся и упал на палубу, на лету сворачиваясь калачиком. При этом он вырвал саблю из руки Аркадия. Попаданец и не пытался её удержать. Сделал шаг назад и выхватил ТТ. Но добивать врага выстрелом не стал. Тот, судя по выроненному из руки ножу, потерял сознание и опасности больше не представлял. Аркадий вытер пот со лба, вспотел он от переживаний мгновенно и весь, отбросил подальше ногой нож, выдернул из умиравшего свою саблю, вытер её клинок о его грязные, протёртые на заднице, невероятно вонюче чёрные шаровары и сунул в ножны.
   Тут же он почувствовал за спиной дыхание своих джур, приставленных к нему, прежде всего, для его охраны. Аркадий не сомневался, что они, не задумываясь, прикрыли бы от врага своей грудью, но... с пониманием профессии телохранителя у них были бо-о-ольшие проблемы.
   Аркадий сунул в кобуру пистоль, стараясь не показать окружающим, что у него от пережитого дрожат руки, сложил предательские конечности на груди и прошёл в нос захваченного судна, очищенный уже и от тел восставших. Сзади послышалось хеканье одного из джур, кряжистого, ростом ниже его самого на голову, но не уступавшего ему силой, Богдана Коваля. Вслед за хеканьем послышался всплеск, видимо джура выбросил тело раненного попаданцем турка за борт. Всматриваясь в недалёкий крымский берег, Аркадий захандрил.
   "И где, спрашивается, радость битвы, хваленная столькими поэтами? Ох, чую я, не нюхали эти штафирки пороха в натуре. Хотя нет, кто-кто, а Денис Давыдов битв-сражений навидался по самое не могу. При жизни для всей Европы легендой был, а битвы воспевал. Да вон, Иван, тоже от резни шалеет, кайф ловит. Наверно это мне такое не суждено. И, честно говоря, не лез бы, а приходится. И хрена мне не изменить, если казаки меня трусом считать будут. Придётся и дальше слушать гром битв изнутри, чтоб им... А джур, таки, правильной охране моей персоны обучить надо. Чую, пригодится".
   До Азова две галеры с недостаточными экипажами и некомплектом вёсел добрались позже основной эскадры. Всю дорогу пришлось грести против ветра, слава богу, не слишком сильного. Появились кровавые мозоли от гребли и у попаданца.
   Уже подходя к Дону маленький караван из двух галер, встретил тот самый, построенный по советам Аркадия тримаран. Вымотанные тяжёлым путём казаки увидели шедший навстречу парусник. Опознав его, обратили внимание, что он приближается с большой скоростью. Иван, и сам сильно уставший, разрешил сделать короткий перерыв, большинство казаков, бросив вёсла, столпилось на верхней палубе, любуясь стремительным маленьким корабликом. Опытные казаки, немало поплававшие быстро обратили внимание, что ветер-то для корабля не очень-то и попутный, а идёт он только под парусом и хорошей скоростью.
   - Ты гляди, мачта, какая высокая! И как он не перевернётся, маленький такой, при здоровенных-то парусах? - удивлялся кто-то на носу.
   - Да он из трёх лодок сразу склёпан! Получается, в ширину поболе любого струга, а то, и с галеру. Вот и не переворачивается.
   - Дык, чего же его вширь не раздвинули, что заместь трёх, одна лодка была? В неё же много более всего влезло бы, супротив против этого.
   - Дярёвня ты лапотная! При галерной ширине ему бы никакие паруса быстро плыть не дали возможности. Лохань с парусами далеко не поплывёт.
   - А скорость-то, скорость! Как бы не вёрст двадцать в час идёт! Это-то при боковом ветру. А при попутном-то, страшно подумать, как он плавает... небось у робят головы кружатся.
   Аркадий подошёл к любовавшемуся стремительным корабликом Ивану.
   - Ну, как тебе мой тримаран? Ведь, действительно, при хорошем попутном ветре, сорок, не сорок, но вёрст тридцать пять он выдаст. Никто в мире сейчас так не плавает!
   - Да баловство это бессмысленное! Чёлн длиной сажен в пять, а весит поболе многих чаек, значит, на вёслах ему от галеры не уйти, непременно догонят. Оружия на него толкового не поставишь. Ну, разве, гаковницу вперёд или назад. Толку-то с неё! Никчёмный кораблик.
   Картинно-красивое лицо атамана выглядело кислым и недовольным со времени побудки после бунта турок-гребцов. До возращения угнанной галеры оно был ещё и злым до бешенства. Вернув судно, Васюринский несколько успокоился, но до радужного, его настроению было явно далеко.
   "Ничего, установим на носу тримарана пусковое устройство для запуска ракет, все знаменитые атаманы будут умолять о постройке такого корабля и им. В драку за право получить тримаран первым будут лезть".
   Аркадий, до своего перемещения в прошлое, разбиравшийся в судостроении на уровне чайника, гордился своей идеей многокорпусного судна. Правда, трудностей при его строительстве встретилось больше, чем он ожидал. Судёнышко оказалось малоустойчивым, переворачиваясь при попытках резко повернуть или порыве сильного бокового ветра. До ума тогда его довести так и не удалось, а потом он ушёл в поход. Поэтому появление лихо плавающего судёнышка, хотя он не был уверен в названной Ивану скорости передвижения, попаданца сильно порадовало.
   "Надо будет, озаботься введением у казаков простейших приборов измерения скорости, голландец должен о них знать, если взялся строить суда".
   Тримаран, пронесясь мимо казацких галер с немалой скоростью, и начал неспешно разворачиваться в сторону Сиваша. Даже тримараны двадцатого века с манёвренностью имели проблемы, попаданца не удивили проблемы с этим и у его, частично, детища. Зато, по его прикидкам, на прямой судёнышко должно было давать рекордную для этого века скорость.
   Тримаран пошёл дальше, а казаки начали спор, нужны ли такие кораблики и долго ли он проплавает, не развалившись на части. Не то чтоб это всех уж так волновало, но вот за вёсла опять садится, не хотелось воистину ВСЕМ. Васюринский ситуацию быстро прочувствовал и безделье на палубе прекратил.
   - А у, все к вёслам! - перекричал он всех сразу. - Отдохнули, и хватит! Дойдём до Азова, там попусту языками и треплите!
   Вольница вольницей, но приказ командира в походе у казаков много значил. Отправился к веслу и Аркадий. Приблизительно через час, он заметил, тримаран опять изменил курс и догадался, что ребята уже освоили умение ходить галсами и направляются теперь тоже в Азов.
   "Нет, совсем не никчёмное получилось судёнышко. По черноморью прекрасным посыльным корабликом будет. Жаль, конечно, что из-за отсутствия прочных материалов нельзя построить боевое многокорпусное судно. Больше двух пусковых установок он не потянет, без существенного уменьшения скорости. Но на шхуны и фрегаты, лопну, а казаков пересажу!"
   Другие казаки также заметили то и дело изменяющий курс тримаран, но догадались, что он, таким образом, идёт на парусах на норд, при ветре, то чистом осте, то ост-норд-ост. Естественно, путь у тримарана при этом оказался очень извилистым. Наверняка проще было сесть за вёсла, но, очевидно, ребята в нём задались целью показать все достоинства своего судёнышка. Умение ходить почти против ветра на парусах, в том числе.
   В Азов тримаран прибыл всего часа через два после галер. И на реке его команде пришлось таки сесть за вёсла. Полная мелей река - неподходящее место для путешествия под парусом таким крутым бейдевиндом.
  
   Из дальних странствий возвратясь.
   Азов, ... июля 7146 года от с.м.
  
