Спесивцев Анатолий Фёдорович : другие произведения.

Испытание. Глава 4

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:



   Средень, второй четверти жатеня, года Дракона,
  
   Или, 134 года от переселения с прародины.
  
  
  
  Больше двух суток висел Заморыш на священном ясене, но боги так и не снизошли к нему. Он, по-прежнему, оставался Заморышем. Вещих снов не было. Да что там вещих, за всё это время Заморыш лишь несколько раз проваливался на короткое время в обычную, не дающую доброго отдыха, дремоту. Тягостную, с головной болью после выныривания из неё, ни капли не освежающую. Откуда у него брались силы на бодрствование, он и сам понять не мог. Не случайно, ведь, его нарекли Заморышем. После перенесённой в детстве лихорадки, он долго был слабее всех ребят и почти всех девчат племени своего поколения. Да и мальчишки на два-три года младше, легко его бороли ещё год назад. За последние месяцы, правда, он немного поднакопил мясца в мышцах, но не настолько же...
  
  Силы кончились давным-давно, их не осталось и на мольбу к духам предков об окончании этой пытки. Но солнце палило во всю, будто собираясь запечь славского парня и конца-края этому видно не было. На его лбу, наверное, яичницу можно было жарить. Мухи, слепни и неизвестные ему по названию мошки, не давали ему покоя днём, а по ночам их сменяли комары как, сговорившись, норовили выпить его кровушку, глаза нельзя было открыть. Странно, что за эти дни-ночи, они не высосали его досуха. Заморыш уже не был уверен, точно ли их было всего двое, ему начинало казаться, что висит он здесь с начала времён.
  
  'Может они, предки, за что-то прогневались на него? Или, даже это боги... Хотя, чем, малолетний и незначительный мальчишка, мог прогневать обитателей неба'?
  
  Уж настолько больших грехов Заморыш за собой не знал. За всеми болячками и бедами, обрушившимися на него после того, рокового выхода на лёд, у него и грешить-то особых возможностей не было. А до купания в ледяной воде он был обычным, ничем не примечательным пацаном.
  
  'Какие там великие грехи я мог совершить? Соврать по мелочи маме? Не принести вовремя жертву божеству? Чепуха на деревянном масле!'
  
  Заморыш перенёс вес тела с левой ноги на правую. Естественно, он все эти дни не столько висел, сколько стоял на вбитых в ствол священного ясеня сучьях. Иначе ремни, привязывавшие его к дереву, давно бы его задавили насмерть.
  
  'Может, не заметил'? - продолжил поиски такой несуразной длительности собственного висения Заморыш. 'Но какие? Не-е... Скорее всего, всё-таки, духи предков. Говорят, среди них есть, жуть, какие сварливые и злопамятные. Предки-то, они, тоже... разные были. Видно кого-то из них чем-то я нечаянно обидел. Знать бы только чем и кого, принёс бы жертву, попросил о прощении... Авось и смилостивились бы'.
  
  Мысли в голове Заморыша ворочались как тяжёлые камни, выкатываемые с поля слабыми руками. Медленно, с натугой, то и дело, виляя в сторону. Голова перегрелась, будто её в растопленный очаг сунули. Язык распух и мешал дышать, сухим, шершавым кляпом перегораживая глотку. Зато нос, ещё в первую ночь, заложило напрочь. Может и к лучшему, потому как во время Испытания, в кустики не отбежишь. С забитым носом, хоть вонищи не чуешь. Что, при обострённом обонянии, было бы ещё одной мукой. Давно не чуял он и собственных ног, коими опирался на колышки, вбитые в дерево. Но попытки повисеть на ремнях, прикреплявших его к дереву, заканчивались быстро. Ремни немедленно начинали, причём болезненно, мешать ему дышать. Стоило чуть-чуть задержать возвращение в стоячее положение, голова начинала кружиться, сознание мутнеть. И вспоминалось предупреждение Ведуна о смертельной опасности такого положения. Приходилось снова опираться на колышки. Он устал, как не уставал никогда в жизни и, в который уж раз молить богов о милосердии.
  
  'Не хотите дать имени, заберите у меня душу совсем! Только поскорее'!
  
  Умереть от сдавливания ремнями было стыдно, такая смерть была бы смертью от слабости. А быть умерщвлённым богом - почётно. Но не слышали боги крика души славского паренька. Или, не хотели снизойти к его мольбам. Видимо, не интересовали их ни он сам, ни его душа. С небес, беспощадно бледно-голубых, без единой тучки, по-прежнему лились лучи солнца. Для большинства - животворные, для Заморыша - иссушающие, выматывающие, жгучие. Хорошо, по совету Ведуна, озаботился заранее загаром для кожи, иначе сгорел бы ко всем злым демонам.
  
   Солнце (наконец-то!!!) скрылось за пышными кронами могучих дубов, росшими на закат от священного ясеня. У Заморыша появилась возможность держать голову прямо, а не отворачиваться всё время на север, пряча от солнечных лучей глаза. Часа два, наверное, а по ощущениям... несравненно дольше, он был вынужден выкручивать собственную шею до предела. От чего она стала болеть почти так же, как многострадальные ноги. Но, что тут поделаешь? Получить право на меч ослепнув... не хотелось. Зачем слепцу меч?
  
   В тени стало полегче даже дышать. Совсем не намного, но легче. Странное дело, нос полностью забило ещё в первую ночь, а горло пересохло, будто его специально высушивали на костре. С каждым часом оно становилось всё горячее и горячее. 'Как бы таким образом в огнедышащего дракона не превратиться...' - Улыбнулся мысленно сам себе Заморыш. Удивительно, но пить уже хотелось меньше, чем утром.
  
   Глаз зацепился о что-то напротив и Заморыш долго, мучительно ворочая сплавившимися мозгами, пытался сообразить: 'Что же, всё-таки, там было не так'?
  
   Мысли, по-прежнему, возвращаться на обычную, 'галопную' скорость не спешили. Ворочались в его голове медленно, как мельничные жернова при слабом ветре. Пейзаж перед ним был, вроде бы, привычным, всё виденным-перевиденным, успевшим надоесть до адских демонов.
  
  'Глаза б на эту дубраву, пусть она трижды священная, не смотрели. Да смотреть особо больше некуда. Вот стемнеет совсем, можно будет полюбоваться звёздным небом. Под комариное пение, чтоб их, кровососов, всех до одного, стрекозы сожрали'!
  
  С большим опозданием, будто эту мысль в его голове везла самая ленивая улитка, Заморыш понял, что привлекло его внимание недавно. На самом ближнем к нему дубе распустилась цепочка бледно-розовых цветочков. И в нынешнем своём состоянии, он легко догадался, что это цветы лианы-муравьедки, выбравшей для опоры ствол могучего дерева. Жрецы и ведуны муравьедку в священной роще не трогали, так как она деревьям не вредила. В отличие от лианы-древодушительницы. Впрочем, у древодушительницы цветы красные, да и никто ей бы в священной роще расти, не позволил. Распускались цветы муравьедки, где-то, за час до заката. Приближение которого, не могло не радовать Заморыша, высушенного солнышком, как вяленая рыба.
  
  Заморыш попытался найти у себя во рту хоть капельку слюны, чтоб смочить слишком сухое и для дыхания горло. Попытка окончилась неудачно. В горле было суше, чем в безводной песчаной пустыне, которая по рассказам знатоков простиралась южнее степей.
  
  'Сегодня всё решится, - понял Заморыш, совершив напрасное, глотать было нечего, но при этом весьма болезненное глотательное движение. - Или боги смилостивятся и дадут таки мне имя, или... я умру. Да, или Заморыш станет кем-то, или его не станет совсем. По крайней мере, на этом свете. Ещё одну ночь на дереве, без воды и питья, собственно... без еды, демоны с ней, обойдусь ещё, и есть-то сейчас, не хочется, но без воды мне точно не выжить. Странно, что протянул так долго. Не напрасно видно мучил себя разными нагрузками. Или, напрасно?'
  
  Правая нога, на которую опирался в этот момент Заморыш, вдруг, ни с того, ни с сего, подломилась и он резко обвис на ремнях. От чего они, ремни, буквально выдавили у него дух, то есть дыхание. В голове Заморыша помутилось, в глазах - потемнело, в ушах - зашумело. Только нос на выбрык ноги не отреагировал совсем. Как был непроходимо заложен, так и о стался забитым.
  
  Перенеся вес тела на левую ногу, приподнявшись немного, Заморыш с наслаждением отдышался. Дышать было, не смотря на все болезненные ощущения, радостно и удивительно приятно. К нави*, вопреки недавнему обращению к богам, ему не хотелось категорически.
  
  'Надо же', - почему-то подумалось ему, - 'Во рту, где жидкость нужна позарез, влаги - ни капли. А в носу, где она не просто не нужна, а здорово мешает, её полным-полно. Только в таком виде, что не сглотнешь, ни, без помощи рук, не высморкаешься. Боги на испытания во время Испытания не жадничают. Выделяют полной мерой'.
  
   Темнота накрыла священную рощу неожиданно быстро. Вроде бы, вот, совсем недавно, Заморыш заметил распустившиеся цветы муравьедки, а вокруг уже совершенно темно. Он даже удивился:
  
   'Будто старая, загнанная кляча, еле-еле волочившая ноги вдруг превратилась в крылатого пегаса и, каким-то образом незаметно для всадника, совершила полёт'.
  
   О том, что провёл 'пропавшее' время в забытье, он тогда не догадался. А темнота в эту ночь должна была быть особенной. На небе могли появиться только звёзды, пусть и особо многочисленные, из-за отсутствия лун. Наступала ночь двойного новолуния, как ему объяснял недавно Ведун, такие ночи бывали раз в несколько десятилетий, считалось, что несут они миру великие беды. Собственно, чтоб избежать влияния грядущей безлунной ночи, и начали они испытание за двое с лишним суток до неё. Кто ж мог знать, что испытание так затянется?
  
   'Интересно, что же, всё-таки, втирал мне в кожу Ведун перед испытанием, если комары и мухи летят на меня, как на праздничный пир? Неужто, мазь от солнечных ожогов? Непохоже... Тогда от чего же он хотел меня защитить'?
  
