Захарченко Ирина Ивановна : другие произведения.

Белый Ангел с красным бантом

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Фея Красного Креста - славное создание! Кто подумает не так, тот ничуть не прав. Полной мерой ей даны ум и сострадание, И искусство волшебства, и Веселый нрав...

  Фея Красного Креста - славное создание!
  Кто подумает не так, тот ничуть не прав.
  Полной мерой ей даны ум и сострадание,
  И искусство волшебства, и Веселый нрав...
  
  Мое увлечение медициной пришло ко мне внезапно. Все началось со случая...
  
  Мне было 16 лет, и , как и все в этом возрасте, я считала, что могу все, ну абсолютно все! Стоит только захотеть- и мир ляжет у ног, прогнется, примет в свои объятья... Это чувство называется любовью- это я уже потом поняла, а тогда... А тогда я просто на спор пошла по парапету высокого моста - и упала в воду. Впрочем, можно сказать, что отделалась я легким испугом- подумаешь, сломанное плечо! Подумаешь, операция и гипс на полгода! Подумаешь!!!!
  
  В отделении было скучно, душно от запахов лекарств и той неуловимой нотки вселенской боли, которую тогда я просто учуяла щенячьим носом, запомнила, но не поняла... И еще- больница стояла на берегах Днепра...Ну скажите на милость, как тут не сбегАть в тихий час от простодушной нянечки Марь Алексевны, не пробираться украдкой вдоль забора и не плескаться потом вдоволь в прохладной ласковой воде??!!! Мы и пробирались... Мы- это я , еще одна девочка из отделения ожогов и паренек из травматологического с какой-то болезнью странной, королевской вроде...
  
  Мы состукивались и тихо линяли...
  
  Эх, древний Славутич! Ласковый, добрый, как любящий дед - и мудрый; игривый и веселый, как мальчишка. И такой же безрассудный... Мы хохотали, плескались, валялись на песке, просто бегали друг за дружкой. Солнце целовало наши спины и затылки, песок жег пятки, глаза слепли от прелестей мира- миллионы бриллиантов рассыпались тихими брызгами по гребням голубых волн...
  
  Алешка, наш травматологический друг, был самым веселым, самым прикольным- он знал кучу анекдотов, всегда рассказывал их с озорным блеском глаз и с неизменным юмором, он тАк заразительно смеялся, что невозможно было рядом с ним грустить...
  
  В отделение возвращались к полднику, чтоб попасть на глаза нянечке, получить от нее на орехи и умолить не рассказывать нашим родителям и врачам под соусом, что больше не будем...
  
  
  Так вот болелось и болелось, почти что романтично- так юность ведь! От романтики и щенячьего восторга распирало грудь...
  
  Только вот однажды не выстучала я Алешку... Никто не вышел на мой условный стук из мужской палаты.
  
  Впрочем, вру. Вышел доктор, посмотрел на меня- и ушел, ничего не сказав. Вышла медсестра- глянула, быстро поправила шапочку и убежала по делам, отведя глаза. Вышла нянечка, вытираясь рукавом,- и шикнула на нас, и так стоящих тихо. И вышла Алешкина мама с полной сумкой кое-как уложенных вещей..
  
  Это была его мама, но совсем старенькая, уставшая, безжизненная и плачущая... Черно-белая женщина на фоне моих разноцветных понятий о радости , добре,свете и мире.... Человек, потерявший нить жизни...
  
  В институте спустя годы мы многое учили, и вот запомнилось одно определение- "позвоночник- это мономерное наложение позвонков..." У Алешкиной мамы не было никакой мономерности- она была просто набор, человеческий конструктор, тело, из которого вынули душу...Выдернули нить...
  
  
  Алексей болел гемофилией. И умер от кровоизлияния в мозг. Умер в реанимации. Я видела его мертвым. И еще видела за ширмой мальчика лет четырех, погибающего после аварии- там нервно колдовали реаниматологи. Меня прогнали, как только заметили. А у дверей реанимации плакала мама этого маленького мальчишки, сбитого колесами автомобиля... Суетились сестры, поругивались врачи, щелкала аппаратура... А в распахнутом настежь окне сверкал Славутич....
  
  
  Только теперь, после многих лет жизни, изрядного опыта работы, благоприобретенного профессионального цинизма и полной устойчивости к действиям внешней среды, я понимаю- это был урок, который усваивать мне еще не один год.
  
  Если ты счастлив, если тебе сейчас хорошо- так береги это мгновение!
  
  Если тебе плохо, грустно, просто депрессия- знай, есть вот такие палаты, где все совсем хреново...
  
  Если ты - неудачник, то, скорее всего, ты просто эгоист и лентяй - потому что не может здоровый, активный, ходящий на своих ногах человек быть неудачником! Не имеет права!
  
  И если тебе судьба отвела кусочек любви- то люби на всю катушку, потому что это самое лучшее, что есть на свете, самое доброе и светлое чувство во всей вселенной! И оно постоянно и непроходяще, как искрящаяся вода Днепра.
  
  И никому и никогда не позволяй выдернуть из тебя нить жизни, потому что ты нужен, очень нужен кому-то на этой Земле. Твоя задача только ответить на вопрос- КОМУ...
  
  ****
  
  Я уже очень давно доктор. Это не профессия- это образ мысли...Это просто жизнь.
  
  *****
  
  Дежурства бывают простыми, но редко.
  Бывают непростыми и часто.
  А бывают круглоШуточными...Это когда несуразности просто падают на головы ни в чем не повинных врачей.
  Вот и сегодня, попивая горячий чай и слегка чертыхаясь, мой друг и коллега Володька- талантливый анестезиолог, между прочим, полночи вещает мне о наболевшем. Его бывшая жена выходит замуж за нашего врача по кличке Доктор Шанс. Это в том смысле, что "дадим больному шанс или будем лечить?"... И Володьке обидно- вот же стервь, его отвергла, развелась, а в этом герое местного фольклера нашла ведь что-то...
  А Володька, про между прочим, не кто-нибудь, а живая легенда- у него тоже кличка есть, но, в отличии от Шанса, вполне пристойная. Доктор Наф-Наф. Да-да, и не нужно ухмыляться. Именно Наф-Наф.
   Не Нуф-Нуф или Ниф-Ниф, а Наф-Наф.
  Потому что самый дальновидный. И потому что при эпидемии свинного гриппа лучше его никто больных не спасал- он суперудачливый и прозорливый оказался. И первый из недр интернета про тамифлю выудил, и первый перестал вводить гормоны...Пока наше министерство ковырялось в носу, пугалось собственной тени и спускало срочные директивы по ношению марлевых повязок ( на восемнадцати листах!), Доктор Наф-Наф разработал выстраданный на собственном опыте стандарт лечения постгриппозных пневмоний, между прочим, через полгода слово в слово продублированный нашим Минздравом. Только через полгода он нужен был уже как рыбке зонтик- сами до всего доперли, своей кровью...
  