   Когда галеры подходили к Азову, Аркадий не удержался и глянул на берег, где должны были быть строения (честно говоря, сараи, сараюшки и навесы без стен) его исследовательского центра. И сбился с ритма, вызвав общее недовольство и соответствующие комментарии на корабле. К концу похода все дьявольски устали, легко раздражались, мечтали о быстрейшем завершении пытки греблей, не случайно турецкие галеры казаки называли каторгами. Любой, кто мешал быстрейшему завершению плавания, выглядел в глазах остальных врагом.
   Аркадий опять впрягся в эту тяжёлую работу, стараясь ни на йоту не выбиваться из общего ритма. Но мысли в его голове закрутились вихрем. Вместо ставшего родным исследовательского центра, сколь угодно неказистого, он увидел на берегу чёрное пятно обгорелой земли и несколько торчащих из неё столбов. Также обгорелых.
   "Ясное дело - пожар. Скорее всего со взрывами, впрочем, незначительными. Что-то такое взгляд уловил. Почти вся селитра, весь порох, остатки нефти, всё взрывоопасное было использовано для производства последней партии ракет для флота. С чего же тогда пожар? Татары набежали и пожгли? Тогда бы и пригороды пострадали, а они стоят как ни в чём ни бывало. Неужели нефть подвезли, и косорукие мои химики с ней пожар устроили? Тогда всех выживших сам поубиваю!"
   Последнюю версту их галерам пришлось идти вдоль заякоренных у правого берега Дона трофейных галер и частично вытащенных на берег стругов.
   "Серьёзная по нынешним временам сила. Правда, против больших военных галеонов нам не выстоять, так мы против Испании или Франции и воевать не собираемся. А у осман их галеоноподобные карамусалы служат как торговые или снабженческие суда. Вроде бы, можно не опасаться, что напоремся на залп сорокавосьмифунтовых пушек. Впрочем, раз уж историю начали менять, можем и налететь. Смутно вспоминается, что как раз в эти времена французы начали поставлять османам корабли. Следовательно, надо будет с атаманами покумекать, как нам от такой напасти предохраниться. Да... на одни ракеты надеяться не стоит, уж очень ненадёжно на большие расстояния они летают. И чем же нам от такого рокового залёта спасаться?"
   Васюринский обнаружил место для стоянки, видимо оставленное специально для них, невдалеке от причалов Азова. А на берегу их поджидал сам атаман Каторжный. Брюнет цыганистого вида, с золотой серьгой в ухе, немногим выше среднего роста, но широкоплечий и резкий в движениях. В добротном синем кафтане, явно раньше принадлежавшем янычарскому офицеру, шёлковых шароварах, он смотрелся франтом, по сравнению с Васюринским и Аркадием, не успевшим сменить своё серое походное рваньё. В походы у казаков было принято ходить именно в рванье. Вид у лихого атамана, однако, был смущённый. Поздоровавшись со всеми прибывшими сразу, а с несколькими старыми казаками, Васюринским и Аркадием отдельно, он сразу начал извиняться.
   Попаданец быстро понял из его слов, что причина для смущения у Каторжного очень существенная. У донских казаков было принято дуванить добычу в море, перед заходом в Дон. Но в этот раз в походе участвовали тысячи, трофеи были огромные, на небе начали собираться тучки, вот и решился он, сразу по прибытии к устью Дона высадиться на берег и разделить там добычу. Не дожидаясь двух отставших кораблей. При разделе казакам с них была выделена хорошая доля, прежде всего оружием, многие из молодых не имели огнестрелов. Васюринскому и Москалю-чародею, как старшине, полагалась много большая, чем у рядовых доля, зная их лично, Каторжный отобрал им добычу сам. И, кстати, угадал. Аркадию достались следующие трофеи: богато выглядевшие вещи какого-то рослого янычарского аги, янычарское же ружьё с прекрасной отделкой (даже жалко будет приклад менять), пистоль с ударным кремнёвым замком, длинную, почти прямую турецкую саблю из дамасской стали в ножнах украшенных драгоценными камнями, серебряные пиала и большое блюдо, немалый кошель со звонким содержимым.
   Передав попаданцу кошель с деньгами, тут же спрятанный Аркадием в один из нашитых на одежду карманов, Каторжный развёл руками.
   - Вот, всего тысяча акче. Да и... порченные, наверное, этим пьяницей Мурадом. Совсем мало теперь серебра в их монетах. Денег на кораблях мало было, не купцы плыли, воины.
   Васюринский и Аркадий из-за нарушения обычая шум поднимать не стали. Своей долей в добыче на кораблях они остались довольны, а многие обычаи они и сами призывали менять.
   Попаданец не выдержал и спросил атамана, не знает ли он о причинах пожара в его, Аркадия хозяйстве? Но Каторжный сгоревших сараюшек и не заметил, не до того ему было. Поэтому Аркадий отправил свои трофеи, кроме кошеля с деньгами, с джурой домой, а сам, в сопровождении другого джуры отправился, временами переходя на бег рысцой, к месту пожарища.
   К пожарищу подошёл запыхавшийся, встревоженный и взвинченный. Видимо заметив его издали, к нему стали подходить джуры, оставленные для охраны нарождавшегося исследовательского центра. По одному и без видимого энтузиазма. Выглядевшие как бы не хуже его, возвращавшегося из похода. Он их пересчитал, вышло, встречают его пятеро. Оставленного главным Юрки попаданец поначалу не заметил, и у него ёкнуло сердце. К умному и весёлому парню он успел привязаться. Потом он заметил, что морды у джур скорее виноватые, чем опечаленные. До Аркадия стало доходить, что не злые вороги устроили здесь пожар и разорение.
   "Ох, совсем не татары или поляки порезвились в моём исследовательском центре. И искать виновников, чувствую, далеко не придётся".
   В этот момент Аркадий заметил подгребавшего к ему Юрку. Не подходившего, а именно подгребавшего, волоча ноги по песку, будто к его сапогам были привязаны пудовые гири. Не надо было быть тонким физиономистом, чтобы понять, кто - главный виновник случившегося. "Я виноват!" - было написано на лице джуры заглавными буквами.
   В общем-то, главной ценностью в зарождавшемся исследовательском центре были люди. Как раз стоявшие с постными физиономиями джуры, успевшие научиться многому во время многочисленных экспериментов, и были самым трудно заменимым и дорогим из оставленного в Азове. А сараи и кувшины можно было легко и недорого восстановить. Аркадий вздохнул с облегчением. Про себя. Демонстрируя не успокоение, а досаду и раздражение.
   Врать Москалю-чародею никто из парней не решился. Все отвечали сразу и искренно. Картина же из ответов вырисовалась неприглядная. Сильно обидевшись на старших, не взявших их в поход за добычей и славой, продолжать опыты на том минимуме материалов, что оставался никто не захотел. Посетовав немного на мировую несправедливость, ребята решили смягчить своё горе приёмом горячительных напитков. Известие же о взятии Темрюка совсем ввергло их в состояние печали. ТАМ творятся великие дела, ТАМ берётся богатая добыча и добывается слава, а они ЗДЕСЬ сидят, Бог знает зачем. ТАКОЕ горе необходимо было залить особенно обильно. И это было сделано. А проснувшись... нет, не утром - после полудня следующего дня - незадачливые охранники обнаружили, что порученный им объект превратился в пепелище. Вспомнить, как это произошло, никто из горе-сторожей не смог. Хотя пили, не злоупотребляя закусыванием, неподалёку, ввиду места работы. Ожогов ни у кого из доблестной шестёрки не было. То есть свежих ожогов; старые, зажившие, имелись у всех в изобилии.
   Короткое расследование показало, что бросать центр совсем без присмотра ребята не решились, но и пить в нём не стали. Вонища в сараюшках стояла жуткая, Аркадий и сам это помнил. Химические опыты с нефтью и селитрой дали такое стойкое амбре, что у непривычных к нему людей, слёзы от одного вхождения в помещение вышибало. Удивляясь, как могут люди в такой вони находиться, атаманы ещё больше начинали уважать подвижницкий труд команды попаданца и меньше жлобились при расчётах за готовые изделия. Ребята устроились невдалеке, поближе к бережку. Совмещая, таким образом, приятное (пьянку) с полезным (охраной). И нарвались на висельный приговор. За пьянку на посту наказание полагалось одно: казнь.
   Предположения ребят, что это нечистая сила отомстила Москалю-чародею или Васюринскому за старые обиды (тогда, какой с них спрос, простому человеку с нечистью не справиться), Аркадий категорически отверг. Других же гипотез появления огня в сараях у парней не было. Ему невольно подумалось, что здесь могло не обойтись без диверсии, поджога.
   "Могли какие-нибудь "доброжелатели" подсуетиться. Увидели, что охрана спит, в дым пьяная, и воспользовались моментом. Врагов у меня, даже среди казаков, хватает. Не всем по нраву многочисленные нововведения. Да врагов внешних сбрасывать со счёта не стоит. Османская агентура здесь наверняка есть, как и русская. Впрочем, пока для России мы союзники, её шпионы диверсии устраивать не будут. В любом случае, срочно надо усиливать охрану, как исследовательского центра, так и своего дома и собственной тушки. Кто бы не сделал эту пакость, скажем ему спасибо. Предупреждён - значит, вооружён".
   Показывать свою радость, что они все уцелели, Аркадий не стал, счёл это непедагогичным. Зато своё неудовольствие выражал долго, энергично и разнообразно. За время его тирады джуры узнали много нового и неожиданного о себе и своих привычках. Делать экскурсы в генеалогию он не решился, так как четверо из шести были дворянами. Кто-то мог сильно обидеться за предков, описанных по сравнительной зоологии. А с ними ведь ещё предстояло работать. Естественно, ни о каких жалобах наверх, чреватых висельными приговорами, и речи не могло быть. Попаданец посчитал, что, почти ощутив уже на своих шеях прикосновения верёвки, смазанной жиром, джуры больше таких промахов себе не позволят.
   Закончив накручивание хвостов и намыливание шей, Аркадий роздал всем ЦУ и разрешил отдохнуть до завтра, посменно дежуря у пожарища. Он уже знал, что даже такое убогое место попытаются обворовать, повытягивав из обгорелых досок гвозди, например. Помимо казаков, в Азове уже жило немалое количество гражданского населения, не осознавшего ещё всей эффективности казацкой борьбы с преступностью.
   - А тебя, Боря, попрошу остаться, - произнёс попаданец в спину уходящим джурам.
   Вздрогнули все спины, но названный Боря стал столбом, а остальные заметно ускорили свой ход, не ожидая ничего хорошо от общения с начальством. Борина спина выглядела в этот момент также на редкость выразительно, вполне на уровне блестящего актёра, игравшего соответствующую роль в фильме, перефразированную цитату из которого Аркадий использовал. Жутко жалея, что никто уместности цитаты не оценит.
  