   Ответ на свой не высказанный вслух вопрос, Заморыш получил через несколько минут. На фоне уже тёмного, но ещё не чёрного по ночному неба, он заметил несколько кружащихся вокруг Священного ясеня летучих мышей. Сначала обрадовался: 'О, хорошо, комарья меньше будет'. - Но присмотревшись к их дёрганному полёту, заметив, что они не охотятся за насекомыми, а целенаправленно кружат вокруг Священного ясеня, понял: 'Вампиры'!** - Кровососы, а не обычные летучие мыши, страшные только для насекомых и пугливых девчонок. Твари, вполне способные высосать жизнь и из крупного животного, почему-то не могущего оказать им сопротивление. Связанный, совершенно беззащитный человек, был для них лёгкой и желанной добычей. Возможно, всю кровь они и не выпьют, но кровопотеря и действие яда, которым вампиры разжижают кровь жертвы, гарантировали ему смерть.
  
   Сказать, что Заморыш испугался, когда осознал, кто вокруг него кружит, даже сильно испугался - значит сильно смягчить его реакцию. Да не будь его мочевой пузырь пуст, как дождевая бочка в разгар сильной засухи... а то и совсем бы... Уж очень неприятный, да что там, страшные ходили слухи о смерти от укусов вампиров и посмертии после такого ухода из жизни. Нет, нет, он, конечно же, верил Ведуну, который объяснял ему вздорность этих слухов, но... от ужаса впал в состояние прострации. Не безобидная, оказывается, это вещь, страшилки у ночного костра.
  
   Сколько он пробыл в оцепенении от страха, ведают только боги. Когда способность соображать к нему вернулась, небо было уже по настоящему ночным, чёрным. Судя по положению звёзд, дело шло к полуночи. Не будь у него нос так забит, наверняка смог бы унюхать, даже вися на Священном ясене, запах раскрывающихся в это время, звездоцветов, обильно произраставших в священной роще. Цветов маленьких, невзрачных, но очень пахучих.
  
   'И чего мне эти звездоцветы вспомнились?! Тут вокруг ТАКОЕ твориться, а я об цветочках вспоминаю...Проклятье, стоять сил нету, а пугаться, так пожалте, на стадо зубров достанет'.
  
   Заморыш попытался сплюнуть, но не преуспел в таком естественном и лёгком деле. Вокруг продолжали летать вампиры. Целая стая, может, стайка. Никуда они за время его беспамятства не делись, продолжали кружить, на некотором отдалении, вокруг Священного ясеня. Их можно было засечь, не смотря на их чёрный цвет, когда они заслоняли во время полёта звёзды. Однако, судя по всему, ближе пяти сажен они к дереву не приближались. Он понаблюдал за их полётом: 'Похоже, может с перепугу, у меня обострилось ночное зрение, вроде бы, их что-то не пускает к Священному ясеню или, ко мне, висящему на нём. То ли они не могут преодолеть защиту священного дерева, то ли их отпугивает та самая мазь, которую втирал мне в кожу Ведун'.
  
  Мысли у Заморыша, кстати, после выхода из ступора, двигались очень шустро, хотя и несколько беспорядочно. Будто стайка вспугнутых кошкой воробьёв. Такая ассоциация возникла у него после того, как одного из вампиров на лету поймала (только пискнуть успел!) и утащила сова. Породу ночной хищницы, возможно, его спасительницы, Заморыш не опознал. Точно, что не гигант филин и не малышка неясыть. Остальные кровососы в испуге брызнули во все стороны.
  
   Вспомнив соответствующие наставления, Заморыш навёл порядок (хотя бы относительный) в своей голове и огляделся. Вампиров рядом больше не было. Как и каких-нибудь других животных или людей. Звёзды показывали скорое наступление полночи. Его сердце, после треволнений из-за вампиров стало успокаиваться, возбуждение спадать.
  
   'Удивительно, и тревожно, что кровососы вообще появились в священной роще. Ни разу не приходилось слышать о подобных случаях', - он попробовал ещё раз расслабить мышцы ног, дав им отдохнуть. Но дать отдых обеим ногам сразу опять не получилось. Ремни почти не чувствовавшиеся, пока стоял хотя бы на одной из ног, сдавили грудь, мешая дыханию. Пришлось выпрямить колени и делать вид, что боль в мышцах не так уж докучлива и, даже, терпима. Боги знают почему, может, из-за пережитого волнения и успокоения после него, Заморыш начал вываливаться из состояния бодрствования, но не в сон, а... он не знал слова для такого состояния. Ведь, если спишь, то, что видишь, считаешь реальностью, даже видишь глупость какую-то. Если же не спишь, то никак не можешь видеть происходящее в другом месте. Заморыш ЗНАЛ, что именно видит происходящее где-то по настоящему, а не бредит. Кстати, о том, что висит в это время на Священном ясене, он тоже помнил. Ведун потом объяснил ему, что правильно называть ЭТО видением.
  
   'Видение, так видение, а по мне так больше похоже на подглядки".
  
   Дело происходило на какой-то каменистой пустоши. Совершенно безжизненной, там не было ни одного, самого маленького росточка, ни одно зверушки или пичужки. Конечно, можно сказать, что в темноте-то, целую рощу можно проглядеть. Но, увидев это место, он, опять-таки, ЗНАЛ, что ничего живого здесь быть не может. Смотрел Заморыш на открывавшуюся ему сцену, как бы со стороны, никем не замечаемый, что было удивительно. Потому как если первым, кого он увидел, был его дядя, необоримый воин Вратислав, то его собеседником было чудище из второго, 'подводного' сна. По стоявшему рядом гиганту Брониславичу, было видно, какое оно огромное. Тело - не менее двух зубровых туш, глаза величиной с поднос, клюв - человека можно за раз перекусить, а многочисленные руки... особая песня. Длинной почти с само чудище, невероятно гибкие, видно действительно, без костей, как человеческий язык. 'А ведь это не просто чудо-юдо подводное, а демон. Или, даже, какой-то злой бог'. - Решил вдруг Заморыш. Или понял? - 'Обычному то чудищу на суше туго пришлось бы, даже самому огромному, оно сразу бы в воду полезло бы. А это спокойно валяется себе на камнях и о чём-то с Вратиславом беседует. О чём'? - Заморыш, по-прежнему никем не замечаемый, приблизился к странной парочке. 'Очень интересно было бы знать, с кем это дорогой дядечка сговаривается, против кого, я и так знаю'.
  
   Подобравшись к ним ближе Заморыш смог лучше рассмотреть чудище. Выглядело оно... глаза б не смотрели. Ещё более отвратительно, ужасно и устрашающе, чем издали. Попутно он отметил приниженный вид Вратислава. Великий воин, всегда ходивший с гордо поднятой головой и без страха глядящими на мир глазами, сейчас стоял на коленях, с понурой спиной, опущенными глазами. Да, такого, раболепного и униженного Вратислава до этого не только его племянник, но и вряд ли кто ещё мог видеть. Заморышу приходилось видеть, как дядя приносил жертву своему покровителю, скорее всего уже бывшему, богу Битв Барру. Там Вратислав вёл себя как воин пришедший отдать положенную долю своему командиру. У Барра было много титулов: Даритель смерти, Великий Разрушитель, Берущий кровь, но ни от кого он не требовал унижений. В любимчиках у него всегда числились гордецы и первый среди них - Вратислав. 'И вдруг, такое превращение... И что ж ему это чудище пообещало, чтоб он сменил покровительство бога Битв на пресмыкание перед этим уродом? А ведь Барр может и обидеться... Неужто чудище сможет защитить Вратислава от гнева Барра'?
  
   Заморыш тщательно перерыл в памяти известных ему богов, но никого похожего не вспомнил. 'Наверное, это демон недавно появившийся в этом мире. И очень могучий, иначе Вратислав не стал бы с ним связываться. Даже злейшие враги, дураком богатыря не числили'.
  
   Заморышу крайне захотелось узнать, о чём же они сговариваются? Полюбоваться, если можно так выразиться, на что-то выклянчивающего у чудища дядечку он смог, а вот подслушать их не удалось. Звука в этом видении, к его великому сожалению, не было. Когда парень, уверившись в своей полной невидимости, завертелся совсем уж рядом с ними, чудище заворочало и завращало глазами, явно пытаясь кого-то высмотреть. Видно почуяло славский дух и стало высматривать наглеца, посмевшего его без спросу потревожить. Заморыш не решился проверять, сможет ли оно его, невидимого и, вроде бы, бестелесного, выглядеть и поймать. Потихоньку отлетел назад и в сторону, выходя из-под жуткого взгляда гигантских глаз пришельца.
  
   'Ну его, ну его... Кто знает, на что этот страшненький демон способен? Схватиться с таким на кулачки - глупость несусветная, а не храбрость. Главное я узнал: дядечка, чтоб его паралич разбил и вши насмерть загрызли, опять затеял какую-то пакость. Учитывая, с кем он здесь шушукается, неприятности наверняка грозят не только отцу и мне, а и многим другим славам. Такому чудищу двоих сожрать - всё равно, что медведю пару перепелят слопать, аппетит только разыграется. То-то в последнее время стали случаться пропажи ребят и девчат... уж не их ли рук дело? А дядечка-то, о как поклоны земные бьёт, на земле перед каким-то уродом валяется... и это Брониславич'!
  
   Заморыш, отлетев сажен на двадцать, остановился и принялся наблюдать за подозрительной парочкой издали.
  
   'Интересно, а как это я передвигаюсь? Летаю туда-сюда без крыльев или рук, хотя бы плавников, как в старом сне, будто обычное дело, будто всегда так летал куда хотел. Каким образом, интересно'?
  
  Заморыш попытался осмотреть себя, но у него ничего не вышло. С таким же успехом он мог попробовать развернуть глаза в собственной голове зрачками внутрь. Сделав круг вокруг самого себя, он обратил свой взор на дядю с чудищем. У них разговор, судя по всему, подходил к концу. Вратислав, не вставая, на брюхе, отползал от демона.
  
  'Брониславич! Герой! Тьфу!..' - вскипела в племяннике кровь. Кстати, в видении плевок у него получился. Смачный. Правда, никому не видимый и не слышимый.
  