  Но вопрос был не о том. Сидел Наф-Наф понурый, как свинка перед закланием и видно было, что очень ему охота что-то мне рассказать, но не пришло еще время...С трудом подавляю зевоту, потихоньку отщипываю от уже остывшего гуся, запиваю сон крепким кофе, и продолжаю слушать- что-то ведь гнетет коллегу, мучает. Выскажется, я его знаю! Наконец-то начал...
  
  -Вот ведь недооценивал я Шанса.Развел он меня сегодня на дежурстве...
  
  -Тебя, Наф-Наф??? да не поверю!
  
  -Ей Богу...Сам в шоке. Подходит утром и говорит : "Залетел я , Вовка, по-серьезному...Труп у меня в седьмой палате. Пневмония постгриппозная. Но ты же знаешь, что мне на разбор никак нельзя- очень я боюсь , что в отпуск и на свадьбу не отпустят... Выручай.Забери к себе в палату- скажи, что твой" ...
  
  -И ты- забрал???
  
  -Да...Ради Светки согласился..Свадьба ведь у нее с Шансом на носу..Но ведь не это главное. Кричу я медсестре- сегодня Танечка работает- иди , мол , ко мне, что-то скажу. Она подходит, я как дурак, на ушко ей шепчу- там, мол, у Шанса в палате труп, так вы его тихонечко ко мне переведите, а мне историю болезни- на стол. У Танечки глаза как блюдца стали, ошарашено смотрит на меня, но головой кивает.
  А потом, сама знаешь, какая запарка была- я на фамилию больного не глянул, лечение подкорректировал, реанимационное пособие за Шанса написал и историю болезни в морг оформил. Через минут пять меня заведующий вызывает- табло в мыле, глаза бешеные, рот перекошен- что же это ты, сволочь такая, живых пациентов в морг отправляешь??? Только потом я узрел, что у мужика этого фамилия такая жизнерадостная- Кадавер...Петр Аристархович Кадавер...Хорошо хоть до пациента волна не докатилась...
  
  Я откровенно захожусь от смеха и давлюсь кофе- такого поворота событий никто от Шанса действительно не ожидал- самого Наф-Нафа провести! Да как!!! Это же просто легенда...Это тебе не тапочки к полу приклеить, не рукава халата связать- это супер розыгрыш, это хит!Ай да Шанс, ай да сукин сын! Недооценивали мы его, однако!Неожиданно...
  
  Но тут Наф-Наф меня добивает окончательно...
  
  -Мало того, - понуро продолжает он, - что Кадавера чуть живьем не закопал, так и в операционной сегодня...Девочку с переломом гипсовали- после операции, четыре года малышке. "Ты,- говорит- доктор Айболит?". Да, девочка, - отвечаю с улыбкой и козу ей делаю, паршивке, чтоб не плакала. И знаешь, что эта маленькая ...пациентка произносит? Дети просто гениальные какие-то пошли, начитанные...
  -Тогда уходи! "Приходи ко мне лечиться и зайчонок, и волчица..." Ветеринар ты, тебе щеночков, зайчиков и поросяток лечить...Наф-Нафов всяких..
  Из операционной все просто уползали...Вот не везет мне сегодня!!! Вот и ты ржешь!!! Нет чтоб друга утешить...
  
  Какой уж тут утешить!Ржу, потихоньку сползая под стол... Ох, не умереть бы до утра, гусем подавившись.
  
  Кстати, до этих пор про ветеринара-Айболита как-то и не задумывалась...
  
  ***
   А вчера у Наф-Нафа из бульона сперли курицу.
  
  Сперли нагло, выронив- видно, горяча была птица синяя- прямо на пол, потом еще раз- на столик, и даже не вытерев следы. Трапезничали курицей у раковины, жадно отламывая ароматные кусочки и перекидывая их с руки на руку- чтоб остыли. Об этом красноречиво говорят жирные следы на раковине, на стене и на полу, а курицины косточки нахально белеют в ведре. Я даже примерно знаю, кто посмел покуситься, но молчу- два ретивых и вечно голодных оболтуса освободились из операционной раньше нас.
  
  Утром, когда лишеный женской опеки по причине развода Наф-Наф ставил эту курицу вариться, потешалось все отделение.
  -Чево это у вас так воняет?, - подозрительно спросила, поведя носом, санитарка Тамара. - Носки, чтоль , не меняли??!
  -Тамара!, - пафосно поднял палец вверх Наф-Наф, - Этот дивный аромат предвещает отныне начало новой жизни! Долой сухомятку! Прочь бутерброды и вреднейшую из всех пищ пищу- пиццу! Даешь здоровое питание! Супчик буду варить!
  Тамарка ошарашено уставилась на Наф-Нафа. Пожевала немного челюстями, посопела, побурчала что-то себе под нос и ушла.
  
  -Ребята, - растерянно обвел глазами ординаторскую заведующий, - что за фетер ощущает мой орган обояния? Чем это у вас пахнет, пардон за прямоту?
  -Лексей Лексеич, просто варим вот супчик...С курицей...
  Заведующий немного постоял в раздумьях- не разводят ли? Эти паразиты на все горазды...Но нет- паразиты, похоже, не врут- и впрямь супец затеяли. Невиданное доселе дело! Так их, невменяемых, и не поймешь- может, и вправду за здоровый образ жизни ратуют? Так, глядишь, и курить бросят, и кофе ведрами лакать...
  
  -Ого!, - это уже я. Как всегда, опоздала- пробки. Это классическая отговорка. На самом деле я- глухая сова, мне рано вставать как серпом по... нервам, - Это что у нас за банкет намечается? Днюха у кого-то, что ли?
  -Нет, - довольно тянет Наф-Наф, - это мы с тобой сегодня на дежурстве супчиком побалуемся...Рисовым..., - он мечтательно закатывает глаза, морщит носик и совсем становится похожим на поросеночка из детской сказки.
  
  Шанс ничего не говорит. Просто поднимает крышку кастрюли под ревнивым взором Наф-Нафа и ухмыляется. Конечно- смешно ему, это же он, паразит, у Володьки жену увел- теперь его супы и борщи трескает...
  
  И вот теперь Наф-Наф сидит на кресле с совершенно надутым видом и обиженно тянет из чашки опостылевший крепкий кофе.
  -И ведь что обидно, понимаешь, - голос Наф-Нафа даже дрожит, - я весь день мечтал о супе, и вот...Я бы поделился со всеми...
  
  Он очень обижен и напоминает мне меня саму в детстве -меня когда-то обделили медведем , причем на собственном дне рождения. Всех сфотографировали с большим игрушечным лохматым белым мишкой, а на мне кончилась пленка. Ревела я так, что слышали два соседних дома...Вот и Володька сейчас почти что ревет- а главное, как помочь? Где в больнице ночью взять свежую курицу???
  