  
   Из дальних странствий возвратясь-2
   Азов, июль 7146 года от с.м.
  
   Названный джура, невысокий, худощавый, но очень ловкий в любых физических упражнениях, черкес Боря Вьюн, нужен был попаданцу не для углублённого разноса. Аркадий собирался использовать его в личных целях. Дома его ждала красавица черкешенка, а познания попаданца в черкесских языках, всех сразу, ограничивались несколькими фразами, заученными в попугайском стиле. В связи с появлением в казацком войске союзных черкесских отрядов, он озаботился выучить несколько приветственных предложений. У черкесов, в основном, войска были сугубо дворянскими, народные ополчения участвовали только в защите родных селений. А с настоящими дворянами этикет стоило соблюдать ещё более строго, чем с самозванными лыцарями. Иначе легко было нарваться на дуэль, участие в которой Аркадия совершенно не привлекало. Это в детстве интересно читать про вжик-вжик и уноси готовенького. В его положении, учитывая уровень владения оружием, вызов на дуэль был приговором его чести или жизни.
   Увидев, насколько напряжено лицо Бори, Аркадий поспешил его успокоить.
   - Да не переживай, я тебя не для дополнительной порции ругани оставил. Мне твоя помощь нужна. Ты знаешь, в моём доме живёт черкешенка.
   - Конечно знаю, мы помогали ей обживаться, носили ей еду из кошевой кухни.
   - Да? - В представлении Аркадия любая женщина готовила бы для себя и своих детей сама. - Почему же она сама ничего не сварила или поджарила? Крупы, мука и масло в доме оставались.
   В последнее время в его сексуальные сны всё чаще попадала конкретная женщина, его пленница. И в мечтаниях по её поводу, он рассчитывал, что она не только скрасит его ночи, но и обустроит его холостяцкий быт, сделает жизнь более комфортной.
   - Она?! Готовить?!! - явно поражённый Боря посмотрел на попаданца, как на придурка.
   Аркадий понял, что упорол какой-то косяк, и не стал обижаться на юнца.
   - А почему она не может приготовить пищу своим детям?
   - Княгиня Чегенукхо?!! Урождённая княжна Тохтамышева? Готовить своими руками?
   Попаданец осознал, что совершенно напрасно не расспросил ребят со своей галеры о выбранной им пленнице. Он-то не стал брать молодую девчонку, потому как сомневался, что она буде годна для чего-то, кроме постели. Выбрал женщину, пусть уже рожавшую, с детьми, но красивую и умеющую, по его мнению, вести хозяйство. Готовить, шить, стирать... Пока всё это ему делала обслуга при коше Васюринского. Учитывая презрение казаков к труду, с ними всегда путешествовали люди, их обслуживавшие, не считавшиеся при этом казаками. За услуги приходилось платить немалые деньги, и не всегда они были такого качества, как ему хотелось бы. Ну и красота черкешенки произвела на него сильное впечатление. Судя по реакции джуры, все его мечтания о прекрасной черкешенке накрываются медным тазом.
   Оправдываться перед подчинённым юнцом за сказанную глупость Аркадий не стал (начальник я, или не начальник? А если я начальник, то дурак...не я. Хоть и сильно похож). Однако прежде чем строить дальнейшие планы и предпринимать хоть что-нибудь, необходимо было расспросить поподробней Борю.
   - Ааа... ты с ней говорил? Как она, довольна моим домом?
   - Довольна - это не про княгиню Чегенукхо. Она найдёт недостатки и в султанском дворце. Самые гордые князья в Кабарде, совсем про наши законы забыли. Других князей за равных себе не считают, хотя есть у нас фамилии и повлиятельнее и побогаче. А я даже не дворянин первой степени, а всего второй, бэслен уорк. Так что "говорили" - это не про нас с ней. Она дала мне указания, а их выполнил. Вот увидите, с вами она говорить не более уважительно будет. Не князей она грязью считает. Плохая женщина!
   "Вот тебе и бессонные ночи с горской красавицей. Но ставить себя выше меня я ей не позволю!"
   - Её род в княжеском совете Кабарды большой вес имеет?
   Вьюн ответил с некоторой задержкой, явно обдумывая, что сказать.
   - Точно не скажу, в совете князей, как сами понимаете, я не заседал. Но... вряд ли. Уалий, то есть, правитель всей Большой Кабарды, у нас сейчас, давно уже, Алегуко Шогенуко. Очень умный, сильный человек. И правильный, без дурного гонора, князь... мне доводилось слышать, что многие князья поведением Чегенукхо недовольны. Обижаются... нет, думаю, не очень влиятельны.
   "Ага. Значит, вести себя с ней, как с хрустальной вазой, не обязательно. Думаю, если обиженные князья узнают, что одну из рода гордецов немного, умеренно, поунижали, скорее всего поспешат злорадно выразить сочувствие, но подписываться на войну с нами не будут".
   - Значит, если её с дочками вернут за хороший выкуп, князья на нас не обидятся. Что касается её презрения, то тебе придётся помочь мне напомнить ей, что сейчас не мы её холопы, а она моя рабыня. Как ты думаешь, много за неё и её дочек дадут? Что посоветуешь запросить?
   - Лошадей! - немедленно, без раздумий, ответил Боря.
   - Лошадей? - удивился Аркадий - А зачем мне много лошадей? Да и есть у меня уже лошади, целый табунок. И из Темрюка мне хороший жеребец достался.
   - Да, очень хороший кабардинский жеребец. Но вот кобылы у вас в табуне татарские. Они выносливые, но маленькие ростом и слабые. А вы человек рослый и тяжёлый. Им вас трудно долго носить. Для боя вам другие лошади нужны. А наши, кабардинские лошади...
   - Знаю, знаю. Знаменитые у вас лошади. Только мне хотелось бы иметь жеребца как у Васюринского. Он заметно повыше того, что мне в Темрюке достался.
   - У него текинский иноходец. Тоже хорошая лошадь, только в горах кабардинец лучше ходит. И стоит текинец, особенно такой как у кошевого Васюринского, очень много. А кабардинских лошадей вы как выкуп получите.
   Аркадий задумался. Действительно, в путешествиях больших, чем на несколько километров, у него возникали сложности. Да и чувствовал он себя на маленьких лошадках Паганелем на ослике. А выпас и уход за табуном - не проблема. Особенно при таком притоке беженцев с Малороссии. Не должно было возникнуть и проблем с землёй для выпаса. Земля у казаков была общей, выпасы ежегодно перераспределялись. Не казакам надо было за право ею пользоваться платить, у приятеля многих донских и запорожских атаманов Москаля-чародея и таких трудностей быть не могло.
   - Уговорил. Запрошу за трёх баб табун кабардинских кобылиц.
   - О, они их быстро пригонят. Думаю, можно спокойно запрашивать кобылиц, причём, не старых и не больных... кобылиц... пятнадцать... или, даже, восемнадцать. Это очень хорошая цена.
   - Ну уж нет. Число я называть не буду. Раз они такие гонористые, этот их недостаток и используем. Запрошу столько молодых и здоровых кабардинских кобылиц, сколько, по их мнению, стоят княгиня и две княжны рода Чегенукхо.
   - Ух ты! Да они из последних штанов выскочат, а вам большой табун пригонят. То есть, очень большой, чтоб все видели, какие они крутые (словечки из двадцать первого века успели подхватить не только дружбаны попаданца, Иван и Юхим).
   - Тогда пошли ко мне домой, по пути расскажи, что ещё здесь, в Азове, произошло, пока я в походе по морю шатался.
   Однако удовлетворить интерес Аркадия к последним местным новостям джура не смог. Потому как из местной жизни на такой же срок выпал. Сначала они с друзьями заливали горе горилкой, потом переживали будущее наказание. Учитывая, что светила им виселица, другие события их мало трогали.
   Естественным образом разговор свернул на лошадей, оружие и, куда ж без них, женщин. Мириам Чегенукхо дружно признали красивой, но неприятной женщиной ("Зелен виноград...").
   Во дворе дома попаданца наткнулись на игравших там девочек. Увидев входящих мужчин, девочки, крича что-то по-черкесски, то есть, по-кабардински, побежали в дом. Мужчины прошли за ними, где их и встретила подобная фурии (красивая и злая) черкесская княгиня. Но слушать её уже определившийся с линией поведения Аркадий не стал.
   - Молчать! - гаркнул он с ходу.
   Получилось как раз то, чего он хотел добиться. Черкешенка растерянно замолкла, в жизни никто не смел на неё так орать. Девочки дружно пискнули и столкнулись, пытаясь полностью укрыться за надёжной, как они считали, маминой спиной.
   - Боря, переводи поточнее, не вздумай смягчать сказанное мной. - Повернулся Аркадий к джуре и, обернувшись уже к пленной, глядя в её испуганные глаза, медленно произнося слова, делая паузы для перевода, начал свой монолог.
   - Рабы в нашем мире приравниваются к говорящей скотине. Ты - рабыня и должна об всё время помнить, пока живёшь здесь. Со скотиной я не сплю, поэтому ты можешь не опасаться, что тебя кто-нибудь изнасилует, но и открывать пасть без разрешения не смей. Выпорю. В моём доме собаки гавкают только тогда, когда им разрешает хозяин.
   Говоря, Аркадий сделал большой шаг и оказался в полуметре от черкешенки, возвышаясь над ней более чем на голову. Та вынужденно, чтоб не потерять соприкосновение взглядами, вынуждена была задрать вверх голову. От слов о приравнивании её к скотине он мгновенно побледнела, у неё перехватило дыхание, в уголках глаз предательски заблестели слёзы. Попаданцу стало жалко бедную и уже явно испуганную женщину, но вспомнив, с какой наглостью она, рабыня, встретила своего хозяина, он продолжил урок хороших манер. Он опять повернулся к Боре, явно не переживавшего за единоплеменницу. Скорее джура, судя по покрасневшему лицу и блестящим глазам, получал от унижения гордой княгини немалое удовольствие.
   - Спроси её, поняла ли она, что я ей сказал?
   Повернувшись к воспитуемой, он обнаружил, что горянка успела перевести дыхание и уже не смотрит гордо в его глаза, а уткнула взгляд в пол. Девочки, спрятавшиеся за мамой, вели себя тише воды, ниже травы. Однако отвечать на заданный вопрос княгиня не спешила. То ли из остатков дурного гонора, то ли из-за испуга, но она молчала. Дать слабину Аркадий себе позволить не мог. Он сжал кулак и не слишком деликатничая поднёс его к самому носу черкешенки. Та, невольно отслеживая его перемещение, подняла взгляд вверх. Попаданец буквально впился взглядом в её глаза и, не оборачиваясь к джуре, попросил:
   - Боря, повтори ей мой вопрос.
   Тот охотно исполнил просьбу командира. Бледнеть дальше женщине было некуда, и так смахивала на снежную королеву. От повторной просьбы она постарела. Вдруг, мгновенно, лет на двадцать пять, приобретя вид пожилой кавказской тётки, почти старухи. Уже не сдерживаемые слёзы полились ручейками из прекрасных глаз, она кивнула пару раз и что-то невнятное скорее негромко каркнула, чем произнесла. Аркадий и без переводчика понял: дама не имеет ничего против. Во всяком случае, на словах.
   Дальше мучить бабу у него не было сил. Он сделал шаг назад и повернулся к возбуждённому джуре.
   - Скажи ей, пусть переберётся из дома в пустой флигель...
   - Куда?
   - Ну, в пустой домик, рядом с тем, в котором вы, джуры живёте.
   - Ааа... летнюю кухню.
   - Это летняя кухня? Не знал. Не замечал, кстати, чтоб вы в ней что-нибудь готовили. Впрочем, ладно. Да, в летнюю кухню, крыша там не течёт, будем надеяться её выкупят ещё до холодов. Ну и поможешь ей перебраться. Только проследи, чтоб она все тюфяки не перетащила, мне тоже на чём-то надо спать. А я пойду выпью, от всяких треволнений душа горит. И, чёрт бы её побрал, гестаповцем себя чувствую.
   - Кем-кем?
   - Ну, вроде инквизитора.
   - Кого?
   - Тьфу на тебя! Некогда мне здесь ликбез проводить!
   - Нехорошим человеком я себя ощущаю. Не люблю женщин мучить, знал бы, что так себя буду чувствовать, и начинать бы не стал.
   - Да она сама...
   - Знаю, что она сука поганая, а всё равно... нехорошо. Да у вас в дворянском кодексе наверняка что-то о поведении с женщинами есть... в общем, помоги ей, переводить то, что я сейчас сказал не надо, пусть и дальше меня боится. А я пошёл в харчевню, если сейчас не выпью - чокнусь.
  