   Демон же, и без того огромный, стал раздуваться, увеличиваясь в размерах. Затем, неожиданно для Заморыша, медленно приподнялся над поверхностью, взлетел над землёй на высоту где-то около аршина, удивив и в видении. 'Такая туша и парит над землёй!'
  
  Чудище зависло на некоторое время неподвижно, перебирая только своими непривычного вида руками. Заморыш, не отрывавший, теперь от него взгляда, успел даже подумать: 'Если здесь могу, без всяких крыльев я летать, простой и не очень здоровый слав, то почему не может это делать демон? Пусть он сколь угодно здоровенный. Зато, наверняка, колдовать умеет'.
  
   Демон же распрямил во все стороны свои многочисленные руки и закружился вокруг своей оси, постепенно убыстряясь. Его дынеобразное тело задралось при этом, вверх.
  
  'Или, голова? Тогда где у него тело? А если тело, то, что, он совсем без головы'? - Наблюдая за вертящимся всё быстрее и быстрее чудищем, задался вопросом его анатомии Заморыш. - 'Никто ведь не может же существовать совсем без брюха. Или, может? Ну, например, весь из себя волшебный. А как же он тогда питается? Вроде бы и богам, своя, божественная, пища нужна. Чем же он её переваривает? Надо будет Ведуна спросить'.
  
  Пока парень размышлял на такую 'важную' для него тему как физиология сверхъестественных существ, ситуация развивалась дальше. Гибкие демонские руки простирались на немалое расстояние от туши. Заморышу такое сближение с демоном не понравилось: 'Невидимость невидимостью, а от такого чудища, да ещё колдующего, лучше находиться подальше. Руки у чудища, похоже, уж очень загребущие, даже на вид'.
  
   Он благоразумно отлетел ещё на десяток саженей и поднялся повыше, воспарив на уровень верхушек деревьев, хотя никаких деревьев вокруг не было. Впрочем, многие, вряд ли посчитали бы лишний десяток саженей достаточной формой благоразумия. Демон, тем временем, раскрутился до скорости хорошо разогнанного волчка, руки его, практически, слились в круг, потом из него, вдруг брызнули во все стороны лучики чёрного цвета... По глазам Заморыша ударило ярчайшим светом, много, много ярче солнечного.
  
  Пришёл в себя он на Священном ясене. Очнуться то, он очнулся, да не совсем. Уж очень странные, удивительные, на редкость... реальные события ему пришлось наблюдать в видении. 'Да и световая колдовская вспышка... кстати, разве может свет быть чёрным'? - при всей своей невесомости, глушанула его весьма существенно. Особенно если вспомнить, в каком состоянии пребывал его истощённый, измученный организм.
  
   'Интересно, меня оттуда одним из чёрных лучиков вышибло? Тогда почему в глазах вспышка солнечного цвета была? И чёрный цвет, только у колдовской, или и звёзды такие бывают, чёрные? И где всё происходило'?
  
   Послышался какой-то не естественный для ночной рощи звук. Заморыш прислушался и скоро понял, что по священной роще идёт человек, причём, то ли пьяный, то ли раненый. Уж очень шаги были нетвёрдые, передвижение - прерывистым. Нормальные люди так не ходят. К тому же, пришедший часто останавливался. Один раз чуткое ухо парня, ('хвала всем богам, в ушах сопли не заводятся!') уловило звук падения неизвестного на землю. И очень медленное, судя по звукам, вставание. Направлялся он, определённо, как раз к Священному ясеню. Спустя сколько-то минут, чувство времени на дереве у Заморыша притупилось, удалось рассмотреть плохо видную в темноте фигуру, шедшую, действительно, шатаясь. Каково же было удивление Заморыша, когда он смог рассмотреть, кто нарушил его уединение!
  
  
  
  
  
   * * *
  
  
  
   'Ведуны не должны вмешиваться в дела вождей' - так гласил один из заветов. Пожалуй, наименее соблюдаемых. Случалось ведунам втягиваться в борьбу в племенном совете. Как на стороне какого-нибудь одного из числа вождей против другого, так и выступая против решений всего совета. Всегда вмешивались, однако, помня о завете, старались делать это осторожно. И серьёзного противостояния у ведунов с вождями не было. Поэтому явное предпочтение корпорации старшего брата младшему никого не удивило и, по большому счёту, не возмутило. Всё постепенно шло к вытеснению Вратислава из общественной жизни племени. Воин он, конечно, был великий, но как человек, слишком непредсказуем и заточен на войну. Вреда от него для людей, было несравненно больше, чем пользы.
  
  Ведун тяжело вздохнул, вспоминая, сколько удобных моментов было им самим упущено по уничтожению богатыря, пока это можно было сделать. Барр своих любимцев никогда не охранял, считая, что воина должны хранить его навыки и заслуженная им слава. Принесли бы богу Битв обильные жертвы, устроили бы, в его честь, набег на полкан, он бы смилостивился. Да тогда сам ведун относился к Вратиславу не очень серьёзно. Ну, да, здоровый и сильный как тролль. К тому же, не смотря на рост и вес, быстрый и ловкий. Но уж очень легко читались на его лице все эмоции и обуревавшие его желания. И о последствиях своих поступков он, как показала практика, не задумывался и впредь ломать голову не собирался.
  
  Привычка легко брать всё, что захочется, сыграла с богатырём плохую шутку. Когда он захотел не смазливую девку, могучего жеребца или доспех гномьей выделки, а власти над племенем, у него ничего не получилось. Власть потребовала больших трудов, унижений и каждодневной работы, а Вратислав к этому не привык. Даже самые его громкие победы скорее, отделяли Вратислава от власти над лужичами, чем приближали к ней. Бару были по сердцу кровавые победы, чья кровь проливалась на землю, ему было безразлично. Именно такие победы Вратислав и одерживал обычно. Лужичи же, видя, как много соплеменников гибнет под началом Вратислава, относились к нему всё прохладней и прохладней. Всё было понятно и предсказуемо. Раньше.
  
  Изменение поведения младшего из Брониславичей Ведун заметил несколько лет назад. 'Года три? Или, четыре? Да, пожалуй, четыре, да с большим хвостиком. Кажись весной 128 года, бросилась ведь в глаза хитрая интрига, затеянная Вратиславом в племенном совете. Вот именно тогда надо было вцепиться в эту странность зубами и когтями и разузнать, откуда она взялась'.
  
  Ведун опять по-стариковски тяжело вздохнул. У главного ведуна племени много разных забот и дел. Каждый день. Будь в дне не двадцать шесть часов, а все пятьдесят два, всё равно со всеми делами и хлопотами не разобраться. приходилось выбирать важнейшие. Тогда он ошибся, посчитал интригу Вратислава случайностью, малозначительным событием. Что поделать, ошибаются даже боги.
  
  Первую серьёзную попытку разгадать тайну нового покровителя Вратислава, Ведун предпринял после чудесного спасения Медведки. Узнав от него о сне с гибелью Огневика, сон наверняка кто-то из богов наслал, Ведун приложил всё своё умение, потратил массу времени и сил, но так и не смог узнать, кто стал покровителем Вратислава. Духи предков сообщить ничего не могли, так как он и от них отгородился. Шушера из Верхнего и Нижнего миров, которую он смог вызвать, тоже ничего не знала. Боги на запросы, даже с самыми обильными жертвами, не ответили. Мать Сыра Земля, покровительница всех славов, разобидевшись на своих подопечных, ни на какие призывы после войны с полканами не отвечала. Другие же боги, до которых удалось ему за это время достучаться, кто уклонялся от конкретного ответа, отдлываясь непонятными ему намёками, а кто прямо оказался отвечать. Сил эта разведка требовала целую прорву, ничего добиться толком так и не удалось и он тогда, отступил.
  
  Этой, особой ночью, Ведун решил попробовать раскрыть тайну Вратислава ещё раз. Не посмотрел на свой преклонный возраст, вышел из тела с закатом и, наконец-то, смог всё разузнать. Но лучше бы ему этих новостей не слышать никогда.
  
  
  
   * * *
  
  
  
  У дерева стояла знакомая фигура! Вроде бы... Так, по крайней мере, виделось в неярком свете звёзд Заморышевым глазам. Остановившийся у Священного дерева Ведун, если это был действительно он, на сиплое хрипение Заморыша не обратил внимания (на другие звуки горло Заморыша, в нынешнем состоянии, способно не было). Крикнуть с пересохшим горлом ему не удалось.
  
  Ведун (?), тем временем, извлёк что-то из одежды и в его руке загорелся неяркий, будто от свечки, огонёк. Присмотревшись к лицу стоявшего под деревом человека, Заморыш усомнился, что это именно Ведун. Старый голами, Ведун выглядел всегда, сколько он его помнил, мужчиной лет сорока. Разве что немногим старше собственного отца Заморыша, Владимира. Под деревом же, стоял старик. Худой, осунувшийся, вялый какой-то.
  
  'Неужели он мог постареть так сильно за два дня'? - Заморыш поднапряг глаза, но испещрённое морщинами лицо не разгладилось.
  
  Рассмотрев что-то в траве, Ведун погасил свой волшебный (или, запретный?) огонёк. На некоторое время Заморыш почти ослеп, но вскоре его глаза приспособились к неверному звёздному свету, и он смог, не так чётко, но вполне терпимо видя, рассматривать пришедшего.
  
  'Кстати, как я могу в тёмную безлунную ночь, рассматривать лицо человека с расстояния не менее двух сажен'? - Он глянул на небо, желая убедиться, что там не появилась ни одна из лун, или редких небесных хвостатых гостий, комет. Естественно, ничего, кроме звёзд, он не увидел.
  
  'Наверно, опять морок мерещится. Вроде того чудища, только странно, что ноги ноют и горло болит. И пить просто нестерпимо хочется'.
  
  Заморыш прислушался: слышны ли звуки вокруг? В недавнем мороке и старых вещих снах, кажется, никаких звуков не было. Никаких птичьих трелей или треска сверчкового он, как ни старался, не услышал. Для летней ночи такое беззвучие было чрезвычайно странным.
  