  Потихоньку от него заказываю по телефону в ресторане неподалеку от нас ужин на двоих- дорого, но чего не сделаешь для лучшего друга!!!
  
  Дверь открывается и входит Тамарка. Ее рабочее время уже кончилось, поэтому странно, что она еще здесь.
  -Слыште, доктор,- смущенно начинает она, - я тут борщеца вам принесла...Правда, без курицы...А я со свининой варю. Попробуйте, не побрезгуйте уж...
  И умолкает. Наф-Наф краснеет, смущается сам, обнимает Тамарку и неловко целует в щечку. Зардевшаяся Тамара бурно отдирается от нападения и спасается бегством на родину- домой, к мужу, дочери-разведенке и трем внучатам.
  
  -Вот поди ж ты...,-смущенно открывает крышку кастрюльки Наф-Наф, - борщик....Ароматный.
  
  Мы не успеваем взять в руки ложки- дверь вновь открывается.
  
  -Владимир Иванович, - это два подозреваемых в жестоком съедении курицы шалопая,- мы вот тут вам супчик сварили...
  На стол ставится грязная- вся закопченная донельзя- общежитская кастрюля с жалким подобием мужского сиротского супа...Ах, гаденыши, совесть-то все-таки есть!
  -Да спасибо, ребятушки, - Наф-Наф готов расцеловать воришек.- А садитесь с нами!
  -Не-не!!!,- пятятся юные дарования, - Мы уже сытые. Мы домой, у нас ноги...
  Конечно, сытые! Целую курицу сожрать! Из-за спины Наф-Нафа показываю двоим из ларца, одинаковым с лица свой гневный кулак и дарю зверское выражение морды...Дверь захлопывается очень быстро....Ничего...Завтра я им их ноги-то и повыдергиваю...
  
  -Не помешаю?, - заведующего-то откуда черти среди ночи принесли???
  Заплывает величественно, как и положено по должности, и начинает разматывать что-то невозможно расписное, ароматное, аппетитное..
  -Это вам моя супруга передала. Правда, не суп, но и гусь с яблоками, я думаю, лишним не будет...Только посуду помойте, не оставляйте на Тамару! Я проверю!, - это уже в дверях, уплывая...Смотрим друг на друга с минуту молча, потом начинаем ржать...Вот уж поистине- не было бы счастья, да несчастье помогло! Пируй, голота! Наедайся и чувствуй себя как дома..
  
  -Ужин заказывали? Ели-ели ваши меня пропустили..., - лощенный официант стремительно выставляет на стол судочки с картошкой-фри, мясом по-королевски, салатами и мясной нарезкой...Пока Наф-Наф в недоумении все это изучает, быстро отдаю официанту половину своей зарплаты и спроваживаю за порог- чтоб без лишних расспросов...
  
  Когда утром Шанс, противно скривившись, ляпает перед Наф-Нафом поллитровую банку со Светкиным супом, сытый до истомы Володька только лениво отворачивает голову- нам с чужого стола не нужно, мы гордые! Пользуйтесь нашим, чего уж там!
  
  -Слушай, - говорит он мне сегодня по дороге домой, - а я завтра еще курочку возьму. Мне понравилось!
  
  ****
  
  Завтра приходит быстрее, чем мы бы хотели...
  
  Дежурство предстояло, судя по всем приметам, не простое.
  Еще утром, когда пили первый литр кофе, Наф-Наф рассыпал соль- и через несколько минут привезли троих тяжеленных пострадавших после аварии. Операционная празднично-стерильно засветилась бестеневыми лампами и надолго стала нашим местом для жизни и аудиторией для весьма нескромных выражений в адрес водителя машины, министерства здравоохранения, а иногда и друг друга...
  
  После обеда, когда только- только успели размыться и растянуться на мягких диванах, потягиваясь затекшими спинами, санитарка Тамара, вытирая пыль, разбила зеркало- через пару минут пришла санстанция...
  
  После ее ухода заведующего рвало на куски, как рисунок на британском флаге:
  -Нет, ты подумай! Инструменты надо обновить, видите ли! Да сам знаю! Ты мне деньги дай- я обновлю! И лампа кварцевая ему не такая! Какая нужна- он не знает, но эта, вишь, не та!!! Дармоеды!
  
  А, уже к вечеру, уходя домой, мальчишка-интерн пожелал нам счастливого дежурства.
  -Ну вот, -досадуя, запыхтел Наф-Наф, - все, можно сливать воду- смена пошла наперекосяк до самого утра...Черт бы его побрал с его счастьем на дежурстве! Сам, гаденыш, главное, домой пошел...Будет море всяких аварий...А помнишь ту аварию и ту бабушку?...
  
  Конечно же, помню. Как забыть такое?
  