   Похмельно-прогрессорская.
   Азов, июль 7146 года от с.м.
   (Двое с половиной суток спустя).
  
   Вторая попытка похмелиться закончилась также, как и первая, неудачно. Выпитое немедленно нет, не попросилось обратно, а самозвано вылетело с немалым ускорением, будто Аркадий претендовал на место статуи в Петродворце, впрочем, ещё не построенном. Хотя представить архитектора пожелавшего устанавливать статую рыгающего донского казака... трудно. Не говоря о том, что статуи чистые, красивые, а попаданец на данный момент был грязным, вонючим и вряд ли мог порадовать чей-нибудь взгляд.
   От одной мысли о третьей попытке Аркадия вывернуло наизнанку ещё раз, хотя рвать ему было совершенно нечем. Даже желудочный сок он уже успел извергнуть наружу.
   "Интересно, в своём времени я напивался до усирачки... ой... - попаданец немедленно проверил состояние своих штанов. Они были заляпаны разнообразной снедью (надо же, я не только горилку лакал, но и закусывал, вряд ли всё мимо рта проходило, а рыгать нечем), уличной грязью, но изнутри были сухи. - Слава богу, не усрался. Так о чём это я?.. - мысли в его голове двигались медленно и извилисто, но, наконец, он смог вернуться к прерванному размышлению. - Так в родном мире я напивался очень редко, а пьянки на несколько дней, случались у меня раз в два-три, если не три-четыре года. А здесь нажираюсь в стельку регулярно часто. Хотя питьё большей частью редкостная гадость. Интересно, почему? Ведь место в новой жизни я нашёл получше, чем занимал в старой. Есть уважение со стороны окружающих, важное... нет, невероятно нужное для моего народа дело. Надёжные друзья также имеются. В чём же дело? Надо будет поразмышлять на эту тему. Но потом, сейчас мои мозги на серьёзную работу не способны. Решено: больше пробовать похмеляться не буду, а пойду к морю и хорошенько ополоснусь. Грязь смою и, глядишь, получше чувствовать себя буду".
   Выловив взглядом глазевшего на мучения начальства джуру, чистенького, свеженького, явно вчера не злоупотреблявшего Юрку Дзыгу, приказал принести ему на берег Дона чистые шаровары, рубаху и кафтан, поплёлся купаться. По пути вспомнился один из семинаров "Звёздного моста", на котором ехидный доцент изгалялся над авторами любящими описывать похмельное состояние.
   "А между тем, для русского человека, даже для трезвенника и язвенника, каковым из-за неумеренного употребления и стал тот самый критикан,.. Ик!.. я не хочу рыгать, я не хочу рыгать, я... Бэээ!.. фу, ведь нечем же! А, честный автор не может избежать описаний попадания своего героя в подобные ситуации. Так что он не прав не только в критике Дойникова и Конюшевского. Ох, как мне плохо! Пить надо меньше, но об этом я уже думал... значит нужно воплощать раздумья в жизнь! Иначе и загнуться недолго".
   Купание, действительно, помогло прийти в себя. Заодно Аркадий постепенно восстановил в памяти прошедшие со времени похода в харчевню события. Их было, для двух с половиной-то суток, немного. Бытиё алконавта однообразно.
   "Но было во время вчерашней, (или позавчерашней?) пьянки что-то важное. Встреча какая-то, мысль меня посетившая... не помню. Но вспомнить, есть такое ощущение, надо обязательно".
   Когда вышел из воды, догнавший его ещё в городе Юрка, наблюдавший за его купанием с высокого берега, почти скатился вниз.
   - Дядько Аркадий, научите и меня так плавать!
   Ещё заторможенный, но уже сообразивший, что здоровье можно поправить не только вонючей горилкой, но и пивом, попаданец не понял вопроса.
   - Как, так? Ты же сто раз видел, как я плаваю. И учился уже у меня кролю.
   - Да то ж было плаванье с маханием руками, а сегодня вы как змий плыли. Красиво и быстро очень. Так вы меня не учили!
   Сравнение его со змием Аркадию не понравилось. В этом, очень религиозном мире, такие ассоциации попахивали...могли привести к большим неприятностям.
   "Однако я же точно учил своих джур плаванью под водой! Чёрт, уж не помню когда. Тогда... может, тогда он ещё не был моим джурой? Ну, научить его отдельно можно. Как раз в себя приду. Стоило бы и организовать из опытных, но не старых (по местным меркам) бойцов диверсионные группы. Ласты для них таки сделать. А методы обучения можно разработать, муштруя джур. Но, первым делом - пиво".
   Аркадий отослал Юрку за кувшином пива. Решив узнать урон своему бюджету, пересчитал наличность в обоих своих кошелях, том, которым пользовался давно и новом, переданном ему вчера Каторжным. Как ни странно, сумму и в том, и в другом он хорошо помнил. Пересчитав, не поверил полученному результату и пересчитал ещё раз. Результаты подсчётов сошлись, опять приведя его в состояние недоумения. В кошелях у него было ровно столько денег, как после возвращения в Азов.
   "Эээ... а на что я, спрашивается, пил двое суток? У меня что, один из кошелей заработал в стиле мешка Романова? Вот бы было классно! Учитывая, что мой кошель сам по себе никогда не пополнялся, на роль неисчерпаемого подходит второй кошель, тот что мне Каторжный дал. Может, один из казаков экспроприировал его у кого-то в Темрюке или на османской эскадре, а потом сдал в общую кучу для раздела? Крысятничающих казаки топят без всяких проволочек. И не помогла бедолаге хозяину волшебная вещь. Счастье, если он живым остался".
   Аркадий позволил себе помечтать, на что потратил бы в таком случае деньги. Не сосчитать сколько раз он за последнее время приходил в отчаянье от нехватки ВСЕГО. Деньги позволили бы восполнить недостаток, пусть не всего, но очень и очень много.
   Заказали бы в Баварии винтовки, наняли бы в Европе, лучше всего в Германии, специалистов, на голландских и английских верфях построили бы могучий флот...развернули бы строительство всего необходимого здесь... мечты, мечты... Но уж очень они сказкой попахивают. Такой поворот дела слишком хорош, чтобы быть правдой".
   Растерянность Аркадия была велика, а вот мозги работали не лучшим образом. Таинственный избыток денег интриговал и беспокоил. Обычно денег не хватает, они имеют отвратительное свойство внезапно исчезать и не вовремя кончаться. Поэтому их неожиданный излишек не радовал, а приводил в смятение и тревожил.
   Разгадка пришла к нему только после нескольких глотков пива, принесённого джурой. Он вспомнил, что стоило ему зайти в харчевню, как уже гулявшие там казаки, бурно отмечавшие невиданную победу, встретили приход Москаля-чародея громкими приветственными возгласами. Ни для кого не было секретом, что предопределившие победу казаков ракеты сделаны по его указаниям и с непосредственным участием знаменитого характерника. Все захотели с ним выпить, Аркадий не захотел отказывать одному, второму... пятом... десятому... Он порывался угостить всех сразу, но ему не дали. Каждому лестно было сказать, что он угощал Москаля-чародея.
   "Ой, стыдобище... получается, я двое суток пил за чужой счёт, а сам ни кого не угостил. Позорище. Ладно, будет случай, проставлюсь всему товариществу. Однако, приятно отметить что я пользуюсь немалой популярностью в войске. В будущем это может пригодиться".
   Отложив вылавливание чего-то важного из памяти на потом, Аркадий занялся обучением Дзыги. Хотя парень и сам горел желанием научиться "плавать как змей", дело продвигалось на первых порах туго. Самого-то попаданца так плавать никто не учил, увидел по телевизору соревнования пловцов в ластах и начал копировать, как мог, этот стиль. Вполне возможно, плавал неправильно. Однако если скорость передвижения под водой возрастала даже в сравнении с кролем, стоило обучать и других. Но у Юрки поначалу скорость передвижения под водой даже упала, а увидеть стоя возле воды, какие ошибки делает джура было трудно. Пришлось залезть наверх и с обрыва орать пояснения. Получилось. После тренировки пошли к месту пожарища. По пути Аркадий поручил Дзыге обучить тому, чему научился сам других джур, кто не умеет, пообещав через неделю проверить результаты обучения.
   Исследовательский центр ухе почти отстроен в прежнем блеске. Восстановлены были все навесы и сараюшки, доделывался последний, самый большой сарай. Его как раз накрывали крышей. Работали, естественно, не джуры. И, тем более, не казаки. К удивлению Аркадия на стройке трудилась бригада турок. В его время такая картина была бы привычной, но в Азове-то всех турок, вне зависимости от пола и возраста, вырезали при штурме и появление турецких гастарбайтеров выглядело историческим анахронизмом.
   Расспросы прояснили ситуацию. Никаких новых темпоральных сдвигов слава богу не произошло. Турки были из прошлой партии освобождённых галерников, казаки тогда даровали волю всем пленникам, среди которых были и этнические турки. Часть из них немедленно попыталась заняться старым ремеслом, в Азове вдруг резко увеличилась преступность. Но казацкая Фемида с очень широко открытыми глазами и однообразным наказанием за любое преступление - виселицей - быстро вынудила многих искать менее рискованные способы пропитания. Вот таких турок и наняли джуры для ликвидации собственного промаха.
   "Ёпрст!!! По собственной безалаберности себе пятую колонну организовали. Сегодня же надо пойти к атаману... нет... лучше подождать совета атаманов, Юрка говорил, что он завтра будет. После бунта турецких галерников, депортация их единоплеменников пройдёт на совете легко. Заодно можно будет отдельным судном подбросить на стамбульские улицы несколько десятков наших агентов. Казаков из этнических турок, татар и бывших пленных хорошо освоивших турецкую речь. Будут собирать сведения, распространять нужные нам слухи и, когда надо, совершат диверсии. А уже сегодня, пока они не успели все перезнакомиться... лучше б это было сделать двое суток назад...ну да "Бог не выдаст, свинья не съест".
   Аркадий спросил собравшихся об их умении плавать под водой показанным им стилем. Выяснилось, что плавать так умеют все, Юрка оказался странным исключением. Однако, на вопрос о ластах никто ответить не смог. Забыли, если или он не смог тогда внятно объяснить.
   "Вот тебе и прогрессорство. Начал дело и не довёл до конца".
   Попаданец рассказал ребятам, что такое ласты, нарисовал на песке, как они должны выглядеть, предположил, что их лучше всего делать из тонкой кожи с двумя-тремя более жёсткими, но всё же, гибкими вставками (ивовыми прутьями?). Потом объяснил, чем подводное плавание отличается от надводного и рекомендовал им осваивать этот стиль, пока без ласт, потом с ластами. Ну и предложил попробовать соорудить ласты. Того, у кого они получаться пригодными для употребления, первым, пообещал устроить в самые крутые казацкие войска. О том, что эти войска были пока только в его задумках, попаданец решил умолчать. Зато о том, что увидеть этот стиль можно только с обрыва, предупредил.
   Уже в конце беседы посетовал, что ивовые прутья вряд ли продержатся в ластах долго, сломаются.
   - А если вставить в кожу китовый ус? Ну тот, который в дорогие корсеты вставляется? - спросил неугомонный Юрка.
   - Китовый ус? - полез чесать затылок Аркадий. Ему, конечно, приходилось читать о таких корсетах в исторических романах, но наяву он его не видел. Следовательно, не мог сразу дать точный ответ.
   - Хм... китовый ус. А ты знаешь, может получиться. Только где его взять? Стоит он, наверное, немало, если корсеты с ним - дорогие?
   - Да остановить первую же карету с панёнками в Речи Посполитой и вежливо попросить подарить нам их корсеты! - под смех товарищей не замедлил ответить Юрка.
   - И как же они будут разочарованы, если ты при этом не поинтересуешься содержимым корсетов. А если без шуток, идея интересная. И как добыть китовый ус стоит подумать.
   Желудок, наконец, очнулся после долгих издевательств над ним и затребовал еды. Немедленно и побольше. Аркадий попрощался с джурами, пообещав заскочить к ним сюда завтра утром.
   Как ни хотелось ему жрать, забежал по дороге к знакомому кузнецу, Дмитрию Чёрному. Огромному, выше Аркадия ростом и много более широкоплечему, блондину со светлой кожей.
   Кузнец работал, судя по саже, сделавшей его похожим на негра, давно. На появление в кузнеце постороннего лица он отреагировал, как всегда, с замедлением. Сначала доделал какую-то свою работу, показавшуюся Аркадию лемехом для плуга, потом, не спеша, подошёл к гостю и протянул руку для рукопожатия. Попаданец без страха сунул кисть в эти тиски. Знал, что Дмитрий, при невероятной физической силе, человек деликатный, жмёт руки осторожно.
   Незадолго до похода на Темрюк Аркадий рассказал Чёрному о пуле со свинцовой головкой и хвостовым оперением из железа. Он даже из щепки и воска соорудил её модель, объяснил Чёрному важность того, что бы оперение было чуть меньшего диаметра. Тогда можно было не бояться повреждения ствола железными крылышками хвоста. По предварительным расчётам такая пуля и из гладкоствольного ружья должна была лететь много дальше шаровидной. Зная о неспешности кузнеца, он не рассчитывал особо на исполнение заказа, но... а вдруг?
   Аркадий уже жалел, что заявился сюда сейчас. Брюхо, проснувшись после похмелки, требовало немедленного наполнения, а торопить Чёрного не было смысла. Давно было известно, что он действует только на своей, замедленной скорости. Если не доводить Дмитрия до выпадения в состояние берсерка. Попаданцу рассказывали, что тогда кузнец очень ускоряется и быстро уничтожает всех обидчиков, не трогая при этом посторонних людей. Но злить Чёрного Аркадий не собирался, а в обыденной жизни Дмитрий был ну оч-чень медлительным.
   Не говоря ни слова, кузнец подошёл к стеллажу, сделанному по совету попаданца, взял там мешочек из дерюги и молча подал его Аркадию. Он быстро распустил завязки и вытащил оттуда, сделав при этом пару шагов ко входу, где была лучшая видимость, остроносую пулю с четырьмя крылышками на хвосте. Ему доводилось видеть такие в журналах, и кузнец семнадцатого века сумел с приличным приближением соорудить нечто подобное.
   - Испытал. Летят в три раза дальше обычных, - ответил на не высказанный вопрос Дмитрий.
   - Цена?
   - Как договаривались. Тебе по десять штук в месяц бесплатно, а другим буду продавать по десять акча за штуку.
   "Ого! Дорогенько будет стоить снайперский выстрел. Вряд ли многие захотят стрелять серебром. Хотя, наше казачьё так много пропивает и так любит всё военное, что если организовать умную рекламную компанию, то хорошие стрелки будут брать и настолько дорогие боеприпасы. Тем более, часть пуль, наверное, можно будет использовать многократно. Главное: не мазать и иметь возможность после боя потрошить вражеские трупы. Последнее, думается, никого здесь не смутит".
  