  'Точно морок', - решил Заморыш, когда услышал, таки, звуки. Звуки собственного дыхания. Из-за заложенного носа и больного горла, дышал он довольно шумно. Тут же он вспомнил, что старика он сначала услышал, а потом уж рассмотрел. Осознание собственной несообразительности, выбило его из колеи. 'Так значит, старючий Ведун - не морок? Это как же... Или, всё-таки, морок, только со звуком?' - со скоростью соображения у него снова начались проблемы.
  
  Тем временем Ведун, или человек похожий на Ведуна, как самый что ни на есть древний старик, с явной натугой поднял с земли лестницу и приставил её к Священному ясеню. Очень неловко, больно ударив Заморыша по косточке на правой ступне. Заморыш попытался зашипеть, но получился у него только тихий хрип. Боль убедила его, что он находится не в мороке, а в действительности, в реальном мире.
  
  'Тогда, значит, и старик, скорее всего, настоящий Ведун'?
  
  Оглядев, как стоит лестница, пришедший, будем считать, Ведун, что-то пробормотал себе под нос и переставил её. Стукнув теперь верхним концом по тощей ляжке заморыша, не так больно, как по косточке, но всё равно... обидно. Подёргав лестницу, проверяя, надёжно ли стоит, Ведун полез по ней вверх.
  
  Лез он, тоже... как-то, не по ведунски. Неловко, медленно, неуклюже переставляя ноги с одной перекладины на другую. На середине подъёма заметно пошатнулся, чуть было, не свалившись на землю. С трудом удержавшись от падения, по-стариковски медленно, стал перерезать ремни, притягивавшие ноги Заморыша к дереву.
  
  'Как можно так долго резать обычные мягкие кожаные ремни знаменитым, бритвенно острым резаком из небесного металла'?
  
  Заморыш сам видел, всего с месяц назад, как Ведун одним ударом своего резака, перерубил здоровенный гвоздь. Долгое перерезание, похожее на перепиливание, естественно, вызвало у него приступ раздражения. Висение на дереве характера не улучшает. Не только у Заморыша, это уже по Одину можно было заметить.
  
  'Да что такое с ним случилось?! Какая беда? Почему он молчит'?
  
  Ведун, по-прежнему не говоря ни слова, допилил, наконец, ремень внизу, поднялся на одну ступеньку и начал возню с ремнём на бёдрах Заморыша. Парень невольно потесней прижался к дереву, напрягся и втянул посильней живот, хотя после двух суток висения на дереве, там и втягивать-то было нечего, а орудовал Ведун ножом заметно ниже пупка. Но, как тут не разволноваться, когда действуют ножом рядом с... очень уж уязвимым местом. Всё его внимание, все мысли, если можно назвать мыслями бессвязные обрывки предложений и образов, крутившиеся в это время в его голове, всё его естество сосредоточилось в районе мерно двигавшегося ножа. Наконец ('какое облегченье!'), распался и этот ремень! Заморыш вздохнул, будто с плеч тяжелейшую ношу сбросил, сообразив, что последнюю минуту не дышал. Вернулась к нему и способность видеть, а не только пялиться, выпучив глаза.
  
  'Да это же не резак Ведуна, а обычный нож! Как бы не кухонный, из дрянного железа. Так, может... и орудует им... не Ведун? Тогда кто?!'
  
  Старик, будто услышал мысли Заморыша, отозвался, хорошо знакомым ему с детства голосом. Безусловно, Ведунским.
  
  - Сейчас, сейчас, подожди... - начал пилить ремень, прижимавший правую руку к боку. Также медленно и неловко, как ремни на ногах. Заморыш заметил даже, что во время частых отдыхов, у Ведуна, совсем по-стариковски, трясутся руки.
  
  'Ну, что же с ним такое случилось!? Двое суток назад он выглядел, когда приматывал меня этими самыми ремнями, кстати, крепким, совсем не старым мужчиной. Какая жуть с ним за это время приключилась? Или, всё-таки, я сейчас не в Священной роще, а... то есть в Священной роще, но ненастоящей... тьфу! В мороке, в общем,' - мысленно сплюнуть Заморыш мог. Благо, слюна на это не нужна.
  
  Таинственное и не доброе преображение, да не кого-нибудь, самого Ведуна, окончательно взбаламутило мысли парня. В которых и до появления наставника, сумбура хватало. Ведуна он считал самым сильным в племени человеком. Пусть не физически, хотя и мышцы у него, были ого-ого какие не слабые, но, так сказать, по совокупности качеств. Сила ведь, не только в мышцах и длинном мече, она и в глубоком уме и тайных знаниях может быть. Ведуна, не без основания, наверное, самым сильным колдуном славских племён числили. ВСЕХ племён. Он, когда кто-то, в том числе и сам Заморыш, его об этом спрашивал, от славы колдуна отнекивался. Но, как-то неубедительно. Притом, что убедительным умел быть, как никто другой из известных Заморышу людей.
  
  'Неужто, Ведун помирать собрался? Вот не вовремя! Без него одолеть дядечку будем много трудней. Кстати, уж не против ли Ведуна Вратислав козни строил? В мороке... то есть, видении с демоном. Так получается... мне это... не привиделось? То есть... дядечка, таки слыгался где-то с демоном. Странно только, почему против Ведуна? Почему не против отца, или, на худой конец, меня? Или, меня Священная роща защитила? А отец!? Что с отцом!?'
  
  Ведун, наконец-то, ремень державший руку Заморыша перерезал и, отдышавшись, будто после тяжёлой работы, вытер его рукоять об рубаху (от пота?), сунул её в его руку.
  
  - На, режь дальше сам. Только поосторожней, не вырони невзначай нож. Сам видишь, подбирать его с земли и возвращать тебе, в нынешних обстоятельствах мне будет затруднительно.
  
  Заморыш каркнул, иначе не скажешь, что-то и самому непонятное, пытаясь спросить Ведуна о судьбе отца, но, поняв, что до питья говорить не сможет, принялся пилить (гадство, неужели Ведун не мог прихватить с собой что-то более острое?) ремень на груди. Надёжно державший его эти дни ремень, будто не хотел отпускать своего пленника, перерезанию поддавался плохо. Трижды сменив подход к перерезанию, ему удалось, наконец, допилить ремень. Распавшись на две половинки, он соскользнул вниз. Заморыш вздохнул полной грудью и... чуть было, не полетел за ремнём. Тело привыкло к опоре-ремню, и её исчезновение стало для него неожиданностью. Спас от падения Заморыша другой ремень, державший его левую руку. Рванувшись, без малейшего намерения это делать, телом вперёд, он потерял опору под правой ногой, взмахнул освобождённой, правой рукой (нож рыбкой нырнул во тьму), задел, слава всем богам, не лезвием, а кулаком, лицо Ведуна, чуть не сбив его с лестницы, чудом удержался на опоре для левой ноги. Помахав, для сохранения равновесия, правой рукой, каким-то чудом, нащупал правой стопой до боли знакомую полочку. С огромным трудом, вернувшись, в ставшую привычной за последние дни, позу. Стояние спиной к Священному дереву.
  
  Передать словами мысли Заморыша в этот момент... весьма затруднительно. Потому как, эти самые мысли в момент падения, слава всем богам, несостоявшегося, разлетелись из его головы. И способность мыслить к нему вернулась не мгновенно. Хотя и раньше, чем восстановило свою нормальную скорость зачастившее сердце. Может быть, благодаря услышанному замечанию.
  
  - И чем ты собираешься резать последний ремень? - и, прежде чем Заморыш успел испугаться всерьёз, послышалось спасительное: - На, держи запасной нож. И не вздумай ронять его. Третьего у меня нет.
  
  Заморыш мёртвой хваткой вцепился в сунутый в его руку нож. Ещё более тупой, с коротким лезвием, неудобной для хвата рукоятью. Последний ремень он пилил не спеша, боясь потерять равновесие. А уж как спускался... вспоминать стыдно. Ноги норовили отказать, в руках не хватало сил твёрдо держаться за перекладины лестницы... ужас. Да и на земле стало не намного легче. Разве, что, немножко менее страшно. Падать не так боязно. И Ведун, спасибо ему огромное, вовремя поддержал вынужденного древолаза за локоть, не дал свалиться на землю.
  
  - Да... грозную мы с тобой сейчас представляем парочку. Настоящие богатыри в походе. А биться то, всё равно придётся. На, попей, совсем иссох, наверное.
  
  Ведун отпустил Заморышев локоть и сунул ему в руки маленький туесок***, волшебно булькнувший при этом.
  
  'Вода!!!' - понял парень и присосался к заветному туеску. Вода, точнее, какой-то отвар, но всё равно, невероятно вкусный, проявил неуместное коварство и полился, почему-то, не в то горло, вызвав у Заморыша приступ кашля. Откашлявшись, он допил таки жидкость из туеска.
  
  - А почему так мало? - к крайнему огорчению Заморыша воды там было с обычную кружку. Для утоления жажды после такого воздержания, воды требовалось существенно больше. - Ещё есть?
  
  - Сколько надо, столько и налито. А ещё попьёшь в убежище, куда нам обоим стоило бы поспешить.
  
  - Каком-таком, убежище? Зачем поспешить? От кого?
  
  - Каком надо, убежище. Подробности расскажу в нём. Пошли.
  
  Заморышу очень хотелось поспорить, но ещё больше ему хотелось пить. А также, сесть, лучше же, лечь, предоставив долгожданный отдых усталым мышцам ног. Придавив в себе дух противоречия и любопытство, мешавшие достичь желаемого, он двинулся в путь, направляемый рукой Ведуна. Нетвёрдой, кстати, и подрагивающей. Но и такая поддержка Заморышу была крайне необходима. Уж очень ненадёжно он держался на ногах.
  
  'Боги милостивые! Только не возвращайте мне болезнь! Во второй раз я тех мучений могу и не пережить, ох... - он понимал, конечно же, что слабость ног у него временная, однако страх перед возвращением слабости и беспомощности накатил и не уходил. Вопреки всем доводам разума. - Только не проклятая слабость опять. Лучше совсем душу заберите!'
  