  ****
  
  ...Женщине было за восемьдесят. И она была в коме. Эти обстоятельства очень удручали, так как свободных мест под аппаратами искусственного дыхания не было и Наф-Наф долго лаялся на приемном покое с неврологами, не желая забирать больную за собой. В конце концов победила дружба- из реанимации выкатили на долечивание уже пришедшего в сознание пациента, а бабушку вкатили под аппарат.
  Женщину сбила машина. Сбила - и уехала. И сколько пролежала она под дождем на холодном асфальте, рядом со своим покореженным велосипедом и разбросанными овощами, посреди ночной дороги- была военная тайна. Ее в последний момент увидел водитель легковушки и, поминая Бога-В душу-Мать, успел свернуть на обочину. Он же и вызвал "Скорую" и ГАИ, он же и сопровождал пострадавшую в больницу. Документов при женщине не было, да это и понятно- кто берет с собой на дачу паспорт?
  Таким образом, образовалась головная боль- больная была неизвестной, практически при смерти и без материальной помощи родственников, столь необходимой в таком случае. Кроме всего прочего, у нее не было переломов, гематом в голове и прочих оперируемых неприятностей, но был ушиб головного мозга и пневмония, что в таком далеко не юношеском возрасте звучит почти как приговор...
  А к утру в отделении вдруг появился ее муж- подтянутый, аккуратный, благообразный дедушка нашел ее просто чудом.
  -Я понял, - говорил он,- когда Лидушка не вернулась с дачи, что что-то случилось, и что-то очень нехорошее, потому что она обязательно бы позвонила. Я подумал, что ее, вероятно, сбила машина... И поехал прямо к вам- эта больница ведь самая ближняя к нашим дачам...Ах, ну почему я не поехал с ней?....
  Муж остался и стал ухаживать за больной, а она все лежала и лежала, не приходя в сознание и не подавая признаков осмысленной жизни... Он был неизменно корректен и вежлив, всегда чисто выбрит , аккуратно одет и ухаживал за больной безукоризненно. За время ее нахождения дотошные сестрички разузнали все о жизни этих двух стариков и, конечно же, рассказали и нам.
  Лида и Миша любили друг друга еще с института, понимали друг друга с полувзгляда, но мешало их счастью только одно- они были из разных слоев общества. Миша был из интеллигентов, из небогатых, но невероятно гордых польских дворян, успел даже поучиться в Пажеском Корпусе, а Лида- дочерью простого ремесленника, вечно нетрезвого и грязного. Это обстоятельство не останавливало молодых людей- и перед войной они поженились, несмотря на строгие увещевания Мишиной матери и поджатые губы деда.
  Войну они провели на фронтах- он в окопах, а она в медсанбате санитарочкой... Военная буря пощадила и его, и ее, но все же оставила свой след- у Лидочки, после простуд и изнурительной работы, не могло быть детей... Это обстоятельство угнетало семейную пару- и они взяли из детского дома мальчика- кареглазого и смышленого Андрюшу. А потом и девочку- Карину. Дети росли, родители работали, давали детворе образование, потом Андрюша познакомил их со своей невестой....
  Беда пришла внезапно. И Андрей, и Карина увлекались альпинизмом, вместе ходили в походы по горам, умели петь песни популярных тогда Высоцкого и Визбора, и вместе погибли под лавиной в Фанских горах... Как пережили это горе пожилые уже люди, дед не рассказывал, но смею думать, что нелегко. Они остались жить на этом свете, а их дети - лежать на кладбище под общей могильной для всех погибших тогда студентов плитой...
  -Вот вылечите мою Лидушку- и я вас удивлю, - любил говаривать старик.
  Мало кто верил в успех лечения, только искренняя вера пожилого человека и чувство долга заставляли делать все, что необходимо, чтоб Лидушка поднялась или хотя бы открыла глаза. Муж подолгу просиживал у ее постели, показывал ей, ничего не видящей и не слышащей, фотографии детей, рассказывал маленькие тайны своей обычной жизни- о проказах усыновленного им котенка, о ее цветах на подоконнике, о том, какой вкусный супчик сегодня у него получился... Он приносил ей ее любимое мороженное, рассказывал, как долго его искал, как нес аккуратно, чтоб не растаяло, как покупал- а потом отдавал это мороженное девчонкам- медсестрам. Он приносил ей новые вещи, которые, по его мнению, очень бы ей шли, часами рассказывал о том, что сегодня дают в театре и даже вполголоса напевал арии из опер или оперетт...
  Отделение всерьез опасалось, что старик слетел с катушек.
  Ему пытались говорить, что Лидушка вряд ли выздоровеет, но он только упрямо мотал головой и продолжал надеяться и верить.
  И вот в один из дней этот железный старик стал сдавать. Он подошел к жене, взял ее за руку и заплакал.
  - Не уходи... Мне без тебя не прожить и двух дней...
  Лидушкины ресницы вдруг вздрогнули, потом приоткрылись глаза, и сухим, надтреснувшим голосом она произнесла:
  -Не уйду, любимый...
  Мы выписали Лидушку через месяц домой и , забирая ее, еще слабенькую и на каталке, старик таки всех удивил- он появился во фраке, подтянутый и гордый, с цветами в руках и молча,склонив голову, со слезами на глазах, положил эти цветы на стол ординаторской... А в ординаторской все встали...И я первый раз видела на глазах своего друга Наф-Нафа слезы. О чем он жалел? О своей потерянной любви? О неверной и коварной Светке? Или о чем-то еще?
  Что есть любовь? Кто же знает ответ на этот вопрос...
  
  ****
  
  А в ту несчастную, приметозависимую ночь, "Скорые" стояли в очереди на приемнике, а мы не отползали от операционных столов. Бабушки сменялись дедушками, дети- депутатами, а конца и края этому видно не было.
  
  ...Верзилу- депутата "Скорая" приперла ближе к утру. У депутатера на животе была кровавая полоска- любовница поцарапала ногтем, но в пьяном угаре огромного роста хорошо одетый дядька требовал, чтоб его осмотрел проФФесор))))
  Танечка, дежурившая уже пятый день подряд через сутки, позвонила в реанимацию и со вздохами и паузами стала пояснить только что вылезшему из операционной Наф-Нафу, какой серьезный и важный клиент хочет видеть профессора. Наф-Наф, пытающийся одновременно с разговором по телефону вскипятить себе кофе, благополучно разлил этот кофе себе на бахилы, грязно выругался в сторону от трубки, а в трубку прорычал:
  -Брей этого зарезанного-зацарапанного, чтоб ему...Сейчас буду!
  
  И, поминая всех святых и не очень, нацепив на себя фонендоскоп и старый теплый халат , помчался, на ходу теряя тапки, в приемный покой.
  
  В это самое время на приемнике происходило нечто , отдаленно напоминающее сидение на Кушке- Танечка оборонялась, депутатер наступал.
  
  -Да я вас, - веско и четко, как умеют только пьяные люди, выговаривал слова слуга народа, рубя воздух кулаками , - Я вас научу, как народ лечить... Я тут всех разгоню! Все!!! С завтрашнего дня вы лично тут больше не работаете! Богадельня! Бардак!Нет, и эти люди говорят о демократии!!! Тьфу!!!
  
  Танечка, вжавшись в спинку стула, тупо глядела вперед себя. " А и ладно, - думалось неспешно и с непонятным облегчением, - и пусть уволят... Хоть высплюсь..."
  
  -Как же вам не стыдно!!!, - распалился еще больше депутат, - вы же давали Гиппократу????
  
  -Не, не давала, - механически ответила Танечка, начиная уже и заводиться. Сколько можно, на самом-то деле??? Давала- не давала, какая сейчас к черту разница?
  
  -А кому вы давали? , - взревел депутат, - Как так- не давали??? Что за ложные инсеннуации? Извольте сказать- кому давали???
  
  -Вам- не давала. И не дам..., - сдерзила Таня. И пожалела об этом, потому что глаза народного избранника вдруг налились кровью, вылезли из орбит и стали дико вращаться. Еще парализует дядечку, не дай Бог...
  
  -Да вы... Да я... Да вы знаете, что я сейчас...
  
  Вид разгневанного избранника был страшен и грозен неимоверно.Он вырос просто на глазах, он метал молнии, испепелял взглядом, глаголом жег сердца людей. Он был красив и грозен...
  
  Атмосфера приемника накалилась не на шутку.
  
  Затихла муха под потолком.
  
  Перестал стонать больной с прободной язвой.
  
  Все, кто не мог уползти, закрыли глаза.
  
  Все, кто мог и чувствовал себя лишним, уже тихо уползли.
  
  И очень-очень зря!
  
  Потому что то, что последовало далее, достойно кисти баталиста.
  