   Тем временем...
   Европа и Азия, июль 1637 года от р.х.
  
   Османские войска под Багдадом продолжали испытывать трудности, несмотря на то, что были объективно сильнее персидской армии. Большой победы или взятия этого великого города султану добиться не удавалось. И вести с Северного Причерноморья добавляли плохого настроения и без того крутому Мураду. Сообщения о взятии казаками Темрюка и разгроме флота переполнили изначально небольшую чашу его терпения. Великий визирь Байрам-паша последовал на тот свет с небольшим промежутком вслед за своим предшественником, Мехмед-пашой. На сомнительно привлекательное место великого визиря взобрался Таятоглу Мехмед-паша. С подачи, конечно же, несравненной и неувядаемой Кёслем-султан, матери султана.
   Волна казней прокатилась и по войску, осаждавшему Багдад. Посажениями на кол, четвертованиями и сдираниями с живого кожи, наконец, простыми отрубаниями голов в огромном количестве, Мурад хотел взбодрить войско, принудить его к решительным действиям. Однако массовые казни помогали в войне с персами плохо. Если помогали вообще.
   В полевой войне, протекавшей одновременно с осадой, османам очень не хватало многочисленной и скорострельной татарской конницы. Султан, несмотря на славу пьяницы, бывший последовательным и решительным правителем, и это прекрасно понимал. Настроения ему это понимание не улучшало. Частично его неудовольствие и ярость выплеснулись даже в письмах к матери, где он опять поднял вопрос о противоестественном для Османской империи существовании живого брата правящего султана. И в очередной раз потребовал смерти для Ибрагима.
   По Стамбулу пошли упорные слухи, что советники султана склоняют повелителя правоверных не только к казни брата, но и к заточению матери. И Мурад уже дал предварительное согласие. Естественно, подобные вести были донесены валиде-ханум Кёслем-султан без малейшей задержки. Прожжённая интриганка не могла не прислушаться к ТАКОЙ новости, слишком уж тяжёлые последствия грозили фактической правительнице Османской империи последних десятилетий. Простые же размышления были не в стиле Кёслем-султан. Она немедленно начала действовать, желая упредить опасный для себя поворот событий. Под Багдад отправился гонец. Почти на два года раньше, чем в реальной истории.
   Признаки ослабления империи из-за внутренних дрязг подарили очередную надежду придавленным страшной тяжестью провинциям и народам. Заволновались курды, армяне, греки, сербы... Управлявшие провинциями и наблюдавшие за зависимыми царствами паши потребовали усиления гарнизонов или уменьшения податей. А почти вся армия продолжала торчать под стенами Багдада и сама нуждалась в подкреплениях. Даже в Стамбуле начались волнения среди бедноты и криминального дна. Те, кто был никем, возжаждали получить хотя бы что-то. Например: возможность пограбить богатые и не очень кварталы греков, армян, евреев. Огромную, подгнившую, но ещё мощную империю зримо затрясло.
  
   Не было успокоения в Крыму. Крымский хан с помощью казаков Хмельницкого одержал несколько побед в сражениях с противниками, которых в последнее время возглавлял решительный Исмаил Гирей. Османская империя не смола послать на помощь своему ставленнику большее количество воинов, чем пришло с Хмельницким казаков. А побеждать при численном преимуществе противника турки давно разучились, если когда-либо умели.
   Однако, безусловно, победив врагов в сражениях, Хмельницкий оказался в трудном положении. Не в силах победить врагов в открытом бою, Исмаил Гирей перешёл к партизанской тактике. Лёгкая, мобильная и скорострельная конница татар для этого подходила очень хорошо. Связывали Крымского хана и Хмельницкого и не взятые османские крепости на побережье. Казаки, не имея тяжёлой артиллерии, брали крепости хитростью или внезапным налётом. В сложившейся ситуации ни на то, ни, тем более на другое, рассчитывать не приходилось. Затворившиеся в крепостях турки были настороже. А на взятие подрывом стен необходимо огромное количество пороха. У казаков его столько не было. Да и не везде в Крыму возможны глубокие подкопы.
   Хмельницкий многократно требовал у азовских атаманов поставки запугивающих ракет, но... своя рубашка ближе к телу. Ракеты, всё новые и новые их партии, были нужны самим донским казакам и их запорожским союзникам на Кавказе. Запорожцам, воевавшим в Крыму, их обещали. Когда-нибудь.
   После перехода войны в партизанскую и малоосмысленно осадную казаки перестали получать трофеи, хотя количество тягостей и опасностей для них совсем не уменьшилось. Своей войну татар друг с другом они не считали и начали роптать. Для Хмельницкого запахло жаренным и он взбешенный рванул в Азов выяснять отношения.
  
   Совсем плохо складывалось положения для местного православного люда в Малороссии. Уход на юг большей части запорожцев, резкое ослабление татарской опасности, развязали панским холуям руки. Ограбление людей панами и подпанками, еврейскими ростовщиками и арендаторами, приняло вопиющие формы и размеры. Хлопы не выдерживали издевательств и поднимали десятки разрозненных, заранее обречённых на поражение восстаний, подавлявшихся с беспощадной жестокостью. Кровь на Малороссии полилась похлеще, чем во время татарских набегов. Все кто мог, бежали от преследований на юг, в вольные запорожские и донские земли. Многих вылавливали и жестоко казнили панские отряды, но тысячи прорывались сквозь все заслоны.
   Среди казаков не пошедших на Кавказ или Крым настроения были близки к бунту. Беженцы прибежавшие на Сечь рассказывали ужасные новости о зверствах творимых в Малороссии панами и их пособниками. Особенно лютовали предатели, недавно перешедшие в католичество или униатство, выслуживались перед хозяевами. Или, как Ярёма Вишневецкий, ставивший себя на один уровень с королями, выказывали рвение в служении богу так, как его научили иезуиты.
   Станислав Конецпольский собирался пройтись железной, очистительной метлой и по запорожским землям, но многочисленные крестьянские бунты на Правобережье Днепра не позволили ему это сделать. Со всех сторон приходили сообщения о жутчайшими способами замученных панах, их управителях, евреях-арендаторах и раввинах. Приходилось то и дело посылать на усмирение быдла военные отряды. Да и реестровая старшина становилась всё менее и менее надёжной. Отказывалась перейти в истинную, католическую веру, держась схизматической ереси. Требовала выплаты реестровых, которых, в данном случае, никто давать им не собирался. Какой король будет платить, если можно этого избежать?
   Конецпольские, Вишневецкие, Радзвиллы и ещё несколько магнатских родов всерьёз подумывали о значительном расширении своих владений на юге. Если лайдакам казакам удалось отхватить там плодородные чернозёмы, то уж сиятельным князьям, высокородным графам сам Бог велел добить татар, согнать казачье быдло и осесть на тех благодатных землях.
   По дорогам Малороссии ходили лирники, развлекавшие православный люд песнями о героях прошлых лет, разносившие новости о бедах обрушившихся на православный люд из-за утеснений от католиков и униатов. Рассказывали они о и вольных порядках, а землях казаков, где земли - сколько сможешь вспахать, татарская угроза сильно уменьшилась. Ездили по тем же путям торговцы, ежечасно рискуя лишиться товара, а то и жизни. Одинокому торговцу в такую лихую годину нечего было соваться на дорогу, но и, сбившись в большие караваны, они не всегда добирались до цели. Нередко панские каратели находили повод для грабежа. Ведь наказания за такие бандитские действия им не грозило. Магнаты сеяли ветер, не ожидая, что вскоре пожнут бурю. Почти все лирники, немалое количество торговцев и проезжих людей собирали сведения и выполняли поручения ордена характерников.
  
   Начал собирать силы для кампании будущего года владетель Трансильвании и Ракоши. Он ещё не знал, куда поведёт свои войска, но явное ослабление Стамбула сулило восхитительные перспективы.
  
   Зализывали свои раны Кантемиры. Несколько лет сплошных поражений сильно ослабили их, в Буджакской орде среди влиятельных мурз пошёл шепоток, что неудачливых правителей можно было и сменить. И не просто можно бы, а надо бы. Правда, одного явного лидера среди них не было, так что всё осталось на уровне слухов.
  
   В Центральной и Западной Европе продолжала бушевать тридцатилетняя война, османские поражения только порадовали католическую партию, в борьбе с протестантами и присоединившимися к ним французами можно было не бояться удара в спину. Французов, считавших Османскую империю важным союзником и начавшим поставлять им суда для султанского флота, победы казаков вызвали досаду. Но и без казаков у французов хватало проблем, их армия оказалась не готова к серьёзным боям. В Германии продолжалось одно из самых страшных эпох за всю её историю. Не было там места, где человек, даже знатный и богатый, мог бы быть уверенным в своей безопасности. Сотни тысяч готовы были бросить всё и бежать свет за очи. Но, куда?
  