  Будто перебравшая на празднике хмельных медов парочка, поддерживая друг друга, Заморыш с Ведуном шли к ведомой только одному из них цели. Слава всем богам, недолго шли. Потому, как не только Заморыша ноги плохо держали, долго идти у них обоих вряд ли получилось бы.
  
  Остановку у самого большого дерева в роще, парень поначалу воспринял как передышку перед продолжением пути. Переведя дух, глянул на наставника, и его бешено бившееся сердце дало краткий сбой. На лице Ведуна не только появились ранее незаметные морщины, оно ещё и было белым, как отбеленное полотно.
  
  'Порой, краше в гроб кладут, - вспомнилась ему невольно поговорка. - Оказывается, это не только про раненных в голову можно сказать. Ох! А ведь...'
  
  Накрутить себя по поводу возможных несчастий с Ведуном Заморыш, по счастью, не успел. Ведун открыл глаза и его лицо потеряло сходство с ликами умерших. Видимо заметив испуг в глазах парня, Ведун, отдышавшись, успокоил его:
  
  - Не беспокойся, сегодня - не мой день умирать. Не имею я права умирать сейчас. Точнее, мы оба, с тобой, не имеем права на смерть. Но об этом, потом. Пошли в убежище.
  
  И, пока Заморыш пытался сообразить, о чём, собственно, говорит Ведун, тот сунул палец на уровне своей головы в кору дерева, нажав на что-то там. В дереве ('Внутри! Будто в сундуке!') что-то стукнуло, грюкнуло и... в коре образовался проход. Высотой почти в рост Заморыша (немалый, кстати, и по меркам взрослых славов), шириной... где-то около локтя. Около - не потому, что Заморыш не мог точно определить эту самую ширину, а потому, что проём был неровный, извилистый какой-то. И мрачный как логово страшного зверя, чёрный-чёрный. Даже своим обострившимся ночным зрением Заморыш ничего внутри не рассмотрел. Ничего не дала и его попытка прислушаться к происходящему.
  
  'Подозрительно это. То стукало да грюкало, а теперь тишина. С чего бы это?'
  
  Попытался, было, Заморыш, к открывшемуся проёму и принюхаться, но с намертво забитым носом сделать такое простейшее дело оказалось невозможно. Пришлось смириться, что одно из важнейших человеческих чувств у него временно не работает. Лезть в непроглядную темноту, да ещё после всех, в крайней степени непонятных и странных событий последнего времени, Заморышу не хотелось.
  
  - Чего застыл, будто в камень превратился? - обозвался ставший не только старым, но и нетерпеливым, чего раньше за ним не водилось, Ведун. - Пролазь быстрей, нельзя нам мешкать.
  
  И Заморыш стал осторожненько протискиваться внутрь подозрительной темноты, тщательно прощупывая носком поверхность, на которую приходилось ставить ногу. Было у него подозрение, что если упадёт, споткнувшись, то встать сам, из-за слабости, не сможет. А переживать подобные моменты снова ему не хотелось... ну, ОЧЕНЬ сильно. Опасаясь проходить вглубь, он, войдя, сразу стал смещаться влево вдоль стены ('или, правильнее сказать, коры?'), маленькими шашками вбок, придерживаясь рукой за стену. На ощупь это была именно стена. Гладкая и деревянная, на шершавую кору совсем не похожая.
  
  Вокруг вдруг стало светло и, от неожиданности, Заморыш чуть было не шлёпнулся на землю. Вошедший в дерево ('Как звучит, а? Вошедший в дерево. Будто в сказку попал, чтоб её... Предупреждать же надо!') вслед за ним Ведун, держал в руке что-то вроде сучка, из конца которого изливался белый, неяркий, но много более сильный, чем от свечи, свет. Неприятный какой-то, мёртвый.
  
  'Нет, на пол. Падать бы пришлось на пол. Деревянный, но не составной, из досок, а цельный. Можно сказать и дно. Выровненное и выскобленное дно дупла. Всем дуплам дупла. Да-а... такое нарочно не придумаешь, дупло в дереве величиной с комнату. А Ведун совсем обнаглел, будто пёс с цепи сорвавшийся. Опять Запретные знания, да ещё без серьёзного повода. Да что же случилось, пока я на дереве висел?'
  
  Привалившись лопатками к стене, чем, собственно, и спасся от падения, Заморыш, инстинктивно прижмурившись, наблюдал за наставником. Сильно постаревшим и очень обеспокоенным. Усталость непереносимым грузом навалилась на его плечи, силы стремительно убывали, ноги дрожали, он почувствовал, ещё немного и даже подпорка в виде стены не поможет ему сохранить стоячее положение.
  
   'Завалюсь сейчас на пол и гори всё, синим пламенем. С искорками. Благо, здесь есть чему гореть. Всё равно ноги меня уже не держат. Вот, только, попить бы... и не капелюшечку, а всерьёз, побольше...'
  
   Будто почуяв его состояние, Ведун глянул на него недовольно и ехидно осведомился: - Ну, что стоишь как не родной? Присаживайся, ложе перед твоим носом. А сейчас тебе попить дам.
  
   Второго приглашения Заморыш ждать не стал, сел сразу. Да вот в его состоянии, даже такое простое дело, как сесть на лежанку, оказывается, не самое лёгкое. Вместо того, чтоб спокойно присесть на край лежанки, он позорно обрушился поперёк неё, больно ударившись головой о стенку и раскорячившись в непонятной, полусидя, полулёжа, позе. Самое обидное, силы тут же окончательно его покинули, он и не пытался пересесть, принять более удобное положение. Знал, не сможет. Опыт по беспомощности у него был богатый, захочешь, не забудешь.
  
  Подошедший Ведун понял причину странной позы парня и молча помог ему сесть нормально. Заморыш, надеясь, что наставник не заметил влаги, появившейся в уголках его глаз, также молча, немедленно присосался к фляжке из тонкого серебра, соблюдая при питье осторожность. Наполовину выкашлянная предыдущая порция жидкости, вынуждала к осторожности. Проливать питьё, пусть совсем немного, не хотелось категорически. Напрасный расход воды воспринимался сейчас Заморышем как святотатство. Кстати, и на сей раз, Ведун дал ему не воду, а отвар каких-то трав. Других, не тех, что в первый раз.
  
  Сколько не растягивай удовольствие, а долго пить из маленькой фляжки не удастся. Если, конечно, пьёшь по настоящему, а не притворяешься.
  
  'А Ведун, кажись, стал не только старючим, но и жаднючим. Воды ему жалко дать вволю напиться. Человек тут на солнышке похлеще тарани высох, а он... - додумать сравнение Заморыш не успел, так как Ведун сунул ему в руки маленькую деревянную мисочку с густой, кашеобразной массой. - Откуда он эту миску достал? Вроде бы, когда фляжку с отваром подавал, ничего больше у него в руках не было...'
  
  Но обнаруженная глазами еда, немедленно была затребована желудком. И отринув мысли о её непонятном появлении, парень взялся за ложку, торчавшую из предложенной еды. Состоявшей из мёда, с добавкой трав и ещё чего-то.
  
  'И с едой пожадничал. Ну что такая маленькая порция - для человека, не бравшего в рот ни маковой зернинки целых два дня? Да, можно сказать, ничего! Даже меньше, чем ничего! Только аппетит раззадорить. Да я за это время проголодался так, что телёнка в один присест слопаю!'
  
  Вылизав миску (хорошо - мама не видит!), Заморыш вопросительно уставился на Ведуна.
  
  - На первый раз - хватит! - ответил на невысказанную просьбу наставник. - Тебе сейчас больше нельзя.
  
  И, пресекая попытку уже открывшего рот Заморыша, оспорить его слова, перейдя на свой командный тон, не громкий, как у воинов, а притишенный и замедленный, произнёс: - Я сказал нельзя, значит нельзя! - и, уже спокойно - Да и не нужно тебе больше сейчас. Отдохнешь, тогда и подкрепишься капитальнее.
  
  'Совсем дед с ума сошёл. После таких мучений полдня можно есть и пить без остановки, всё равно не переешь и не перепьёшь. А он дал кружку воды и горсточку еды... Как же, хватит! Ой, а отдохнуть действительно хочется. Можно прилечь, а, немного погодя, потребовать у него добавки'.
  
  Заморыш, с немалым трудом, мышцы ног и рук работали еле-еле, лёг на лежанку. И заснул, кажется, не успев положить голову. Будто оглоушенный. Собственно, для лишения человека сознания, не обязательно бить его по голове, достаточно дать сильное снотворное.
  
  
  
  Проснулся Заморыш от нытья косточки на левой стопе. Или, может, от давления в мочевом пузыре? Хотя, вполне возможно, и от чувства дискомфорта в отлёжанном правом плече. Да и забитый нос немедленно потребовал очистки. В общем, для продолжения сна надо было встать и совершить ряд действий. Он открыл глаза и не увидел ничего. То есть, совсем НИЧЕГО. Сердце сжалось от страха, но, слава всем богам, Заморыш тут же вспомнил, где находится. Для закрытого наглухо дупла темнота - нормальная вещь.
  
  'Однако, нормально это, или, совсем не нормально, а если нос почистить или на другой бок перевернуться, помощь Ведуна не нужна, сам справлюсь, то для опорожнения мочевого пузыря... не лить же мне на пол. Чай, не привязанный уже. Кстати, а ведь имени от богов я так, вроде бы... и не получил. Или, может... получил, но не понял? Тем более надо Ведуна спросить! А где он? Уж не ушёл ли!? - Заморыш вслушался в темноту. К великому его облегчению, услышать сопение спящего наставника труда не составило.
  
  Посомневавшись немного, нехорошо пожилого, как выяснилось, даже старого, человека будить, Заморыш прокашлялся и окликнул наставника.
  
  - Наставник! Наставник!
  
  Ведун на зов не отреагировал. Сопение продолжалось в прежнем ключе.
  
  - Наставник! - уже во весь голос заорал Заморыш.
  
  - А! Что случилось? Чего кричишь? Совсем с ума сошёл, мальчишка. Нельзя сейчас нам шуметь. Никак нельзя.
  