  Дверь лифта резко распахнулась, пропуская прекрасного, высокого, светловолосого почти юношу в хирургическом одеянии и неярким нимбом от лифтного фонаря над головой. Размеренной и плавной походкой красавец-исцелитель внушительно подошел к больному и сурово оглядел его чисто профессиональным взглядом карих бархатных глаз.
  - Что у вас? , - по-деловому звонко и четко спросил он.
  И больной, только что парящий в небесах достатка и понятий, тихо сдулся, сморщился, опал, и прошептал чуть слышно:
  - Спасибо, доктор, все в порядке.
  После этой фразы депутат спешно, можно сказать, в бегстве, под недоуменным взглядом эскулапа покинул приемный покой.
  А только тут Наф-Наф глянул-таки в зеркало.
  Из зеркала в слегка колеблющемся свете тусклой лампочки на него смотрел действительно высокий- метр девяносто- внушительного вида взлохмаченный хмурый мужчина, одетый в синий хирургический костюм с обильным количеством пятен крови на нем, в бахилы с коричневыми кляксами сомнительного происхождения, в когда-то синий поношенный байковый халат без пуговиц, но с лохматыми остатками завязок и толсто засученными рукавами- и с кипятильником вместо фонендоскопа на шее...
  
  " Где я его видел?" - подумал Наф-Наф об убежавшем больном...
  
  " Надо запомнить этого головореза...", - с некоторой долей страха попалам со смущением думал вдруг резко протрезвевший депутат...
  
  " Так где же все-таки я мог его видеть,,,", - мучился воспоминаниями мой друг...
  
  Впрочем, какая разница?
  
  "Задевая друг друга локтями,
  Мы неузнанные идем..."
  
  ****
  
  ...-Куда подались, Владимир Иванович???, - это операционная сестра Наф-Нафу...
  -Куда-куда...Памперсы выдавать в такие дни нужно! Или катетеры ставить врачам...
  
  К утру утихло. Наконец-то, надо сказать... Болят ноги, ноют спины, есть уже не хочется, а от кофе стучит в висках. Тихо бормочет что-то в углу телевизор, шипит закипающий чайник и целая гора Монблан из неписаных историй болезни ждет своего часа, белея девственными листками на фоне розового весеннего неба за окошком. Там хорошо- там воля...
  
  Дверь в ординаторскую тихонько открывается и в проеме показывается голова травматолога.
  -Ребята, -это он так со слезой в голосе, - понимаю, что вы сегодня здорово устали, но у меня сейчас все реаниматологи на операции, а мужик с переломом обеих рук- помогли бы, а? Дело плевое- я быстро закончу- шурупов накручу, и все...
  Идем...- куда мы денемся?
  
  Уже в операционной, пока налаживается доступ, больной рассказывает об обстоятельствах травмы...
  -Понимаете, иду после гулянки- ну, не совсем трезвый, конечно. Перед этим проклятым домом, где все случилось, кошка мне дорогу перебежала- а я ничего, пошел себе дальше. Даже через плечо не плюнул... И вдруг камешек в ботинок попал. Я за столб телеграфный обеими руками взялся и камешек тот пытаюсь из ботинка вытрясти, а он, подлец, не выпадает...От столба оторваться мне никакой возможности нет- я не совсем трезвый же...Трясу ногами сильнее. И вдруг из подъезда мужик с собачкой выходит- меня увидел, присел и с криком- "счас я помогу тебе, брат!" дровеняку из полисадника выломал и как саданет по руке! Я заматерился, конечно, но трясти ногой продолжаю- от боли только уже...Этот идиот по второй руке мне - хрясь! Он, видите ли, подумал, что меня током шибануло...Чип и Дейл хренов...Брат...Тамбовский волк тебе брат! А кошка эта драная- жена...
  
  Оперировали быстро и весело. Воля стучалась в окошко розовым рассветом, набухшими почками больничных тополей и засиявшмим как-то вмиг окнами дома напротив. Интересно, а жильцы этого дома подсматривают за нами в бинокли? Я бы подсматривала...Говорят, что увидеть утром трубочиста или врача- к удаче.
  
  Утром Наф-Наф задумчиво говорит:
  -Знаешь, что я вспомнил? Я, когда в ЗАГС шел, каблук сломал...
  -Зато Шансу, - отвечаю я,- когда он на аттестацию шел, птичка на плечо нагадила. Так исдавал экзамен засранцем...И не сдал! Примета...
  
  Вот что я вам скажу, люди добрые- приметы игнорировать не стоит.
  Верить в них нужно- жизнью проверено, сбываются..
  
  Вот опять- опять авария...Чертовы приметы!
  И чего им ночью дома не сидится!
  
  ****
  
  Беспрерывный зумер кардиомонитора...
  Ненавижу этот звук. Звук остановившегося сердца. Звук прервавшейся жизни.
  
  Визг восторга и радости темных сил- начало бала Смерти...
  
  Несколько минут назад еще была надежда- и ее хватали за кончик хвоста, ломая ногти, зубы и инстументы, пытаясь задержать. Но она, последняя надежда, все-таки ушла. Ушла вместе с неровным, истерическим писком монитора, превратив море адреналина в густую синюю безысходность. Вместе с миллиардом погибших нервных окончаний, с першащим горлом и мышечным напряжением. Ушла,оставив после себя беспорядок, осколки битого стекла под ногами и расбросанные кровавые тампоны.И головную боль. И боль в спине...
  
  И еще-тело человека, лежащего на столе в позе распятого Христа.
  
  Стоим с Наф-Нафом и молча курим. Говорить не хочется, да и о чем? Не принято об этом говорить сразу после...Кофе с коньяком да сигареты. И полная тишина на время... И ты, маленький врачик- интерн, помолчи тоже, будет еще время показать свои знания, не сейчас ...
  А еще лучше- иди пока отсюда...Подальше...
  
  Залиты кровью халаты и маски...
  Залита кровью снова душа...
  Белый и алый- знакомые краски.
  Снова над телом стоим, чуть дыша.
  
  Это потом- оправдание выпросишь
  Сам у себя, у коллег и у книг
  И, сигарету потухшую выбросишь,
  Выдохнув разом:"Ну что же, старик...
  Все, что могли...А ведь было неплохо,
  Даже надежда мелькнула ...Почти..."
  Это- потом. А пока на полвздоха
  Грудь отворилась-смотри и молчи.
  
  Смерть правит бал!
  И бессилие черное,
  ярость и слезы,
  Сомненья и страх- все провалилось,
  Как в пропасть бездонную.
  Груз непосильный на белых плечах.
  
  "Боже, зачем же мне эта профессия...
  Кухня и дети - для женских утех."
  Слезы и дрожь на губах не заметили-
  Слабость минутную стерла от всех.
  
  Что же поделать, коль лекарем выпало
  Землю мне бренную эту топтать...
  Видеть стрдания, видеть мучения,
  Ночью безвучно в подушку рыдать...
  
  Мальчик-интерн, что ты смотришь растеряно?
  Птенчик, впервые ты смерть увидал?
  Очень хочу, чтоб запомнил ты трепетно
  Этот безудержный, яростный бал!
  Я научу тебя драться отчаянно,
  все покажу, расскажу, но сейчас-
  молча постой, потопчись неприкаянно-
  Эта минута- укором для нас.
  