   В Москве Михаил был очень доволен прекращением татарских набегов. Преследования казаков были прекращены, их торговле дан зелёный свет, то есть они были полностью освобождены от государственных налогов и податей (но не от воеводских и приказных поборов, естественно). Князь Черкасский добился ещё одного оказания помощи "донским казакам и запорожским черкасам". Форсирую при этом строительство оборонительной линии на юге.
   Однако в самой России было не всё так уж хорошо. Экономика по-прежнему плохо восстанавливалась после неудачной Смоленской войны. Уровень управления страной не мог вызвать восторга у самого благожелательного постороннего человека. Всеобщее мздоимство, продажность чиновников, неразумность многих действий правительства вызывали осложнения в отношениях с торговым, ремесленным людом городов, крестьянами в сёлах. То и дело вспыхивали бунты. Ошибочной была политика опоры на дворянское ополчение, а полки нового строя, показавшие высокую боеспособность, формировались слишком медленно. На дорогах, даже в Подмосковье, шалили разбойники. Так что излишняя осторожность Михаила во внешних делах имела под собой немалые основания. Память о недавней Великой смуте заставляла его быть осмотрительным.
  
   В прикубанские степи пришли отряды калмыков. Разведывали, стоит ли сюда переселяться, хорошие ли здесь места. Впрочем, решать окончательно мог только тайша Хо-Урлюк, некоронованный король переселенцев. Среди его сыновей уже бурлили вражда и ненависть. Каждому хотелось единолично наследовать великому отцу.
  
   Черкесия, существовавшая как единое пространство людей, осознававших свою общность, на казацкое вторжение отреагировала вяло. Не было там единого государства, местная вражда для слишком многих означала больше, чем обида каких-то посторонних черкесов врагами извне. Да и не воспринимало, пока, черкесское общество казаков врагами. Призывы из Анапы, центра исламизации Черкесии от засевших там осман, сплотиться и уничтожить казаков, мало кого трогали. Но даже та, малая часть черкесов, откликнувшаяся на этот призыв, создала для казаков в Темрюке и его окрестностях огромные проблемы. Казакам нужно было срочно искать в Черкесии союзников и они это делали.
  
   Дела морские и подводные.
   Азов, ... июля 7146 года от с.м.
  