  Заморыш удивился и встревожился больше прежнего: 'Почему это, интересно, мне нельзя кричать? Всегда было можно, а сейчас, вдруг, нельзя. И, почему мальчишка? Неужто, все мучения были напрасными?' - объяснил наставнику причину его побудки.
  
  - Оправиться захотел? - в голосе умнейшего в племени человека слышались изумление и растерянность. Будто он увидел пролетающего по небу зайца. - Так это сколько времени прошло? Неужели я...
  
  Речь Ведуна превратилась в неразборчивое и для чуткого заморышевого уха бормотание, послышалась возня и дупло залил яркий, для отвыкших от него глаз, нестерпимый, белый свет. Заморыш зажмурился и что там делал дальше наставник, не видел.
  
  - Надо же, и правда срок прошёл. О-хо-хо, старость не радость, проспал. Медленно, ох, как медленно, силы возвращаются, придётся, видимо...- речь Ведуна опять превратилась в невнятное бормотание себе под нос.
  
  Заморыш, прикрыв от света глаза рукой, смог из приоткрыть. Ведун копался в какой-то торбе, потихоньку разговаривая сам с собой. Чего с ним раньше никогда, на памяти Заморыша, не случалось. О причине своей побудки, кажись, он уже забыл. Что, тоже, для него прежнего, было удивительно. Парень отметил эти изменения, но обдумывать их решил позже. В связи с куда более насущной потребностью.
  
  - Наставник!!! Ты, что, совсем замучить меня решил? Или, может, здесь можно оправляться прямо на пол?
  
  - Цыц! Сказал же, нельзя нам шуметь. Совсем нельзя. Голова от мыслей раскалывается, вот и забыл про тебя. Я тебе покажу, на пол. Вон, видишь бочонок с крышкой, туда и оправляйся. А я нам подкрепиться приготовлю. Нам обоим сейчас силы понадобятся. Ох, как понадобятся, где бы их набраться...
  
  Пока дед, по внешнему виду - точно, дед, выкладывал из сундучка на ровно, параллельно земле на уровне бёдер Заморыша срезанный, выступ из дерева кулёчки, свёрточки и туески, он успел не только оправиться, но и вычистить свой нос. О чём тут же пожалел. Потому как унюхал своим чутким нюхом, насколько сильно и гадостно то него самого воняет. Преотвратно. И, хотя в желудке парня засосало со страшной силой от одного упоминания о необходимости подкрепиться, ещё больше ему захотелось вымыться. О чём он наставнику и сказал.
  
  Вопреки опасениям, Ведун на эту просьбу не заругался, а, глянув на него своим внимательным, цепким, прежним, взглядом, улыбнулся.
  
  - Молодец, что чистоту выше желания поесть ставишь. Помыться здесь, сам видишь, негде. Но грязь с тела убрать можно и нужно. И тебе, и мне.
  
  После обтирания влажными губками, смоченными не водой, а чем-то пахнущим травами, Заморыш наконец-то сменил штаны, вонявшие выгребной ямой даже из дальнего угла. Впрочем, в дупле, пусть и большом, понятие 'дальность' - штука относительная. Пришлось смириться с этим запахом. Благо, ждавшие его еда и питьё, здорово улучшали настроение, ещё до их принятия внутрь.
  
  'Странное дело, кулёчков, пакетиков и узелков с туесками, Ведун достал, вроде бы, много, а закончились еда и питьё очень быстро. Ещё более странно то, что есть больше, кажется, и не хочется. А до еды казалось, что могу поросёнка целиком съесть и ведро воды выпить'.
  
  - Ну, вот, подкрепились, теперь можно... - начавший было говорить Ведун вдруг умолк. Будто забыл, что хотел сказать. Или, не знал, как точнее выразить свою мысль. Заморыш, невольно, ожидая продолжения, вгляделся в лицо наставника и обнаружил, что сон и еда здорово пошли ему на пользу. Ведун явно помолодел, по сравнению с вчерашним днём, точнее, ночью. Хоть и не полностью. Вернуться в доиспытательные времёна ему, пока, не удалось. Выглядел он и теперь стариком, но не таким древним, как при снятии Заморыша с дерева.
  
  - Н-да... значит, можно, и даже, нужно нам с тобой поговорить. Видишь ли, пока ты проходил Испытание, у нас случилось... случилась... беда. Большая беда. Страшная, можно сказать. Катастрофа.
  
  На Заморыша мнущийся, сомневающийся, не знающий, как выразить свою мысль Ведун, произвёл очень тягостное впечатление. В племени ходило множество рассказов и баек про его наставника, порой совершенно неправдоподобных, но нерешительным, его не описывали ни в одной из них.
  
  'Значит, случилось действительно что-то страшное, если невозмутимый всегда Ведун ведёт себя так... странно. Уж, не с мамой ли что случилось?' - сердце парня дало сбой и сжалось в предчувствии плохой новости.
  
  - В общем, нет больше нашего племени. То есть, почти нет. Или...
  
  - То есть, как это, нет племени? - прервал наставника ошарашенный Заморыш. - А куда оно делось? Как это, почти нет? Ничего не понимаю.
  
  Ведун тяжело вздохнул, как-то жалостливо глядя на Заморыша.
  
  - Да я и сам только этой ночью всё узнал и понял. Н-да... слишком поздно. Демоны проклятые, слишком поздно! По крайней мере, для моего вмешательства. Лежат все в зачарованном сне, мороком накрытые и ничего я сделать для их спасения не могу.
  
  - Каким, таким, мороком? А мама и папа? И где, лежат? - у Заморыша забрезжила надежда, что Ведун, обожравшись своих грибочков, сошёл с ума.
  
  - А вот твои родители... и сестрёнки... тоже... они не под мороком. Убитые они. Совсем. Родственничек твой постарался, мёрзнуть ему в нижнем мире до скончания веков. Он всё и затеял. Власти захотел.
  
  'Мама и папа... мёртвые? Да старик точно с ума сошёл! Их охраняли лучше, чем кого бы то ни было! А уж сестрёнок сопливых убивать... Дядька, конечно, сволочь, но пачкать руки убийством маленьких девочек...'
  
  - Постой, постой, как убитые? А стража?
  
  - Стража Вратиславу помешать никак не могла, потому, что валялась, да и сейчас валяется, заколдованная.
  
  - Да кем, заколдованная? Дядька ведь не колдун!
  
  - Не колдун, да. Чтоб ему... Да, вот, исхитрился. Не сам, конечно, с помощью злого демона, которому, оказывается, земля внутри кольцевых гор принадлежит. Вот... договорились они как-то. Уж не знаю, как.
  
  - Как, земля принадлежит? 'Какой демон? Как мы могли не один здесь жить и не знать, что живём на земле какого-то демона? Точно Ведун умом повредился. Может, из-за грибочков своих, может, от внезапного постарения... - поверить в гибель всей своей семьи, вот так, сразу, парень не мог и, наверное, поэтому, легко переключился на другую тему. - А как же наша богиня-покровительница, Макошь? Она то куда смотрела?
  
  - Ааа... Макошь, ба... - махнул явно расстроенный Ведун, проглотив характеристику богини. - Отреклась она от нас, лужан. Обиделась на нас. За протащенные тайком и в этот мир запретные знания, что мы против полкан использовали. Вздор... эх... даже не предупредила никого об этом демоне. Чтоб...
  
  'Точно с ума сошёл. Как мы все могли не знать, что богиня от нас отректись? Определённо он не в себе'.
  
  - А я, старый дурак, - продолжил Ведун, после небольшой паузы, - всё гадал, кто ж Вратислава от покушений прикрывает, жизнь ему спасает. Ни одна тварь ни в верхнем, ни в нижнем мире прямо не отвечала. Всё намёками отделывались, а мелочь, пожалуй, и сама не знала. Вот и выявилось: демон. Да не из последних, такие, бывает, и богами становятся. Да, может, он раньше и был богом.
  
  Заморышу сразу вспомнились сны. Или видения? Ну, в общем, где он жуктоватого монстра видел. Один раз, последний, вместе с дядей.
  
  - Наставник, скажи, а этот демон не... - описать неведомое и необычное чудище оказалось не так-то и легко, Заморыш задумался, подбирая слова. - Ну... не такое... с мешкообразным туловом величиной в две зубриные туши, огромными, в большой поднос глазищами, страшнючими, аж жуть, и целой кучей рук впереди, гибких-гибких. А посреди них здоровенный клюв, навроде филинова, но на-амного больше. И без ног совсем, но, если захочет, летать умеет.
  
  - Постой-ка, а ты то откуда знаешь, как он выглядит?
  
  Заморыш объяснил. Заодно напомнил, что о своём сне, во время болезни после купания в проруби, он уже рассказывал. А о втором рассказать никак не мог, потому, как видел его недавно.
  
  - Не сны это были. Видения. Видение - не сон. Не иначе, как кем-то из богов насланные. Я вот, только сегодня удостоился об этом демоне узнать. Видно, кто-то из богов тебе покровительствует. Иначе и ты лёг бы, как всё племя, в зачарованный сон. Они, гады ползучие, заколдовали всех кто спит и всех, кто бодрствует. Только мы с тобой, вот, не поддались. Ты на Священном дереве насланные богами видения смотрел, а я по верхнему миру путешествовал, как раз по поводу странностей с Вратиславом.
  
  - Так, может... и ещё кто-нибудь, остался не зачарованным?
  
  - Может. И да помогут ему боги избежать глаз демоновых ищеек. Впрочем, обычные наши одноплеменники их не интересуют. Они тебя ищут.
  
  - Почему меня? - сообщение о таком интересе к своей особе Заморыша не порадовало даже в его нынешнем, ошарашенном состоянии. - А может, тебя?
  
  - Не-ет, я им сейчас совсем не интересен. Хотя, конечно, поймай меня Вратислав, живым мне не уйти. Моего отказа помогать ему он мне не простит. Дело в том, что по божественным законам, договор о перемене небесного покровителя может заключать либо совет племени, либо его вождь. Совет, сам понимаешь, с бухты-барахты на такое не пойдёт, да и трудно заключать добровольно, договор, валясь бревном заколдованным.
  
  - Как, бревном?! Их, что, в брёвна превратили?
  