  Выбор свой сделали- тут мы бесценные.
  Тут наши мальчики, как сыновья...
  Скальпель, зажим, одеяния белые..
  Смерть, оглянись- МЫ погибель твоя!
  
  С каждой победой твоею- мы злее!
  Каждый твой бал нам звучит, как набат...
  Ты не ликуй- оглянись поскорее-
  Все наши мальчики рядом стоят!!!
  
  Ну уж нет- мы все равно будем жить!!! Назло ей, слепо выбирающей своих жертв, наперекор ее желаниям и радостям, вопреки ее требованиям. Назло вот этим непростым густо-сиреневым минутам... И воспоминаниям о теле человека, похожего на Христа на Голгофе, запечатленным в памяти каждого, кто дрался и проиграл...
  И я свято верю в то, что много, ох как много ее праздников не состоялось только благодаря тому, что рядом со мной сейчас стоит немного грустный и очень умный друг Наф-Наф, а позади нас топчется растерянный мальчишка- интерн.
  
  Иди сюда, юное дарование, рядом с нами тебе не будет так страшно...И не трепещи всем телом- к сожалению, бывает и так...Придет время- сам поймешь, а пока- на вот кофе, пей...Всему научим, всему, что знаем. Научим не бояться и ненавидеть. Драться и зализывать раны. Смотреть и видеть.
  
  И заставим полюбить.
  
  ****
  А можно ли полюбить страдания? Или боль? Или человеческую подлость?Наверное, проблематично...
  
  ...Ее привезла в нашу больницу "Скорая"- надо же было куда-то определить женщину с нарушением мозгового кровообращения. Она могла говорить, но предпочитала не рассказывать о себе, она все время плакала и молчала...Ее лечили из скудных запасов больницы, подкармливали из своих обедов, с ней общались и соседки по палате и персонал- она только плакала...И только почти через неделю начала рассказывать о себе- по крупицам, по чайной ложке, но рассказ ее был старшен своей простой жизненной правдой и великой человеческой несправедливостью...
  
  ...Девушку звали Эллочка и была она родом из предвоенных лет. Отца убило на войне, мать тянула ее, как могла, вытаскивала из нужды, давала образование. И умерла рано, сгорев от туберкулеза за несколько месяцев...Эллочку забрала к себе тетушка- старая дева с причудами, массой кошек, маленьким двухкомнатным домиком и неизменной вонючей папироской в зубах. Эллочка окончила медицинское училище и работала в одной из небольших, но очень уютных больничек в городе. Ей стукнуло уже 25, а женихов как-то не было, парни перебирали, девочки -подруги плакали, война оставила мало мужчин в их сравнительно небольшом городке... Эллочка не плакала- она знала, что ее обязательно ждет счастье и большой, уютный дом с тремя симпатичными ребятишками и горячо любящим мужем.
  
  Характер у нее был легкий, открытый, песни она пела замечательно и так же замечательно смеялась, громко и весело заражая всех вокруг своей молодостью и жизнелюбием. Смеяться она могла практически над любой шуткой, никогда не пребывала в плохом настроении и, как работница, тоже была незаменима и любима и сотрудниками, и больными. Главный врач даже предложил ей продолжить образование в институте, над этим вопросом Эллочка как раз и думала, штопая свое единственное платье в маленькой комнатушке на стареньком продавленном диванчике.
  
  -Поди-ка сюда, Элла!, - позвала ее тетушка.
  
  И поведала, честно глядя в глаза, что сегодня к ним зайдет мужчина, который согласен взять ее, Эллочку-бесприданницу, в жены... Это был гром среди ясного неба! Эллочка даже растерялась и перестала улыбаться, да что там улыбаться- она и слышала-то с трудом! А тетушка, попыхивая папироской, вещала о том, что ОН, конечно же, несколько старше, но зато при собственном доме!, у него есть двое детей, но ОН- имеет хорошую должность и всех обеспечит... При словах о детях Эллочка напряглась - а где же их мать?
  
  -Их мать ни нашла ничего более лучшего, чем умереть при родах второго ребенка. А и первому -то нет и трех лет...
  
  ОН появился ближе к обеду- нестарый еще, не очень полный, неулыбчивый и немного картавый... Он не принес цветов, зато появился с редкостным по тем временам подарком- с фильдеперсовыми чулками... Тетушка не поскупилась на стол, а на пир , посвященный Эллочкиной будущей свадьбе, собрались соседи, завели патефон, запели, заплясали, зажелали счастья молодым- стали праздновать. Эллочка исподтишка поглядывала на будущего мужа, он смотрел на нее- все как у людей...
  
  А на следующий день Эллочка увидела малышей... Два черноглазых мальчугана, старший- немного напуганный, младший- беззащитный и слабенький, навсегда пленили ее сердце.
  
  И она вышла замуж, попутно, по требованию мужа, уволившись с работы.
  
  Муж был неласков и немногословен, близость с ним не приносила Эллочке радости, но вот мальчики...Это было ее счастье! Она любила, лелеяла их, как своих, и, когда узнала, что беременна- невероятно обрадовалась! У ее мальчиков будет сестричка! Однако муж был другого мнения.
  
  -Летом едем на море... Ты что, хочешь там грибки обрыгивать? Не нужен нам пока этот ребенок.
  
  Эллочка поплакала, но сделала аборт. Неудачно. Детей она больше иметь не могла. Эта новость была убийственной, но пришедший проведывать Эллочку муж рассудил по-своему:
  
  - Вот и славно, нам уже хватит...
  
  Потом была просто жизнь. Дети росли, окончили школу, поступили учиться в институты. Они называли Эллочку мамой, очень любили, как ей казалось, ее, особенно младшенький- Мишенька. Боренька был больше похож на отца- более прагматичный, целеустремленный, мрачный, а вот Мишенька рос нежным, чувствительным и добрым мальчиком. Она старалась никогда не кричать на них, всегда помогать , понимать, объяснять, утешать после крутых разговоров с отцом...Она скрывала их шалости и превозносила из успехи- она жила своими мальчиками и их жизнями.
  
  Потом мальчики по очереди женились и родили детей- и это тоже было прекрасно, потому что это были ее, Эллочкины, внуки.
  
  Потом стало твориться что-то непонятное, но тоже, хоть с со вздохами и слезами, но принятое Эллочкой- ее старшенький, ее Боренька с семьей уехал на ПМЖ в Израиль. Ему там было хорошо, он там работал, зарабатывал деньги, они купили собственный дом, дети учились в школе- и это было главным для Эллочки. Мишенька тоже стал жить отдельно, заимел собственную квартиру, стал влиятельным и достойным человеком и часто навещал их с отцом.
  
  Возраст мужа брал свое- он начал понемногу болеть. Эллочка выхаживала его после сердечных приступов, потом и после инфаркта, потом- после инсульта... Она не жаловалась- понимала, что это просто жизнь и никуда не денешься от старости, от плохого характера, от раздраженного поведения человека, вынужденного проводить большую часть времени в постели. Она всегда и все понимала.
  