   Уже по пути домой Аркадий вспомнил то важное, что всё время ускользало от его внимания. Немалую часть прошлой ночи (или позапрошлой? Нет... всё-таки, кажется, прошлой... или... да какая, в конце концов, разница?) ему довелось пьянствовать с тем самым голландцем, который взялся строить корабли казакам.
   "Нормальным мужиком оказался этот Ван... Ван... чёрт! Нет, точно не Ван Бастен. И не Ван Хелен. Смешно как-то его называли... не помню. Но доподлинно не Ван Зайчик! Ладно, потом вспомню".
   За чарочкой-другой, точнее...да какая разница сколько было выпито тех чарочек? Главное, они хорошо посидели и поговорили. Голландец рассказал попаданцу о крайне большой неприятности. Строить корабли в Азове было практически не из чего. Сухая древесина, вся без остатка, была использована голландцем для закладки двух шхун и неведомого Аркадию флейта.
   "Господи, да как же его зовут?! Чёрт побери! - по-прежнему не слишком религиозный Аркадий, не задумываясь, обратился сразу к обоим сверхъестественным антагонистам. - Хрень какая! Десять раз его переспрашивал, ты ничего не путаешь? Флейта - это музыкальный инструмент, типа дудочки, как, спрашиваю, на ней можно плавать? Да ещё, воевать! Разве что, увидят турки казака плывущего на дудочке и со смеху поумирают. Может, говорю, фрегат? А он в обиду. Фрегат, говорит, это морская птица с паршивым характером. Никто кораблей такого типа не строит, потому как нету такого типа".
   Попаданец опять остро пережил вчерашний (или, позавчерашний?) спор. Сомнений в высоких профессиональных знаниях голландца у него не было. Болтуна казаки быстро бы разоблачили бы, и судьбе его позавидовал бы, разве что, подвергаемый особо мучительной казни. Но голландец ничего не знал о фрегатах, зато с восторгом рассказывал о флейте.
   "Чёрт их знает, голландцев. Может быть у них принято называть фрегаты флейтами. Судя по описанию, большой, но меньше галеона, с тремя мачтами, хорошее пушечное вооружение можно установить. А главное, соотношение длины с шириной, пять к одному, а то больше. Да я по его описаниям в этот корабль влюбился!"
   Аркадия здорово раздражали сдерживавшие ход казацкой эскадры турецкие торговые суда. Пузатые, неповоротливые, медленные. Но и галеры не радовали. Конечно, со скоростью на вёслах у них был порядок, быстрее только чайки-струги. Но на бескилевые суда, с гребцами на нижнем ряду, не поставишь серьёзную артиллерию, да боезапас помещается на неё чисто символический. Хотелось чего-то более солидного и смертоносного. И красивого. Ну нравились попаданцу клипера и фрегаты! О том, что клипера - торговые суда, которые смертоносными могли быть только для собственного экипажа, он забыл. Хотя и знал.
   "Чего-то я отвлёкся. Не надо нам кораблей из сырой древесины! В крайнем случае, можно, конечно, построить из того, что есть, порубить дубы на гробы, как Пётр. Чтоб вскорости пустить их на дрова. Да нет у нас такого аврала. Главное, я ведь знаю, где добыть сухие доски для достройки заложенных голландцем кораблей! Надо просто разобрать пару галер. Мы их нахватали больше, чем способны сейчас обеспечить экипажами. А команды ведь ещё и кормить надо! Причём, хорошо кормить, иначе гребцы и у нас дохнуть от тяжёлой работы будут".
   Аркадий невольно повернул кисти рук ладонями вверх. Кровавые мозоли с них никуда не делись. Казаки гребли все, по очереди, непривычным к гребле новичкам приходилось туго. Нытики же и слабаки у казаков не приживались, тягости приходилось переносить всем. Домой он направлялся от кузнеца, после испытаний переданных ему Дмитрием Чёрным пуль. Злой, расстроенный, почти в отчаянье. Только три из десятка пуль летели, как положено, по прямой. Ещё парочка отклонялась умеренно, можно было надеяться подправить их (эх, где мой напильник...), остальные были откровенным браком. Две вообще в связки тростника, прислонённые к песчаному обрыву, не попали, еле потомм их из песка выкопал.
   "Это-то при стрельбе с десятка метров! А он их ещё хотел продавать по десять акче. Да благодарные потребители его потом бы на мелкие кусочки пошинковали, никакое берсеркство ему не помогло бы".
   Пришлось Аркадию после испытаний идти к Чёрному и объяснять, что, видимо, в кузне такие вещи лучше на продажу не делать. Для их производства, наверное, точные станки нужны. Пригласил заходить к ветряку, посмотреть, как там станки работают, пообещал подумать, чем такие пули заменить можно. Договорились, что Аркадию Дмитрий некондицию поправит, себе пули для личного употребления делать будет, а с продажей погодит.
   Попаданец возвращался домой рано, в относительно приличном состоянии. Боль в руках, спине и голове, можно сказать, несущественная мелочь. И не то привык за последнее время терпеть. Однако, настроение у него, было ниже плинтуса. Ещё одно предложение накрылось медным тазом. Ничего толкового в голову не приходило. К большой войне казаки по-прежнему были не готовы, как бы не гонорились. Тыла у них всё ещё не было, а построить промышленность за несколько лет... фантастика в соседнем отделе.
   "Причём, фантастика не научная, а сказочная. Фэнтази. С эльфЯми, зомбЯми и колдунами".
   Здесь Аркадий вспомнил, кем считают окружающие его самого, лучших друзей и невольно улыбнулся. Да сам способ попадания в другую реальность... если и следовал каким-то научным законам, то разобраться в такой последовательности было не в силах простого человека из двадцать первого века. А люди из века семнадцатого, причём далеко не простые, выдвигали вполне фэнзийные версии произошедшего.
   Махнув на теории рукой, попаданец попытался придумать, чем ещё можно ускорить прогресс в зарождающейся Вольной Руси.
   "Впрочем, с таким названием лучше погодить. Московский государь, пока единственный наш союзник, хоть и неверный, мигом может превратиться в злейшего врага. Нам его, пока, злить никак нельзя. Да и потом... неизбежную, наверно, войну с Россией надо закончить как можно быстрее и с наименьшей кровью. Война-то будет, фактически, гражданская".
   Уснуть попаданец смог только тогда, когда переключился с прогрессорских прожектов на нейтральные воспоминания из прежнего мира. Заснул Аркадий рано, но выспаться хорошо не смог. Сначала допекали комары, пришлось вставать и подновлять на себе антикомариное средство купленное у характерников. Потом, долгенько поворочавшись в постели, вспомнилась, вдруг, пленница, умудрившаяся ни разу за последнее время ни разу не попасться ему на глаза, потом другие знакомые женщины... пока не догадался отвлечься на постороннюю, нейтральную тему, заснуть не мог. Когда же придремал, то спал очень плохо. Мучили... кошмары или не кошмары, но уж неприятные беспокойные сны точно.
   Сначала приснилось, как он плывёт на флейте, метров пяти длинной и с полметра диаметром, гребя как на каноэ одним веслом. Беспокоясь при этом о надёжности деревянных пробок, которыми заткнуты её, флейты дырки и ломая голову, какой же гигант на такой флейте мог бы играть? Даже для циклопа она была великовата. Увидев плывущие навстречу османские галеры с размахивающими на них ятаганами янычарами, сообразил, что отбиваться ему нечем, да и руки греблей заняты. Мигом развернулся и поплыл прочь. Но галеры стали быстро его настигать, янычары кричали на них ему разные угрозы и очень неприятные обещания. Благодаря тесному общению со Срачкоробом мат и похабщину на тюркских языках Аркадий уже понимал. Поэтому здорово испугался и принялся грести изо всех сил. Турки флейту, естественно, быстро настигали, как ни старался попаданец. А над головой у него летал голландец на огромном фрегате с красным горловым мешком, почему-то каркающем как ворона, и злорадно орал, с непередаваемым голландским акцентом, что ему от турок не уйти, на флейте надо уметь плавать. А галеры, тем временем, его настигли совсем, янычары уже тянули к нему с них длинные как у горилл, волосатые руки...