  - Да нет, это я так, иносказательно. Все лежат в обычном виде, будто крепко спят. И только ты можешь им помочь. Спасти от этого проклятого демона. Ты меня не дослушал. Я ведь сказал, что заключать договор о перемене покровителя может либо племенной совет, либо вождь.
  
  - Ну.
  
  - Не нукай, не запряг. А твой дядечка любимый, вождь?
  
  - Никакой он не любимый. И, действительно, он же не вождь и никогда вождём не был! Вождь - мой папа!
  
  - Был, к сожалению. Вот поэтому его, зачарованного, а заодно и твою маму, и сестричек, Вратислав и поубивал.
  
  - А может и они, не спали и не бодрствовали? - с надеждой посмотрел на наставника Заморыш. - Может, и они... или кто-нибудь из них... ещё живы?
  
  Ведун покачал головой. - Нет, к сожалению, нет. Ты сам сказал, что вождём Вратислав не был, возглавлял он только младшую дружину, да и то раньше. Зато он сын вождя, хоть и младший. Значит, если старший сын гибнет, со всей своей семьёй, младший может выступать как наследник. Только, вот...
  
  - Какой наследник? У нас вождь избирается!
  
  - Так боги судят не по нашим, а по своим законам. По ним, этим законам, он, если вся семья брата мертва, может выступать как наследник.
  
  Глупым или медленно соображающим Заморыш никогда не был. Но в последнюю пору на него свалилось столько всего разного, что ему потребовалось некоторое время, чтоб увидеть в сообщении Ведуна несообразность. Да и успокаивающее средство, подмешанное в еду, повышению сообразительности не способствовало.
  
  - Так я же, жив! Я же наследник папы! Я тоже, ведь, сын вождя, причём, старший.
  
  - Вот поэтому мы с тобой здесь и прячемся. Чтоб дожить до божьего суда, который будет сегодня вечером. Ты, действительно, имеешь больше прав быть наследником своего деда. Даже по их, божественным законам. Ох, представляю, и бесился твой дядечка, не найдя тебя в усадьбе отца. Слава всем богам, никто, кроме самых доверенных людей, не знал, что ты проходишь в эти дни посвящение.
  
  - Около полуночи вокруг меня летали мыши-кровососы. Они, разве, не доложили этому демону? Их, правда, какая-то сова потом прогнала.
  
  - Сова? Какая сова?
  
  - Не знаю. Не сплюшка и не филин. Не рассмотрел в темноте. А это важно?
  
  - Важно? Наверное. Я то думал... да бог с ней, этой божественной помощью. Пусть и демону о тебе на дереве доложили, да куда ты делся, он не догадается. Не знает он об этом убежище.
  
  - Как, так, не знает? Это же, ты сам говорил, его земля. И почему никто в племени не знал, что от нас Мокошь отреклась, а поселились мы на землях какого-то демона? Отвратного, надо сказать, демона и страшненького. У дяди точно с головой не в порядке, если связался с таким чудищем. И как это вообще может быть, вдруг, не с того, не с сего, менять небесного покровителя? Это что, прохудившийся башмак?
  
  - Тра-та-та, тра-та-та... Правильно говорят, что один дурак легко назадаёт столько вопросов, что и сотня мудрецов не ответит. Да нам спешить некуда, до вечера ещё далеко. Слушай внимательно и не перебивай.
  
  Вопреки только что сказанным словам, Ведун замолчал, видимо собираясь с мыслями, налил себе в глиняную кружку из кувшина что-то пахнущее мёдом и травами. Заморышу почему-то вспомнилось, что во время болезни поили чем-то с похожим запахом. Ведун, возможно, заметив, как парень шевелит ноздрями, возможно, и без всякой связи с этим, подвинул к себе пустую кружку Заморыша и налил питьё и ему. Оно и на вкус оказалось, действительно, очень похожим на то, лечебное.
  
  - И так, во-первых, кто тебе сказал, что никто в племени не знал, что Макошь от нас отреклась? Кому надо, все знали. А трезвонить всем и каждому, ясное дело, не стали. И так люди пострадали страшно, все кучу родни потеряли, родную землю оставили, от голода страдали... Не хватало их ещё и божьим гневом пугать. Меньше знаешь, спокойней спишь.
  
  Во-вторых, с демоном - дело тёмное. Есть у меня подозрение, что его появление и для многих богов - большая неожиданность. Вроде бы, до недавнего времени спал этот демон беспробудным сном, только потихоньку болью подпитывался. Чтоб ты знал, питается он именно болью. Звериной, древесной, рыбной, но больше всего по нраву ему боль разумных существ. А поблизости из разумных, никого кроме нас, людей, нет. Но, мучая, на дружбу с мучимыми он не рассчитывает. Вот нам и удалось, подлечив деревья в священной роще, уничтожив вредителей, вырвать этот участок из под его контроля.
  
  - И могучий демон ничего не заметил и не попробовал даже вам помешать? - удивился Заморыш, старавшийся внимательно вслушиваться в рассказ наставника, хотя в голове набатным звоном звучало: 'Мамы больше нет! Мамы больше нет...'
  
  - Разумное сомнение, - Ведун почесал бровь и подвигал губами - да, демон должен был бы почувствовать... Ха! Пожалуй, я знаю, почему он не отреагировал. В священной роще приносились жертвоприношения богам и гадания, в том числе на внутренностях животных. Так что боли отсюда шло к нему не меньше, а, скорее всего, даже больше, чем раньше. Молодец, умеешь думать. Так, бишь, о чем ты там ещё спрашивал? А, вспомнил, мыши-кровососы. Раз сова, не иначе, как посланная кем-то из богов, прогнала их до моего прихода, значит, они ничего, кроме тебя, висящего на дереве, не видели. Если кто явился в Священную рощу после того, как мы спрятались, порыскает тут, порыскает и убежит несолоно хлебавши.
  
  'Если все родные погибли, то мстить за них мне. Мамочка! Я отомщу. Обязательно отомщу. Мне только подрасти и воинских умений набраться надо. Сейчас мне его не одолеть, уж очень он здоров и опытен в бою. Лучший воин среди славов за все времена. Жизнь положу, но научусь драться лучше. Я стану лучшим'.
  
  - Чего пригорюнился? О погибших родных вспомнил? Беда, конечно, страшная, да сейчас у нас с тобой дело поважнее есть. - И, не дав возможности возразить вскинувшемуся от таких слов Заморышу, придавил его словами: - А о лежащих заколдованными одноплеменниках, забыл? Кто, кроме нас с тобой их спасать от власти демона питающегося болью будет? А?
  
  Заморыш вытаращился на Ведуна.
  
  'Это как он собирается демона жуткого и воина непобедимого одолеть? Ох, правильно мне подумалось, не в порядке у него что-то с головой. Ох, не в порядке. Хотя, с другой стороны, а куда денешься? Не попытаться спасти одноплеменников, отомстить за родных... лучше и не жить совсем'.
  
  - Твои родные уже в вирии (4*), мы ничем их судьбу изменить не можем. А за соплеменников, по всем законам, божеским и человеческим, мы должны жизнь, если надо, отдать. Вот с таким настроем надо идти на божий суд. Иначе, беда. Боги трусов и рохлей не любят. А твоего дядю можно обвинить в чём угодно, но не в трусости или нерешительности. Давай-ка помолчим, подумаем, что можно сказать богам, что бы они решили дело в нашу пользу. Есть у меня плохое предчувствие, что на предстоящем суде нам придётся нелегко.
  
  - А как же с переходом племени к поклонению демону? Если никто не захочет, так ведь и поклоняться не будет. Не захотят, и не будут!
  
  Ведун печально как-то посмотрел на Заморыша, вздохнул, и, с грустью, если не с отчаяньем ответил: - Да их спрашивать будет. Для того они в сон-морок погружены, не будь в этом мире других богов, кроме Мокоши, давно уже своего нового бога бы все славили. Не хочу губы пачкать его именем. А кто бы мороку-внушению не поддался, того бы принесли новому божеству в жертву.
  
  
  
   * * *
  
  
  
  - Чего надулся, как мышь на крупу? Даже не возмущаешься.
  
  - А чего возмущаться. Нет, видно, в мире справедливости. Если уж чуть ли не все светлые боги встали на сторону предателя, обрекли целое племя на муки мученические, то какой смыл возмущаться? Ни-ка-ко-го. Вот я и не возмущаюсь.
  
  - Так уж и прямо нет справедливости? Вон сколько богов нас поддержало. Ещё немного и развоплотили бы твоего дядечку, ахнуть бы не успел.
  
  - А... Какие боги нас поддержали, ты на это внимание обратил? Почти сплошь - тёмные. Или, сомнительные. Получается, мы все плохие, а предатель дядечка - хороший! - от возмущения Заморыш перешёл на крик и дал петуха, взвизгнув на последнем слове.
  
  - Тёмные, сомнительные... главное, боги. А тёмными или светлыми мы, люди, их обзываем. По тому, что можем от них получить. Жаль, конечно, что меньше половины. Но отсрочку-то нам выторговали? А светлые боги на нас обиделись за применение запретных знаний. Да досадить своим тёмным собратьям им, наверное, хотелось. Тёмным-то появление нового тёмного - совсем не в радость.
  
  - Но, наставник, как может светлая богиня отдавать своих подопечных, людей ей поклонявшихся, такому чудищу, как этот демон? Какая же она после этого, светлая? Да...
  
  - Цыц! Боги, особенно некоторые, очень не любят хулу на себя. И могут за неё жестоко наказать.
  
  - Подумаешь, наказать. Не боюсь я смерти. Всё равно, за четыре седьмицы, мне для поединка с дядей, ни сил, ни умения не набраться. А жить под этим демоном я сам не хочу. Да, даже, и не под демоном, но, зная, что всё племя попало к нему в рабство, а заправляет там предатель, убивший моих родных... не хочу. Так, что, не боюсь я божественного гнева.
  
  - Цыц, я сказал! Есть ещё у нас шанс его одолеть. Неверный, призрачный, можно сказать, но есть.
  
  - Какой шанс?! Ты что, всерьёз будешь утверждать, что я могу набраться сил и воинских умений для поединка с самым лучшим воином славов за всю их историю? А колдовство в поединке, за честностью которого будут наблюдать боги, не применишь.
  