  Новость принес Миша, приехавший с супругой как-то внепланово и предложивший отцу перебраться жить в Израиль- мол, у них с Борисом состоялся серьезный разговор, возраст и болезни отца их тревожат, а медицина там ни в пример лучше, чем здешняя. Там отцу смогут более качественно и своевременно помогать, а тут дом нужно продать - нужны же деньги на перелет и обустройство поначалу.
  
  Так и порешили- продали дом, отказались от гражданства, отдали паспорта, купили билеты- и улетели.
  
  Страна Эллочку напугала- суетой, жарой, незнакомыми обычаями, непонятным говором. Квартирой, которую для них снял Боренька- не могли же все они жить у него в доме, там, на трех этажах, места и так маловато... А затем и смертью мужа... И словами Бориса:
  
  -Мы не можем тебя содержать, попытайся работать, МАМА...
  
  Эллочка было уже не молода- семьдесят два года, у нее были свои болезни, но она пыталась. Первая же попытка закончилась плачевно через две недели- она потеряла сознание от жары на остановке автобуса и ее отправили в больницу. Гневу Бориса не было предела- платить за лечение МАМЫ он не планировал и Эллочка как-то с трудом ,за свое пособие сама его оплатила.
  
  Но с тех пор затаила мысль- уехать, собрать деньги на поездку- и уехать домой, к Мишеньке, к ее любимому младшему сыну.
  
  Она так и сделала спустя полгода.
  
  Родная земля встретила ее неприветливо- было непривычно холодно, шел дождь, а у Эллочки не было теплых вещей. Но это было еще полбеды. Беда была в том, что ее в аэропорту никто не встретил- Миши среди встречающих не было. А у нее не было денег. Пожилая женщина с сумкой, в которой лежали несколько игрушек- для внуков, и пара сменного белья - для себя, растеряно стояла на остановке.
  
  Помощь пришла, откуда не ждали- помог наряд милиции. Расспросили женщину о сыне, позвонили по телефону, долго слушали и как-то очень аккуратно положили трубку...
  
  -Некуда тебе идти, мамаша, - пряча глаза, проговорил рыжий лейтенант, - Отказался твой сын тебя принять.
  
  Эллочка дальше не помнила практически ничего- она упала прямо на грязный пол отделения милиции...
  
  Все это- эту боль и этот невообразимо-трудный рассказ, было непросто переварить- не должно быть так, не бывает!!!Возможно, все не так уж и страшно?
   И тогда я решилась поговорить с ее сыном.
  
  Михаил Борисович появился у меня в кабинете с надменным выражением холеного лица, с животиком достаточно успешного человека, и с бегающим взглядом карих бесстыжих глаз. Он очень долго говорил...
  
  -Понимаете, - говорил он, - это женщина нам не мать. Она просто жена моего отца - не более...Я - очень занятой человек, я не последний человек в городе, у меня много работы, а жена моя, хоть и не работает, но обеспечить уход не может- сама болеет , у нее ишиаз... И то, что брат не смог ужиться с ЭТОЙ ЖЕНЩИНОЙ, говорит о ее вздорном характере и расточительной натуре. Короче, - мы тут с женой посоветовались и решили- оформляйте ее в дом престарелых, мы напишем все документы, которые нужно...
  
  Знаете, что хотелось сказать этому холеному борову? Хотелось выплюнуть в лицо так, как однажды уже сказал один мой коллега: "Сейчас сниму белый халат - и как в...бу тебя промеж глаз..."
  
  Я так не сказала.
  
  Я попросила его покинуть кабинет и не подала руку на прощание- и очень жалею о том, что не сказала.
  
  Элла Абрамовна каким-то образом узнала, что у меня находится ее Мишенька , и , чудом доползя к лифту, поехала на приемный покой. Она увидела только хвост от двигателя мишенькиного внедорожника- и закричала, страшно и надрывно, так, как люди вообще-то не кричат, так кричат только смертельно раненые звери...
  
  В ту ночь она пыталась повеситься в туалете неврологического отделения. Ее спасла девочка- медсестра, случайно забежавшая в тот же туалет...
  
  Мы не отдали ее в психбольницу. Отчасти оттого, что там не берут инсультных больных, отчасти - из жалости... Ее выхаживали все- и врачи, и санитарочки, и , особенно, медсестры. Они стали делиться с ней своими неприятностями, и , иногда ведь подобное лечится подобным,- и она оттаяла... Вначале просто реагировала на их россказни улыбкой или движением головы, потом стала давать советы, жалеть, утешать. И ожила, поднялась на ноги, стала ходить. Элла Абрамовна не стала просто нахлебницей или пациенткой. Пока оформлялись документы, а это немалый срок, учитывая то, что мы восстанавливали ей гражданство, получали паспорт, оформляли пенсию по возрасту, она стала помогать сестре-хозяйке штопать и гладить белье, ухаживала за тяжелыми больными, за БОМЖами, мыла полы, поливала цветы... А для девчонок- медсестер стала первой советчицей и почти подружкой - Матерью Терезой, как говорили они, чтоб вызвать у нее смущенную улыбку...
  
  Ее стали нанимать родственники тяжелых больных для ухода, а потом и вовсе один из врачей, арендующих кабинет в больнице, стал приплачивать ей за уборку..
  
  Она стала почти членом коллектива и почти оттаяла, и даже иногда в глазах у нее появлялось что-то от прежней Эллочки- хохотушки и плясуньи, но, если заглянуть глубже, в них жила пропасть, боль, огромная, почти вселенская обида и немой вопрос "За что?"...
  
  Перед ее отъездом в дом для ветеранов труда я зашла к ней попрощаться- и не смогла сдержать слез. Впрочем, плакали все, кто знал эту добрую, умную, нежную женщину. Я обняла ее и плакала о том, что вот уходит еще один хороший человек, из тех, кто понимает, как неоднозначна жизнь, из тех, с кем можно было помолчать или перекинуться парой слов- и мир в душе НА ЦЕЛЫЙ ДЕНЬ был обеспечен.. Я плакала от осознания ее незаслуженно горькой судьбы и от того, что и сама не всегда бываю сильной и защищенной, и иногда от этой беззащитности мы прячемся, уходим, сдерживая порывы, а вот не надо... А все, что имеешь, надо отдать, и только тогда будешь счастлив и найдешь в себе силы встать с колен при любом ударе судьбы...И, наверное, у добра не должно быть кулаков... Или должны? Не знаю, непросто все это...
  
  ****
  Но если у добра не будет кулаков, то кто же и каким образом поможет встать упавшему и исцелит страждущего?
  
  ...БОМЖа привезли совсем утром. Доставившая его бригада Скорой помощи возбужденно и в красках рассказывала, как вытягивали его из-под электровоза, как машинист ни за что не хотел опустить рога своей шайтан- арбы, и как они , бригада, вдвоем лезли под работающий электровоз, чтоб вытянуть полуживого человека, а машинист чуть не упал в обморок, когда увидел переломы...
  