   Проснулся Аркадий весь в поту и с сильно бьющимся сердцем. Попил загодя поставленной возле постели водички, успокоился. Посмеялся над глупым сном и совершенно идиотским испугом, лёг спать опять. И, показалось мгновенно, провалился в следующий сон.
   Приснилась ему пленная черкешенка. Обнажённая, с великолепной девичьей фигурой, он даже во сне удивился. Горянка исполняла танец живота и делала призывные жесты рукой.
   "Она же рожала уже не один раз. Откуда у неё может быть такая обалденная фигурка?"
   Но, как завороженный двинулся к молодой женщине, кокетливо покачивавшей роскошными бёдрами. В такие моменты мужчины склонны думать совсем не мозгами, Аркадий не был исключением. Сон обещал стать очень приятным, но стоило ему подойти к пленнице, как она вдруг подняла вверх руки с откуда-то взявшимися в них кинжалами, клыки её удлинились, перестав помещаться во рту, лицо превратилось в маску ярости и жестокости. Попаданца от такого внезапного преображения парализовало, он с нарастающим ужасом смотрел на страшную, но прекрасную черкешенку, явно собирающуюся резать его особо жутким и болезненным способом...
   Проснулся, снова, в поту и с учащённым сердцебиением. Ощутил сильную потребность немедленно опорожнить мочевой пузырь. Встал, сунул ноги в самолично изготовленные тапки и пошёл во двор. Держать в доме ночной горшок ему не хотелось, никакие крышки не могут перекрыть распространения отвратных запахов. На зиму он решил перестроить дом, оборудовав в нём тёплый туалет, а во дворе - сливную яму с крышкой. По приблизительным прикидкам, такая система должна была работать. Проблема была в рабочей силе, не знал, где её взять? Теперь решил воспользоваться услугами турецких гастарбайтеров, спасибо джурам за подсказку.
   Постоял немного во дворе, полюбовался яркими звёздами чистого, промышленностью не загаженного неба. Смеяться над самим собой, во сне глупым, не хотелось. Конечно, если черкешенка не была мастерицей боевых искусств, что вряд ли, он легко бы с ней справился, много лет занимался то, самбо, то карате, то тайским боксом. Но у сна - свои законы, глупо на них обижаться. Вроде бы успокоившись под прекрасным небосводом, пошёл спать.
   Однако Морфей в эту ночь, наверное, прогневался за что-то на попаданца. Кошмары снились ему всю ночь. Ещё несколько раз просыпался от разной бредятины, в поту и с сердцебиением. Не все сны запомнил, но выспаться толком не смог. Поэтому встал рано, сонный и злой. Умывшись и сделав интенсивную разминку, в том числе с саблями, приноравливаясь к их балансу. Окончательно сделал выбор в пользу новых своих приобретений, персидского шамшира, для повседневной носки, и турецкой сабли для морских походов. Они не только имели клинки из прекрасной стали и были богато украшены (на доход от их продажи в своём времени он бы прожил безбедно не один год), но сбалансированы на удивление хорошо. После чего решил совершить пробежку к своему возрождающемуся химическому центру.
   Бежал под рефрен: "Пить меньше надо! Пить меньше надо!..". Преодоление пространства давалось с большим трудом. Быстро вспотел, в висках застучали молоточки... Внутреннее самочувствие и через сутки после пьянки было не самым лучшим. С боеготовностью, судя по разминке, дело обстояло также не идеально, мягко говоря. В который уж раз твёрдо решил: - Пить буду реже. Окружающие уже почти не оглядывались на сумасшедшего колдуна бегающего с высунутым языком там, где нормальные люди ездят на лошади. Не смущала никого и его обувь, босоножки. И не такого навидались.
   У химцентра издали увидел кучку джур, причём не тусующихся в праздной болтовне, а занятых делом. Все они мастерили себе ласты. Подивившись извивам человеческой психики, когда в первый раз показывал, джуры их сооружать не рвались, а теперь, гляди, все как один, шили ласты из кожи. Работа кипела вовсю и началась явно не только что. Правда, руки у большинства, в соответствии с казацкой традицией, росли для работы... не из плеч. Посему ожидать быстрого и качественного изготовления новой для этого века вещи ожидать не приходилось.
   Аркадий поучаствовал в раскройке и прикидке, где вставлять рёбра жёсткости, какую форму им придавать. Предупредил, что кожа, без какого-нибудь гибкого, но упругого материла, вроде китового уса, не очень хорошо заменяет рыбьи плавники. Джуры дружно заныли, что когда ещё удастся ограбить богатую панну, может даже не в этом году (что характерно, никому из них не пришла в голову мысль, что китовый ус можно в Киеве или Львове купить), а ласты хочется опробовать сейчас. Ещё все жаловались, что после вчерашних заплывов новым стилем, у всех болят спины.
   - А вы чего хотели? - не стал утешать страдальцев Аркадий. - В плавании под водой напрягаются совсем не те мышцы, что в обыкновенном. Естественно, вы перенапрягли мышцы, вот они жалуются, ноют. Если вы настоящие казаки, степные рыцари, стерпите и сегодня же продолжите занятия подводным плаваньем. Тогда мышцы постепенно, через боль, наберутся силы, и вы сможете плавать так далеко и быстро.
   - А правда, что того, кто сделает первым хорошие ласты, вы устроите в самые крутые казацкие войска? - с придыханием, чуть ли не с дрожью в голосе, вдруг задал вопрос здоровяк Богдан Коваль, пожалуй, самый наивный и доверчивый из джур.
   Аркадий, с головой погрузившийся в конструирование ласты, не сразу и отреагировал на вопрос. Он продолжал прикидки, хватит ли упругости трёх полосок толстой кожи для приличной работы ласты, легкомысленно проигнорировав вопрос, когда воцарившееся вокруг молчание, чуть ли не гробовое, что при наличии кучи юнцов - невероятная редкость, вынудило его оторваться от ласты и поднять глаза. На него уставились серые, карие, голубые, очень внимательные, глаза всех джур. Прошло ещё несколько секунд, прежде чем находящийся в не лучшей форме попаданец сообразил, что ответ на вопрос заданный Богданом КРАЙНЕ интересует всех джур.
   "Так вот где собака порылась!" - с большим опозданием дошло до попаданца. - "Это же я вчера с похмелья Юрке пообещал, что за сооружение приличных ласт устрою изобретателя в самые крутые казацкие войска. Ребята ещё не знают, но решение о формировании диверсионно-разведывательных сотен уже предопределено. Все атаманы согласны с их необходимостью, да и люди подходящие есть. Не в таком юном возрасте, естественно. А ведь "Вылетело слово, не поймаешь". Придётся таки рекомендовать, если кому-нибудь из огольцов удастся то, что пока не удалось взрослым казакам".
   Аркадий, находясь по-прежнему под прицелом глаз всей компании, подтвердил.
   - Да, замолвлю словечко. Хотя буду уговаривать туда не соваться. Войска будут сплошь из опытных, самых умелых казаков и для таких сопляков как вы пребывание там будет адскими муками.
   - Почему?! - не выдержали сразу несколько ребят.
   - Да потому что придётся делать с ними всё, что делают они. А вам до такой умелости ещё учиться и учиться. Значит, надо будет с раннего утра до самого позднего вечера работать как... (убрав в последний момент непонятного аудитории папу Карло, Аркадий нашёл, с небольшой заминкой ему замену)... как раб на галере. А плётку надсмотрщика заменять самому самовнушением. Так выкладываться, кстати, тяжелее чем работать под чьим-то принуждением. Все мы любим себя любимых и гнать самого себя в боль и страдания сможет не каждый. Самые крутые войска, это, ведь - и самые крутые казаки. Вам до них ещё очень далеко. Или кто-нибудь считает, что уже достиг немерянной крутости?
   Джуры дружно замотали головами. Настолько наивных среди них не было. После чего тишина сменилась общим гамом. Ребятам захотелось обговорить услышанное. Аркадий почувствовал себя лишним и обкупнувшись, смыв с себя пот, пошёл в васюринский курень, поесть и посоветоваться с Васюринским о возможности разборки двух-трёх галер для достройки более серьёзных кораблей.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"