  - И не нужно нам колдовство. Ну, почти не нужно. За четыре седьмицы научиться драться на мечах, оно, конечно, мудрено. Про силу мышц и не говорю. А вот за четыре года, пожалуй, можно попробовать. А?
  
  - При чём тут четыре года? В приговоре богов ведь ясно сказано, что поединок состоится через четыре седьмицы.
  
  - В том-то и фокус, поединок состоится через четыре седьмицы, а ты можешь за это время прожить четыре года, да не здесь, а в другом мире.
  
  - Каком другом мире? Откуда он возьмётся? Как я туда попаду? И кто меня там будет учить?
  
  - Пошли-ка ко мне, в мой лесной домик. Такие вещи на ходу трудно объяснить да рассказать. Сядем там рядком, да поговорим ладком.
  
  Услышав в устах наставника нехарактерные для него обороты речи, Заморыш поднял глаза и удивлённо захлопал ресницами, когда Ведун ему подмигнул.
  
  'С горя с ума сошёл? Да, нет, вроде бы. Взгляд ясный, и... бодрый. Может... действительно, шанс на победу есть?' - от такой мысли, у совсем было приунывшего парня, дало сбой сердце. Кратковременный, к счастью. 'А мигает, видно, потому, что не хочет говорить здесь. Но как можно превратить четыре седьмицы в четыре года? Да ещё без колдовства. Что-то тут не то.'
  
  Не смотря на сомнения, Заморыш послушно пошёл за наставником. В сильном душевном волнении, но уже не в мировой скорби, которой предавался ещё несколько минут назад.
  
  В доме Ведун, первым делом, тщательно закрыл дверь, зажёг много свечек, на взгляд парня, в явно излишнем количестве, затем достал пучок каких-то пахучих веток и начал обкуривать дымом всё помещение. Дым показался Заморышу не ядовитым, даже приятным для обоняния. От всех этих действий так и веяло колдовством, поэтому парень предпочёл помалкивать.
  
  Однако, неядовитым дым был не для всех. В углу под лавкой кто-то от него закашлял и завыл. Взбаламутив облачко, туда занесённое, этот кто-то попытался оттуда вырваться, да не успел. Ведун, вероятно ждавший чего-то подобного, взмахнул левой рукой и проткнул неведомое существо тонкой деревянной штуковиной. То ли щепкой, то ли спицей. Оно жалобно всхлипнуло и замолкло. Не сомневавшийся в исходе своего броска, Ведун продолжил поиск и обнаружил ещё двух невидимых, но уязвимых для дыма и его метательных палочек, существ. Одно возле окна, наглухо затворенного, второе у порога, закрытой же двери. Их постигла та же, что и первое, судя по всему, печальная участь.
  
  Не успокоившись на достигнутом, Ведун ещё раз обошёл всю комнату, но никаких существ в ней больше не обнаружил. Тогда он потушил, третий уже, веничек из душистых, нюхом Заморыша так и не опознанных, веток.
  
  - Теперь и поговорить можно. Без чужих ушей. Нам они сейчас, совсем не нужны.
  
  - А кто это был? Ну, те, кого ты поизничтожал.
  
  - Не суть важно. Мелочь мелкопакостная. На большой вред, сама по себе не способная, но опасная способностью подслушивать и подглядывать для своих хозяев. Первую, ясно дело, прислал хозяин этих мест, вторую, пожалуй, наша прежняя покровительница, а вот третью... сразу и не скажу.
  
  - Зачем Мокоши подслуха присылать? Она же от нас отказалась. Ты не ошибаешься?
  
  - Ну, печатей их хозяев на этой гадости, ясно дело, не стояло, но вряд ли я ошибаюсь. Отказаться-то, конечно, отказалась, да интереса не потеряла. Впрочем, ну их. У нас с тобой времени осталась мало, а обговорить надо многое.
  
  - Это как четыре седьмицы в четыре года превратить?
  
  - Да. Только, честно говоря, не в четыре, а только в три. Про четыре я нарочно там сказал. Если нас вздумают подстерегать, пусть караулят в другом месте.
  
  - Ничего не понял, какое...
  
  - Раз не понимаешь, то слушай своего наставника ВНИМАТЕЛЬНО. Не завтрашнюю рыбалку обсуждаем, о ВАЖНОМ, судьбоносном для всего племени деле, говорим!
  
  Заморыш послушно замолк. Однако, некоторое время, помолчал и Ведун. Хмурясь пожамкал губами, почесал ногтем висок, глядя куда-то внутрь себя. Потом посмотрел, очень серьёзно, на Заморыша. Глаза в глаза.
  
  - Понимаешь, мальчик... - Заморыш от этого обращения поморщился. 'Ну, вот, призывает спасать всё племя, как великого богатыря-поединщика, а обращается как к ребёнку маленькому...'
  
  - Не морщься, так получилось, что право зваться воином получишь не после испытания на священном дереве, а в священном круге. Если одолеешь в поединке ворога лютого. Не я это выдумал, боги приговорили. А вот как некоторых богов, нам враждебных, обмануть, мы с тобой сейчас поговорим.
  
  Ведун опять сделал паузу, нелегкое, видно, дело, обманывать богов.
  
  - Не зная того, в непростое место мы всем племенем забрались. Когда-то, давным-давно, сюда железная гора с неба упала, вместе с летевшим на ней демоном. Ну, какого демона он, этот проклятый демон, вздумал по небу летать, не знаю. Но, вот, от падения этой горы большая беда случилась. Да... очень большая. Такой ба-бах от столкновения этого случился, что воздушной волной всё живое от Железного хребта до Туманных гор изничтожило.
  
  - Как, всё живое? Всё-всё?
  
  - Ну, может, кто в норе или, овраге там, спрятавшись, уцелел, но почти все, большие и малые, звери и птицы, сгинули. Нда... А вокруг места падения кольцевые горы образовались. И такие страшные силы здесь высвободились, что само пространство прохудилось. Появились дыры, через которые можно в другие миры пролезть. Если знаешь где. А бывает, и нечаянно, значит... Помнишь, исчез в прошлом году шалопутный ...?
  
  - Как не помнить. Тогда, по весне, его жёны большой шум подняли, сколько людей его искало. И всё без толку. Под лёд, говорили, наверное, провалился, или, может, к демону на обед попал?
  
  - К демону, само собой, бедолаги попадали, но другие. Не ... А его занесло через дыру в другой мир. Где он, прожив там почти двадцать лет, сильно набедокурил и назад прибежал. Поймав под конец, стрелу в спину.
  
  - Постой, постой. Каких это, двадцать лет? Он же в прошлом году пропал. Откуда, двадцать лет?
  
  - Да в том-то и дело, что время в том мире много быстрее движется. У нас четыре седьмицы, у них три года. Даже немного больше трёх лет. Я попытался Барра расспросить про то, как это может быть, но ничего из его объяснений не понял. Здесь не обязательно знать, как это устроено. Важно знать, как пользоваться. В общем, живут там люди, такие же, как здесь. Зверьё, правда, частью такое, частью, совсем другое. Ну, да демон с ним, зверьём. Главное, за четыре седьмицы здесь, ты там проживёшь три года и сможешь и сил поднабраться, и мечом научиться махать.
  
  - Да кто же меня там будет учить бою на мечах? С какой стати?
  
  - Правильно мыслишь. Просто так, никто не будет. Да нам Барр решил помочь, спасибо ему великое. Он в твою пустую голову, знание ихнего языка вложит. И ещё, кое-чем тебя наделит, кой чему научит.
  
  'Таки не простил Барр Вратислава. Хорошая новость.'
  
  - А если дядечка не станет ждать божьего суда, перехватит нас возле твоего дома и задавит как слепых котят?
  
  - Этого можешь не опасаться. Ему его же новый хозяин не позволит. Его и так с большим трудом другие боги признали, а уж если он наплюёт на решение совета богов, ему здесь не жить. Развоплотить и бога можно. А одному против всех никому не выстоять.
  
  - А когда и как Барр меня учить их языку будет?
  
  - Скоро. Во сне, в смысле, ты будешь спать, а он, будет наполнять, твою пустую голову.
  
  - Ты чего дразнишься! Пустую голову, пустую голову... И совсем моя голова не пустая.
  
  - Не пустая, ладно. Сплошь цельная кость. Да не дёргайся, и я тоже волнуюсь, вот и шучу. Уж очень всё на тонкой ниточке повисло. Всё теперь от тебя будет зависеть. Помни об этом там. Неявка на бой равнозначна признанию поражения.
  
  - Да как же об этом можно забыть!
  
  - За три года, в другом мире, где и боги не ведают, что может случиться... всё может быть. Но людях ждущих твоей помощи, о погубленных родных, ты забывать не имеешь права. Ни в коем случае.
  
  - Да ты что! Д я... клянусь...
  
  - Лучше не клянись, а помни. А пока давай подкрепимся, потом есть некогда будет, а силы нам обоим понадобятся. Скоро сюда Барр явится.
  
  - Что, сам Барр и прямо сюда?
  
  - Да, сам Барр и прямо сюда. Вот на, ешь побыстрее.
  
  
  
   * * *
  
  
  
   В воду вошёл Заморыш. Мальчик, так и не получивший взрослое имя. Парень, единственный из всего его поколения, не знавший ещё женских ласк. Мужчина, бросивший вызов самому сильному из бойцов, родившихся когда-либо среди славов. Лужич, принявший на свои плечи бремя спасения своего племени. Человек, готовый поменять свою жизнь на жизнь родных и близких.
  
   На остров вышел Слав Лужич. Именно он и прошёл через портал в другой мир.
  
  
  
  
  
  нави* - Навь - царство мёртвых у славов.
  
  Вампиры** - Не имеют отношения к людям. Обычные кровососущие, точнее, кроволижущие млекопитающие, подобные существующим и в нашем мире. Что не делает их менее опасными для жизни их жертв.
  
  туесок*** - В племени умели делать и водонепроницаемую посуду из луба. поданный Ведуном был грубым подобием фляжки.
  
  Вирий (4*) - Рай.

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"