  Звали его Константин. На окрик санитарки Тамарки -А ну, подними ж...!, он только виновато опустил взгляд и прошептал:
  
  -Прошу прощения, но я не в состоянии этого сделать... Простите...
  
  Как ни странно, нашу ничем и никем не обуздываемую Тамарку это остановило, и дальше она уже только сопела, но молча делала свое дело...
  
  У Константина было сломано бедро, плечевая кость и ключица. И он родился явно в рубашке, потому что ни один жизненноважный орган задет не был- целы были и легкие, и печень, и селезенка... Его прооперировали, загипсовали и отправили в палату- лечись, брат!
  
  Брат явно не хотел лечиться. Он не стонал, не плакал, не просил наркотиков- он медленно угасал. Это было понятно всем и обидно. Обидно за свой труд- надо же, сложили по кусочкам!, за отсутствие медикаментов, за природу-матушку, которой он явно сопротивлялся. Фамилию он назвал нездешнюю, кавказскую, непривычную для нашего простого языка- ее никто и не запомнил, звали в глаза Константином, за глаза- Кавказским БОМЖом...
  
  Однажды на обходе мне вдруг довелось поймать на себе его взгляд, и это было страшно- он смотрел так, как, наверное, смотрел на людей умирающий на кресте Иисус-мука и гордость, вера в себя и безверие, любовь и отчаяние- чего только не было в этом взгляде... Я вдруг подумала, как одиноко этому человеку среди чужих по крови, среди чужих обычаев, чужой речи и пищи... Почему вдруг вспомнилось именно о еде, я даже не знаю, но, вернувшись в ординаторскую, налила чашку крепкого кофе, положила пару пироженных, бутерброды и велела Тамаре все это ему отнести.
  
  -Вот еще, доктор, разбалуете их, быстро клич пойдет среди БОМЖей , что у нас кофеем потчуют, повалят потом гурьбой...,-ворчала санитарка, но угощение понесла.
  
  Вернулась она со слезами на глазах.
  
  -Знаете, никогда не видела, чтоб человек так радовалась кофею- аж задрожал весь, стал что-то говорить, потом ... руку мне поцеловал...
  
  Через время меня к нему позвали- и это было настораживающим, потому что раньше он никогда не просил врача.
  
  Константин поймал мой взгляд с порога и засветился - или это свет ламп коридора отразился в его слезах?...
  
  Он рассказал мне свою историю, плача и причитая гортанной, незнакомой речью. . Он не долго рассказывал- только факты, но факты эти были страшными...
  
  Жил он в Новом Афоне с матерью и стариком- отцом в стенах древнего монастыря. Да, там, в кельях старинного монастыря им давали квартиры. Его отец был небогат и украл мать еще совсем ребенком- как бы иначе он мог жениться, не имея денег на выкуп невесты? Родители матери прокляли ее и не знались с семьей дочки, хоть и жили в одном городе...
  
  Детей в семье было двое- Константин да еще старший брат, жили дружно, мать с почтением относилась к отцу, сыновья росли, взрослели... В городе было много курортников- и еще больше бандитов. Старший брат тоже заимел пистолет, стал пропадать в кафешках на набережной, постреливать в соседнем Гудауте- и однажды был убит в одной из таких перестрелок...
  
  Костя же рос послушным и мечтательным, хорошо учился, любил лазить по развалинам старой генуэзской крепости, по крутым горам, по многочисленным карстовым пещерам. Он писал стихи, совсем не дрался, не ухлестывал за девушками-курортницами, и все в округе решили, что он не от мира сего...
  
  Когда грянула война, отец долго не мог поверить, что нужно уехать- куда, зачем? Здесь его дом, его предки, их могилы, соседи, друзья... Они с матерью долго упрашивали отца и чуть не опоздали- за место на последнем отходящем из Афона теплоходе пришлось заплатить почти все, что имели...
  
  Их привезли в Сухуми, но и тут не было покоя, и тут была война... Война гнала людей все дальше и дальше от родных мест, и семья Константина тоже уехала- за серебряный пояс отца, за последнюю семейную реликвию...
  
  По дороге в Россию их бомбили и в этой бомбежке погибли и отец, и мать...
  
  Константин был еще ребенком- ему было тогда 16 лет, но он был уже сиротой без крова над головой и без копейки денег...
  
  Он не стал рассказывать подробности, сказал только, что был рабом на плантациях марихуаны, что сидел в тюрьме за преступление, которого не совершал, что бродяжничает уже два года... И вот, в какой-то момент, он не смог больше терпеть насмешек и нищеты, голода и грязи- и бросился под поезд... И спасать его не надо- у него нет будущего, нет жизни, он- оторванный листок, занесенный ветром в снежные края, и должен погибнуть.
  
  -Спасибо, доктор, - говорил он, - за кофе и внимание... Очень скучаю по нем...
  
  Я так и не поняла, за чем же больше он скучает...
  
  Я рассказала эту историю своим коллегам. Конструктивных предложений не последовало. Скепсиса же было достаточно...
  
  И только под утро Наф-Наф подал ценную идею:
  
  -У него же есть родственники по матери... А что, если их разыскать?
  
  Не буду утомлять долгим описание этих поисков, скажу только, что родственники нашлись.
  
  А вот сегодня в отделении появились старый, прямой как струна мужчина с надменным и холодным взглядом и маленькая женщина в черном... Они зашли в палату- и заплакали, запричитали, зарадовались и загрустили о своей такой нескладной и нелегкой жизни вместе с вновь обретенным внуком. Бабушка и дедушка забрали Костю, уже потихоньку ковыляющего на костылях, к себе в Краснодар, и, сколько не говорили с нами, столько и плакали, произнося слова признательности и благодарности за спасенного внука- единственного из уцелевших в их некогда многолюдном роду.
  
  А мне тогда думалось- все мы, люди, одинаково переносим боль и обиды, все мы, независимо от вероисповедания, языка, обычаев, пищи, любим своих детей, свою родину, свою семью, все мы- одного племени. И всем нам невозможно жить без корней, питающих наше естество и душу. Все мы разные, но ... Мы жители большой и уставшей от нас планеты по имени Земля. И помнить бы об этом...
  
  Вы спросите- а правдивы ли эти истории? И я отвечу с полной уверенностью- конечно!
  
  Просто больница- маленькая модель мира. Здесь возможно все- любовь, страх и зависть, недоумение и отчаяние. Здесь достаточно скепсиса и цинизма. Но тут, как нигде в другом месте мира, нервы нашей души обнажены беспощадно и бескомпромиссно. Здесь- квинтэссенция самой непонятной и бесценной вещи на Земле- жизни.
  Просто больница- маленькая модель мира....
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"